Не ходи к гадалке, Лиззи!

— О, не всем дано по-понять искусство, — опустил глаза художник. — Это моя первая работа из цикла «Чувства». Но я писал её с особой любовью. — В его глазах промелькнула ностальгия.

— Лично мне из этого цикла больше всего нравится «тоска», — вставила миссис Хамель. — Когда смотрю на нее, сразу вспоминаю своего дорогого и счастливое время, когда мы были вместе.

— А над чем вы сейчас работает? — живо поинтересовалась Лиззи у художника.

— О, пока я н-не работаю. Ищу вдохновение и модель. Кстати, мисс Уоллис, а вы бы не хотели попробовать?

— рисовать? — ужаснулась Лиззи. К рисованию у нее был антиталант. Учителя в институте хватались за голову, когда девушка бралась за краски.

— По-позировать. У вас очень живые глаза. Знаете, есть люди, от которых сложно отвести взгляд, они вызывают эс-эстети-эстетическое наслаждение, но не более того. А есть те, на кого просто приятно смотреть. Вы относитесь ко вторым.

— Спасибо. — Ну, по крайней мере, он был честен и не стал петь оду красоте, которой особо не наблюдалось. — Но боюсь, мои родители и жених будут против.

— Же-жених? — брови художника взлетели ко лбу, и он с виноватым видом повернулся к тайлеру. — Простите, я не знал. Поверьте, все прилично. Я рисую только бю-бюст.

— Изображение бюста мисс Уоллис я бы не прочь повесить у себя дома. Правда, лучше нарисованный в традиционной манере, — с веселым видом сказал тайлер и даже не поморщился, когда острый носок туфли задел его по ноге, лишь подмигнул раскрасневшейся девушке. — Но вы ошиблись.

— Ошибся?

— Мистер Марино не жених Лизетте, — пояснила госпожа Хамель. — Она помолвлена с Остином Сандерсом, и, вынуждена признать, его матушка весьма строгих нравов.

— К-как жаль. Но это только под-подтверждает мои слова. На вас хочется смотреть, Лизетта. так, как смотрит мистер Ма-Марино. — Он с хитринкой бросил взгляд на гадальца.

— И как же я смотрю? — приподнял бровь тайлер.

— б-боюсь, если я скажу, это смутит присутствующих дам, — уклонился от ответа художник. — Мисс Уоллис, моё пред-предложение остаётся в силе, — добавил он.

— Соглашайся, — заговорщически шепнул Лиззи гадалец. — Уверен, твой бюст привлечет широкое внимание публики.

— По-моему, тебя это заботит больше, чем надо, — так же тихо ответила Лиззи.

тайлер потянулся за сыром, и пальцы словно невзначай коснулись её руки, вызвав самые противоречивые эмоции. Он злил, смущал, но Лиззи хотела ему нравиться, как никому другому. Ужаснее всего, что тайлер, меняющий любовниц как перчатки, догадывался об охвативших девушку переживаниях. От его улыбочки хотелось одновременно провалиться сквозь землю — или ещё раз сказать «спасибо» за понимание.

— Мистер Поул, пусть я не смогу стать для вас музой, но, возможно, вы не будете против интервью? Скажем, завтра пополудни? — повернулась Лиззи к художнику, лишь бы не смотреть на гадальца.

— Для вас я сво-свободен в любое вре-время, — улыбнулся Даниэль. — Если хотите, я покажу вам свои картины.

— Главное, не показывайте лишнего, — резко заметил тайлер и иронично добавил, поймав удивленные взгляды: — Как верно заметили, у мисс Уоллис строгая свекровь.

***

От миссис Хамель Лиззи ушла в приподнятом настроении. Во-первых, у неё была потрясающая новость про вдовье ожерелье, и девушка не сомневалась, что статья найдёт отклик, особенно среди ставшего популярным движения суфражисток. Во-вторых, её ждало эксклюзивное интервью. А там, глядишь, за двумя громкими статьями Макенна забудет о рaзоблачении гадательного салона!

Жаль, конечно, что повода увидеться с гадальцем у Лиззи больше не появлялось. Не напрашиваться же в больницу к роуз! тем более в последнее время там плотно обосновался Габриэль. брат будет не в восторге, если она продолжит заниматься расследованием.

В контору Лиззи влетела, полная вдохновения и с твёрдой уверенностью проработать до глубокого вечера, но вместо привычного оживленного гомона ее встретила гнетущая тишина. Коллеги отводили взгляд, не решаясь посмотреть на нее, а Нинель и вовсе сидела с покрасневшим носом. Плакала?

— Лизетта, зайди ко мне, — окликнула её Макенна, и Лиззи постаралась припомнить, где успела провиниться. Вроде нигде. Да и начальница выглядела скорее озадаченной, чем злой. — Сейчас зайди, — добавила она, прежде чем Лиззи подошла к своему столу.

— Удачи, — шепнула Нинель, и Лиззи заволновалась. Адам выглядел подозрительно довольным, а это явно было не к добру.

— Проходи. Садись, — Макенна указала ей на стул, и Лиззи примостилась напротив начальницы.

— О чем ты хотела поговорить? — осторожно уточнила Лиззи.

— ты наверняка знаешь, что содержание газеты требует немалых средств. В последнее время конкуренция растёт, нам нужно новое оборудование, чтобы выпускать газету быстрее и качественнее, но на замену уйдёт кругленькая сумма… Поэтому мы по возможности подключаем спонсоров.

— Я в курсе. Как раз была сегодня у госпожи Хамель. Кcтати…

— Лиззи, дослушай, пожалуйста. — Макенна так редко обращалась к ней по короткому имени, что девушка умолкла. — К нам сегодня приходила миссис Сандерс. Она предложила очень крупное пожертвование, но с одним условием. Поверь, мне непросто было принять такое решение…

— Я здесь больше не работаю? — с похолодевшим сердцем уточнила Лиззи.

— Мне жаль, — Макенна не стала отрицать или отводить взгляд. — Пойми, я не имею права отказываться от таких денег. К тому же ты все равно скоро выйдешь замуж, родишь детей, и тебе станет не до газеты. А мы потеряем и работника, и спонсора.

— Поняла.

Лиззи стиснула зубы, чтобы не разреветься. Она действительно понимала, почему Макенна так поступает. Вот только после подобных новостей она больше не собиралась становиться будущей госпожой Сандерс. Если уж свекровь до свадьбы решила контролировать каждый её шаг, то что же станет в семейной жизни? Нет, надо бежать, пока её не затянуло в это болото!

— Я пойду собирать вещи? — на выдохе процедила Лиззи.

— Попроси Нинель помочь, — с явным облегчением сказала Макенна. Похоже, боялась, что Лиззи закатит скандал. — И не волнуйся насчёт жалования, я заплачу тебе, как за полный месяц.

Деньги волновали Лиззи в последнюю очередь. Конечно, лишиться постоянного, пусть и небольшого дохода было обидно, но не критично. Гораздо сильнее душила злость и обида на собственное бессилие. А ещё на Макенну, променявшую год их сотрудничества на новый печатный станок.