Не грусти, Мари!
Шрифт:
– А я в спектакле не буду играть, совсем. Блин, а так хотелось!
– Да ты что! Изка за тебя?
– А при чем тут она?
– Просто. Больше ведь некому играть. Только я бы на ее месте отказался.
Я бы тоже отказалась, правда.
– Не переживай, Маш, – сказал парень. – Свет же клином не сошелся на этом спектакле, правда? Будут еще, поучаствуешь.
– Я так хотела на сцену выйти, – тоже шепчу я, чуть не всхлипывая, – всю жизнь мечтала! А в студию больше не пойду, раз Инесса так поступает. Это неправильно, Вить.
Витька поскреб затылок.
– У меня тоже засада, Мах, мне во вторник петь на концерте,
Я даже не знала, что Витька поет. На гитаре играет классно, мы на шашлыки ходили всей группой, я слышала. Любую мелодию на слух подбирал.
– Может, восстановится?
– Ага, жди. Ты домой?
– Да.
– Пошли, провожу.
Мы зашагали на остановку. Витька искоса на меня поглядывал, будто обдумывал что-то.
– Слушай, Маш, а будь другом, спой за меня?
– Да ты что! Тебе кроме кадыка ничего не повредили? Я гитару сроду в руках не держала!
– Сыграть я сыграю, не парься. Просто не хочу подводить никого, я же обещал выступить, еще в сентябре договорились. Споешь пару песен, ничего с тобой не будет. Голос у тебя хороший, я слышал.
– То у костра, там все хором поют.
Молчание.
– Ты серьезно?
Витька уверенно кивнул.
– А что петь?
– Ну, там военные песни будут в основном, но можно любые. Только шансон не катит, а попсу, я знаю, ты не любишь.
– Я и шансон не люблю, не думай.
– А чего любишь?
Я задумалась.
– Высоцкого и фолк.
– Не, давай без фолка, – поморщился Витька. – Из Высоцкого чего знаешь?
– Почти все, – без ложной скромности сказала я. У меня четыре диска, все заслушаны до дыр и выучены давно и прочно. – А у нас получится?
– А то ж! – уверенно ответил парень. – Двигаем ко мне, подберем песни.
– Две? Ты же сказал – пару?
– Ну…малость побольше, две несерьезно.
Я обрадовалась. Я на самом деле люблю петь, мама говорит, у меня есть слух. Только вот вокалом я никогда не занималась. Ладно, посмотрим. Все равно выйду на сцену, пусть Инесса утрется!
Позвонила Изка, я сбросила, мы как раз вошли к Витьке. Дверь открыла его мама, полная румяная женщина в переднике. Витька снял с плеча спортивную сумку.
– Мама, – прошептал Витя, – это Маша, наша староста, мы сейчас петь будем.
– Что с тобой, Вить?! – всполошилась та. – Что с горлом? Как петь?!
Витька бросил на меня умоляющий взгляд, объясни, мол.
– Эээ… Вите кадык помяли, но ничего страшного, скоро все будет в порядке, не волнуйтесь.
– Господи! Я говорила, бросай свою борьбу! Занимаешься музыкой и занимайся, бренчи себе на гитаре, а это дело до добра не доведет! Говорила, не езди на сборы! Да разве ты послушаешь? У всех дети, как дети…
– Понеслась, – улыбнулся Витек.
– Руки мойте! – крикнула с кухни его мама. – Ужин на столе!
А я только что поняла, до какой степени, оказывается, проголодалась, ела так, что аж за ушами трещало, правда, все было очень вкусно: и жареная картошка, и сосиски, и салат. На сладкое мы получили по куску шарлотки.
Потом мы пошли в Витькину комнату подбирать песни. Я оглядывалась по сторонам. Люблю, когда комната может рассказать о своем хозяине: кто он, чем живет, что любит, о чем мечтает… В моей комнате стеллаж с книгами достает потолок, на стенках фотки, в основном, мои и Изкины. А вот цветов на подоконнике нет, они у меня
вянут, забываю поливать. Да что цветы, у меня даже кактус не выжил, засох, я отдала его однокласснице выхаживать. У Витьки на стенках висели постеры старых рок-команд: «Алиса», «Ария», «Агата Кристи», грамоты, на полке было несколько кубков, я уважительно покосилась на них. На столе стоял столетник, напоминающий карликовое деревце. Он показался мне похожим на Витьку: сутуловатый, но мощный, крепкий, попробуй, сломай такого; простой, без изысков, но очень надежный и готовый подставить плечо, если потребуется.Витька пододвинул мне стул, располагайся, мол, а сам достал гитару. Осторожно подержал ее в руках, сдул пылинку.
– Чья? – спросила я, кивая на инструмент, – финская?
– Не, чешская. Шикарная, да?
– Красавица! – Согласилась я.
Гитара и впрямь была очень красивая: черно-красная с разводами, струны серебряные. Ее, само собой, Витька в поход не таскал, тогда у него была маленькая, переделанная из семиструнной.
– Чего петь будем? Подожди, где-то у меня был песенник Высоцкого… А, не, я его Михану отдал, ну это ладно, аккорды в Инете нарыть можно, так что выбирай, чего хочешь. Давай, может, военную для начала какую-нибудь? Про нейтральную полосу? Или «Он не вернулся из боя»?
– А «Воздушный бой» можешь? «Их восемь, нас двое, расклад перед боем не наш, но мы будем играть…»
– А дальше?
– «Серега, держись, нам не светит с тобою, но козыри надо равнять. Я этот небесный квадрат не покину, мне цифры сейчас не важны…» – пропела-проговорила я.
Гитара поддержала меня ровным, ритмичным боем, струны зазвучали в унисон голосу, не высоко и не низко, как будто Витька всю жизнь только тем и занимался, что мне аккомпанировал. Правда, через пару куплетов мы сбились, начали сначала.
Мне в хвост вышел «мессер», но вот задымил он
Надсадно завыли винты…
– Кажется, там бой другой, – сказал Витек. – Какой-то нестандартный, сейчас послушаем, – он открыл ноутбук, подсоединил модем.
– Кто пел? – заглянул в комнату Витин папа, высокий, тоже сутулый, в очках. – Здравствуйте, барышня. Это вы пели?
– Я. Меня Маша зовут. Можно на «ты».
– Приятно, а я Вячеслав Михайлович, отец этого оболтуса, – он кивнул на сына, тот улыбнулся. – Что, огреб по ушам?
– По шее, – прошептал Витька.
– Что, плохо? – спросила я.
– В смысле? – не понял Витькин папа.
– В смысле, песня.
– Нет, не плохо. Мне понравилось, только никогда не слышал, чтоб Высоцкого исполняла девушка. Обычно мужики стараются копировать его манеру, а ее нельзя копировать, в итоге получается ерунда. А почему такая песня? Почему не взяли что-то полегче? Шуточное?
– Мне эта нравится, – упрямо наклонила голову я, – да и Витьке подходит, я вместо него буду петь…наверное.
– Ну-ну, – Вячеслав Михайлович присел на кресло. – Послушать-то можно? Или мешаю?
– Да еще особо слушать нечего, – сказала я. – Мы только начали.
Странно, мы только начали, а я уже поняла: все получится. Совсем не так, как с проклятым этим танцем. Я вышла, услышала музыку и поняла: танцевать не буду, сразу стало тяжело на душе. Может, оттого, что я раньше не танцевала? Так я и не пела раньше, только для себя. А с другой стороны, Высоцкого с рок-н-роллом сравнивать, все равно что Пеле с Аршавиным.