Не измени себе

Они с Пашкой выбрали Демьянск, близ Нижнего Та­гила. Им выписали путевки и дали запечатанный пакет, на котором значилось: «Директору завода. Вручить лич­но». Вскрывать не советовали, объяснили на словах, что с похвалой отзываются о них обоих и просят «устроить по-человечески». Может быть, поэтому им и предоставили общежитие в первый же день приезда в Демьянск.

С того дня и началась их трудовая жизнь… Мастер принес Борису кучу гаек в три четверти дюйма.

— Спили под шестигранник и под размер,— бросил он хмуро и ушел.

Еще в профтехшколе, изучая организацию производст­ва, Дроздов понял — главное в работе ценить время и наиболее полно и дельно его использовать. В тот первый день к Борису, как всегда ко всякому новенькому, подхо­дили рабочие, не скупились на советы. Некоторые, видя его старательность, сочувственно приглашали:

— Отдохни малость. Пойдем покурим.

Борис курить пока не научился, хотя и пробовал. До обеда он работал не прерываясь. И дело было не только в том, что Борис не умел курить. Он понимал: у тех, кто покуривал, за плечами опыт и знания. У него тоже есть знания, но они еще малы и тощи, чтобы вот так запросто на равных отойти от станка и выцедить цигарку. Ему еще надо вкалывать да вкалывать. Хотя, откровенно говоря, раздражали Дроздова эти частые перекуры во время работы, но сказать об этом вслух он еще нe имел никакого права.

Пришлось отказываться от приглашений и стараться при этом не особенно обращать на себя внимания.

Трудно у него сложился тот день. К концу смены плечи и руки стали деревянными. И все потому, что тиски были высоки. Да и напильники изношенные, поэтому приходи­лось нажимать на них изо всех сил.

Борис решил, что с заданием он справился так себе. И вдруг за спиной раздался голос мастера:

— Вот так юнец! На тебя работы не напасешься.

Пошли к контролеру. Тот проверил, одобрительно за­кивал. И Дроздову поручили опиливать рукоятки отбой­ных молотков.

…На другой день, в шестом часу утра, когда заревел гудок, Борис едва поднялся.

— Как после пытки у Махно,— признался и Пашка в то утро.

Но странная штука: через час работы Борис почувст­вовал, что усталость прошла.

Через неделю их с Пашкой, как лучших из новичков, перевели в ремонтную группу и прикрепили к Потапычу. Среднего роста, коренастый, этакий крепыш с основатель­ной лысиной, он всегда был в хорошем настроении. Засу­чив рукава, так что по локоть открывались мощные воло­сатые руки, он осторожно брал штангенциркуль.

— Смекалка, сынок, нужна,— говорил он.— Смотри сюды. Первое дело-—вышабрить одну направляющую парал­лельно винту, потом по этой направляющей — другую, чтоб каретка ходила ровно. Дошло? Делай все по контрольным валикам.

А Борис в ответ:

— Потапыч, а зачем тут контрольные валики, лишние замеры? Ведь проще сделать вот так,— и показывал, как хотел бы он изменить эту операцию.— Прямолинейность и параллельность сами собой должны получаться. То есть обязаны получаться.

Потапыч был озадачен. Возражал не слишком убеди­тельно:

— Ты команду выполняй, а рассуждать будешь потом. Деды думали, мудрили, а ты… без валиков.

Но Борис все-таки сделал по-своему, и… параллельны­ми направляющие не получились.

— Тише едешь — дальше будешь, сынок,— мягко уко­рил его Потапыч, заметив подошедшего к ним контролера.

Но Борис не хотел сдаваться.

— А если я сниму одну десятую миллиметра там, где по валикам плюс показывает, то каретка в этом месте ста­нет болтаться. Ведь так же?

— Правильно,— согласился контролер.— И что же?..

— Валик лежит не на шабренной поверхности, а на той, что выбрана резцом под клин, и поэтому показывает неверно.

Потапыч и контролер оказались в затруднительном по­ложении: кому хочется сознаваться, что чего-то сам недо­думал? И хвалить безусого юнца не очень-то принято — вдруг нос задерет?

— Продолжай, браток,— сказал контролер, пряча в усах одобрительную улыбку.

А Потапыч лишь крякнул с досады и отошел прочь.

С той поры Борису стали поручать все более трудные и ответственные задания. Он часто советовался с Потапычем, но и свое пытался доказать. А старый рабочий иро­нически, но все же одобрительно посмеиваясь, хлопал его по плечу и предрекал:

— Ходить тебе, Дроздов, в мастерах.

Выкраивали они с Пашкой время и на удовольствия. С первых же дней их покорила красота Урала. Леса, ка­залось, были набиты птицей, зверем, ягодой. Зимой о зай­цев спотыкались, шутили, что их согнали сюда со всей России.

На первую зарплату, сложившись, купили ружье, правда, довольно древнее, но, как говорили старожилы, с ним и на медведя не стыдно пойти.

На медведя — это для красного словца, а вот тетере­вов из него добыли не меньше десятка. Не сразу, правда, но постигли науку охоты. Били из шалашей, на зорьке…

А к концу лета купили уже второе ружье. И вот в солнечное воскресное утро, взяв ружья, они отправились в путь. Гора к северу от Демьянска безраздельно царство­вала среди моря лесов, ее окружавших. Именно к этой горе и шли они напрямую, прибегая порой к помощи то­пора. Часто преграждали путь деревья, поваленные бу­рей. Стоило наступить на ствол, как он рассыпался в тру­ху. Оба понимали—нога человеческая не часто ступала здесь. Пережили и брезгливый страх, увидав серебристую змею медянку.

Неожиданно началось редколесье, беспорядочное на­громождение скал. Кое-где между этими каменными за­валами образовались широкие лужайки, защищенные от ветра. На одной из таких лужаек увидели малинник, бордовый от перезревших, крупных ягод. Сложив в рас­щелину свои ружья и котомки, они набросились на мали­ну и минут пятнадцать молча набивали ею рты. Пашка утробно мурлыкал от удовольствия. И вдруг он замолчал.

— Пашка, хватит. Пошли,—с сожалением сказал Бо­рис.— Лопнуть можно.

Пашка не ответил. Удивленный, Борис поднял взгляд и увидел дрожащие губы товарища, его посеревшее ли­цо с бисеринками пота на лбу. Борис посмотрел в ту сто­рону, куда глядел Пашка, и едва не вскрикнул: в каких– то тридцати метрах от них стоял на задних лапах мед­ведь и так же, как они, лакомился малиной. И ловко по­лучалось. Раскрывал пасть, одной лапой подтягивал куст, а другой встряхивал его, и добрая пригоршня малины вме­сте с сухими листьями оказывалась в его пасти. Медведь потешно плевался, крутил головой — листья ему были явно не по вкусу.