(Не) гладь оборотня против шерсти

С другой стороны, а чего я ещё хотел? Он ведь старой закалки мужик, можно сказать советской. И с какой стороны ни посмотри, традиционалист. Мастер на производстве. Да вскройся правда, его ж народ на заводе не поймёт. Хорош племянник – принёс позор на его седую голову.

Но выводы пока что рано делать какие-то. Ну хлопнулся в обморок от перевозбуда на мужика, ну бывают в жизни огорчения. Вообще, мало ли у кого на что встаёт? Кирыч рассказывал, что он до шестнадцати лет дрочил на бабкин старый ковёр на стене, потому что среди психоделических узоров смог разглядеть очертания женских титек. Короче, рано голову пеплом посыпать, надо вначале разобраться.

– Дядь, а ты чего в темноте сидишь? – осторожно спросил я.

Он вздрогнул от неожиданности. Ружьё выпало из рук и стукнуло прикладом о стол-книжку, стоящий у подоконника. У меня, мягко говоря, сжалось очко. Я сильнее натянул накрывавшую меня простыню, как будто она, в случае чего, могла спасти от дроби. Дядька обернулся и вгляделся в моё лицо. Его собственное же в свете луны казалось замученным в край.

– Эх, Никитич, – вздохнул он с горечью. – Что же ты наделал? Я же тебе говорил, выпей лекарство.

Его разочарованный тон мигом всколыхнул чувство вины внутри. Оно же в свою очередь спровоцировало желание защищаться и оправдываться, даже будучи не совсем уверенным, в чём именно меня обвиняют.

– Дядь, да всё не так, – выдерживая псевдо спокойствие, начал я. – Мало ли кто что сказал. Я даже сам ни в чём не уверен. И кстати, вода твоя мне никогда не помогала. Голова так и продолжала болеть, я просто тебя расстраивать не хотел, потому и не говорил ничего.

Дядька, не выпуская ружьё из рук, придвинул стул к дивану и сел напротив. В руке блеснуло что-то, что я вначале принял за нож. Последние остатки смелости покинули меня. Я приготовился молить о пощаде и клясться, что никогда и ни при каких обстоятельствах даже в мыслях ни на одного мужика не взгляну.

– Голова то может и болела, но вот такой херни не было, – дядь Валера поднёс руку к моему лицу, и я понял, что у него там не нож, а зеркало.

Наступил краткий миг облегчения, который длился, пока я не взглянул на своё отражение. Первое, на что я обратил внимание, это глаза: звериные, янтарно-жёлтые с красными и чёрными вкраплениями. Они смотрели на меня и моргали в такт мне. Их окружала короткая густая шерсть, лоснящаяся даже в скудном свете. Я не сразу осознал, что все эти особенности украшали теперь мою физиономию. И именно их имел в виду дядька, когда говорил о «такой херне». В довершение всего голову венчали острые вытянутые уши. Ещё не собачьи, но уже и не человечьи.

Я вскочил с места и побежал к большому зеркалу на шифоньере. Оглядел себя всего в потёмках и понял, почему дядька решил оставить свет выключенным. Моё тело изменилось – превратилось в уродливое смешение человеческих животных признаков. Лицо вытянулось, на коже то тут, то там клочьями торчала шерсть. Неподготовленное к таким выкрутасам эволюции сознание сразу стало искать возможное оправдание всему этому звездецу.

– Я что, с ума схожу, дядь? – спросил я, в отчаянии повернувшись к нему.

– Если бы, Никитка, если бы, – произнес он со слезами в голосе.

– Тогда что со мной такое на хрен происходит?! – завопил я.

– Ты оборотень, перевертыш, – ответил дядя Валера, и его слова звучали как приговор.

– Но как?.. – только и мог выговорить я.

Дядя некоторое время молчал, давая мне самому возможность осознать, где, когда и как произошёл тот поворотный момент, после которого я и моя жизнь изменились навсегда. То моё чудесное спасение из ледяной воды не было сном. Вот только спасителем моим был не пёс, а огромный чёрный оборотень, после укуса которого я сам стал таким. Все мои познания из полусказочных историй говорили, что ничего хорошего от этого ждать не стоит.

– Волки – зло, – подливал масла в огонь дядя. – Это из-за них погибли одиннадцать лет назад твои мама и папа.

– Но ведь волк спас меня, – возразил я, тщетно пытаясь защитить свою детскую фантазию, что поддерживала меня всё это время.

– Даже обернувшись волком, оборотни сохраняют часть человеческого разума. Если бы он хотел спасти тебя, не стал бы кусать, а обернулся бы человеком.

Я опустился на заваленные одеждой стул у шифоньера. Свыкнуться с новой реальностью было не просто. Да как это вообще можно было назвать реальностью?! Даже моя новообретенная нетрадиционная ориентация уже не казалась чем-то пугающим. Она хотя бы не была из области фантастики.

– Но ведь раньше я не… – прошептал я еле внятно.

– Настой аконита успешно подавлял волчьи инстинкты всё это время, – опустив взгляд, сказал дядя. – Твои мигрени и тошнота – это побочный эффект.

– Но почему ты скрывал?! – до последнего не желая мириться, я продолжал искать несостыковки в этой истории.

– Сначала я испугался. Не знал, что делать и как реагировать. Но аконит помогал, и в какой-то момент я даже начал думать, что ты полностью здоров.

Дядя замолчал. Я видел, как блестели его глаза в темноте. Сам я будто одеревенел от переизбытка эмоций: от его горечи и разочарования, от моих собственных страхов и растерянности. Будущее было у меня перед глазами, а теперь я не знал, что меня ждёт. Я не понимал, останусь ли таким уродом с клочьями шерсти, как сейчас, на всю жизнь или это пройдёт со временем. Много вопросов возникало в моей голове и угасало, так и не найдя ответа.

Сколько мы просидели так час или два, я не знал. Постепенно шум автомобилей за окнами стих. Я видел, что погода изменилась. Диск луны заволокли огромные тёмные облака и из них на землю крупными хлопьями повалил снег. Звонок в дверь заставил нас обоих забеспокоиться. Дядя Валера побежал к двери проверять, а я кинулся вновь к зеркалу. На полпути услышал голос Кира. Расстроенный.

– Это хорошо, что ты его проведать пришёл, – холодно сказал ему дядя Валера. – Но к нему пока нельзя.

Я взглянул в зеркало. Из отражения на меня смотрела моя обычная унылая моська. Я побежал включать свет, чтобы убедиться, что всё действительно прошло.

– Кир! Погоди, я сейчас всё решу! – крикнул я из комнаты, заметив, как дядя Валера выталкивает его за дверь.

– С ума сошёл?! – набросился на меня дядька, вернувшись в зал.

– Я уже в порядке, видишь? – я демонстративно обернулся вокруг своей оси.

Мне во что бы то ни стало нужно было убедить его впустить Кирыча. Потому что раз он пришёл так поздно, то скорее всего снова подрался с отчимом, и ему негде ночевать.

– А если ты вдруг опять обернёшься? – не унимался дядька. – Как ты можешь другана своего подвергать такому риску?

– Нормально всё будет, ты же сам говорил, что волки сохраняют часть разума, – ответил я, вернув ему его же аргумент.

Дядя Валера призадумался. Пошкрябал пятернёй седую голову.

– Ладно, только сперва выпей настой, – он принёс из кухни графин со стаканом.

При одном взгляде на них меня замутило, но делать было нечего. Вылакав стакан этого адского пойла, я кинулся на лестничную клетку. Кир сидел на подоконнике, ковыряя ногтем облупившуюся краску на стене.