Не измени себе

— Дроздов. Борис Андреевич Дроздов,— смущенно представился он.

— До Андреевича вам пока что далековато. С работой, конечно, не устроились, как я понимаю?

— Все бегаю…

— Так я и знала. Трудно сейчас… Вы оба без работы?

— Нет, я один. Приятелю моему дядя место нашел.

— И живете сейчас один?

— Да, снял комнату.

— Понятно… Ну, да ладно, не вешайте носа. Вот что сделайте. Отправляйтесь на станкостроительный. Там на­род дружный, молодежь любят. Разыщите Разумнова. Он кадрами ведает. У вас есть какая-нибудь специальность?

— Я слесарь. Год работал на Урале.

— Отлично. Сейчас же ступайте. Я уже неделю назад разговаривала с Разумновым… Он любит возиться с моло­дежью. Если возьмет, будете довольны.

— А как его зовут?

— Константин Арефьевич.

– А кто вы, если спросит?

Осетрова рассмеялась.

— Не волнуйтесь, не спросит. Я — комсомольский ра­ботник. И мне бы очень хотелось, Борис, чтобы вы не ду­мали, будто все у нас в Москве такие же, как родственни­ки вашего приятеля. Поняли? Есть и другие москвичи. На них Москва держится.

Почему-то при этих словах, как живая, представилась ему та голенастая черноглазая девчонка. Неужто она все еще орудует на вокзале? Как ни странно, до этого разго­вора он ни разу не вспомнил о пей.

4

Июль выдался на редкость жарким. Мостовые раска­лились. Жгло даже через подошву. Может быть, и потому еще жгло, что сандалеты у Бориса уже на ладан дышали…

Не без страха подходил Борис к заводу. Большой кра­сивый корпус с застекленной галереей. Как раз в том кор­пусе и находился отдел кадров. Там же разместился и ме­ханический цех. Отгадать было не сложно: еще издали Бо­рис услышал волнующий гул работающих станков.

Может быть, и храбрее чувствовал бы себя Борис, не будь у него синяка под глазом. Черт знает за кого могут его принять из-за этой нелепой случайности. Ну да что по­делаешь!

Тихонько постучал в окошко, над которым красовалась надпись: «Отдел кадров». Оно не сразу открылось. Но вот показалось красивое, не очень молодое женское лицо. Из приветливого оно вдруг стало суровым.

— Слушаю вас, молодой человек.

— Извините… Я в отношении работы…— каким-то не своим, деревянным голосом пробормотал Борис.

— У вас направление из биржи?

— Да… То есть нет, позвонить должны,— растерялся Борис.

Красивое лицо исказилось гневом.

— Вы что, молодой человек, правил не знаете? Прини­маем на работу только по направлению биржи труда.— Гу­бы ее презрительно скривились.— Драться, как я вижу, вы успели научиться, а вот правил соблюдать не желаете.— И окошко резко захлопнулось.

Тыльной стороной руки Борис смахнул пот со лба. Чер­това мамзель, даже вопрос задать о Разумнове не дала.

Кто-то вдруг хлопнул сзади Бориса по плечу. Он обер­нулся и… отпрянул, удивленный. Тот самый парень, кото­рый поставил ему синяк под глазом, стоял рядом и от удо­вольствия растягивал в улыбке рот до ушей.

— Вот так встреча, а мы тебя уж и не чаяли увидеть!

Но Борису было не до улыбок.

— По вашей милости от ворот поворот получаю,— буркнул он и, отвернувшись, направился к выходу.

— Да ты постой, чудак-человек,— всполошился парень, хватая за руку Бориса.— Я же извинился… С кем не бы­вает?.. Лучше толком расскажи, что тут произошло?

Борис неохотно рассказал о случившемся.

Слова его произвели неожиданное впечатление на со­беседника. Глаза Сергея зло сощурились, он погрозил сжа­тым кулаком окошку и громко сказал, явно в расчете на то, чтобы его услышали:

— Эта мамзель кое у кого из наших в печенках сидит. Законница…— Он замолчал, над чем-то размышляя.— Ты вот что, браток. Кадрами ведает не эта Аделина Макароновна, а большевик Разумнов. Может, слыхал о таком? Айда к нему…

Начальник отдела кадров Константин Арефьевич Ра­зумнов, мужчина лет тридцати трех, с округлым лицом и щеточкой аккуратных черных усов, участливо осведо­мился: почему так долго Борис не давал о себе знать? Сек­ретарь райкома комсомола Клавдия Ивановна Осетрова еще неделю назад звонила о двух уральцах.

— Видите ли…— Борис замялся.— Хотелось проявить самостоятельность —меня ведь никто не знает. Может, я обормот или за длинным рублем в Москву…

— Ах, вот оно что! — Разумнов насмешливо улыбнул­ся.— Щепетильность и гордость — это все похвально, ко­нечно… Но нужно знать Осетрову… Глаз у нее наметан­ный. Пока что ни разу не ошиблась. Человек она особой закалки. Всего лет на пять постарше вас… Но опыта у нее поднакопилось порядочно. С беспризорниками возилась много лет. Так-то, Дроздов.

Помолчали, думая каждый о своем. Но вот Разумнов, глянув на Бориса исподлобья, спросил: откуда у него та­кое украшение под глазом? Тот, не смущаясь, сердито от­ветил, что кадровые станкостроители таким вот образом утверждают свой авторитет.

Разумнов насторожился, попросил рассказать подроб­ней, но Борис сидел насупившись и молчал.

— Видно, не очень приятно вспоминать… Ну что ж, не хочется говорить — и не надо.— Разумнов резко пере­менил тему разговора.— Документы, я надеюсь, у вас в порядке?

Борис подал свои бумаги. Чем дольше Разумнов их чи­тал, тем светлее становилось его лицо.

— У вас, Борис Андреевич, как я вижу, уже начала складываться рабочая биография… Надеюсь, как-нибудь расскажете на досуге?

— Хоть сейчас могу. У меня этого досуга — отбав­ляй.

— Был у вас досуг, молодой человек, а с этого часа не станет, и полагаю, надолго.

Борис боялся поверить своим ушам.

— Так вы берете меня?

— Конечно, Борис Андреевич. В неполные девятна­дцать лет — пятый разряд… Думаю, стыдно мне за вас не будет.

А Борис все еще не мог поверить.

— Берете даже с этой вот блямбой? — изумленно про­говорил он.

Разумнов вскинул удивленный взгляд на Бориса, отки­нулся на спинку кресла и вдруг откровенно рассмеялся.

Привлеченная смехом, в кабинет заглянула помощница. Она молча оглядела обоих и, ничего не поняв, осторожна прикрыла за собою дверь.