Не измени себе

— Послезавтра или завтра.

— Сколько надо платить?

— Бесплатные.

— Вот здорово! А у меня отгулы накопились…

— Тогда завтра же и отправимся. Успеешь оформиться?

— За один час, радость моя. Отправляйся за чемода­ном — и ко мне. Мама два вилка соленой капусты переслала с братом и свиную ногу. Закатим пир?

— Закатим.

Но всю дорогу до общежития, а потом и к дому Тамары он видел перед собой будто отрешенное лицо Жени.

А на третий их день в доме отдыха Тамара, уткнувшись носом в его щеку, прошептала стыдливо:

— Боренька, любимый мой, давай поженимся?.. Я так хочу ребенка! Очень!

Борис промолчал. Тамара разрыдалась, она накрыла голову подушкой и плакала до рассвета. А Борис, отупелый, деревянный и почти оглохший, смотрел в одну точку и от­четливо видел перед собой грустное лицо Жени.

Утром Тамара уехала, не простившись. На другой день отправился и Борис. Больше с Тамарой они не встречались.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

УЧЕНЫЙ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

СПУСТЯ ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ

1

Женщину в строгом, мужского покроя, черном жакете Борис заметил еще на берлинском аэродроме. Она при­влекла его внимание каким-то едва уловимым внешним сходством с Женей Пуховой. Весь путь от Берлина до Москвы Борис видел ее профиль, и воспоминания о Жене, о прожитых годах не отпускали его.

Последний раз он видел Женю случайно в сорок пер­вом. И опять на том же Казанском вокзале. Она очень изменилась, не сказать, чтобы подурнела, но вместо мо­лоденькой девушки Борис увидел уже зрелую женщину. По-прежнему она была притягательна и женственна, хотя и бедновато одета — в поношенное шерстяное платье и желтую кофточку; туфли — на низком каблучке, в руках хозяйственная сумка. Было начало октября, погода стоя­ла еще теплая. Голова у нее была не покрыта и коса, все такая же толстая, собрана в пучок на затылке.

Она задохнулась на мгновение, неожиданно с ним столкнувшись, вспыхнула, остановилась и даже как бы попятилась, но тут же бросилась к нему и, закрыв глаза руками, разрыдалась, не обращая внимания на прохо­жих. Сколько он ни спрашивал, что у нее случилось, она так и не ответила. Немного успокоившись, сказала со злостью:

— Есть справедливость, Борис! Есть! Так мне, своло­чи, и надо. Казню себя и крест несу.

Говорила, а сама сжимала его руку, будто боялась, что он вырвется, не дослушает ее, уйдет. Но какое там! Борис с места не мог сдвинуться. И не отводил взгляда от ее красных, наплаканных глаз. Во рту пересохло, голова слегка кружилась. Едва-едва нашел в себе силы спро­сить, что нового в ее жизни,— столько не виделись?..

Сообщила торопливо: мать жива, но не виделась она с ней с тридцатого года, с момента ее отъезда за границу. Где она, в какой стране, Женя не знает. Письма при­ходили лишь до тридцать пятого года, а потом вдруг все оборвалось. До сих пор приходят денежные перево­ды, только бланки почему-то заполняются не маминой рукой.

— Но она жива, это точно,— торопливо говорила Же­ня. Не так давно, ее, Женю, вызывали в партком комби­ната, и человек, назвавшийся сослуживцем матери, пе­редал Жене от нее записку и сообщил торжественно, что за выполнение важного задания Софья Галактионовна Пухова представлена к правительственной награде.

О себе Женя ничего не рассказала. Но по ее распух­шим от слез глазам Борис все-таки понял, что она, ви­димо, кого-то здесь провожала.

«Уж не Сашку ли?»

Когда прощались, Женя виновато потупилась. Глаза ее опять набухли слезами; сжав ему руку, вдруг рвану­лась и убежала, как девчонка.

Много раз потом Борис возвращался в мыслях к этой встрече: как ему хотелось тогда схватить Женю за руку и увести с собой. Но разум диктовал свое: имеет ли он на это право, даже если бы она и захотела с ним пойти? У них с Сашкой, он знал, подрастала уже дочь, Нина.

Чем дольше думал Борис о Жене, тем больше укреп­лялся в мысли: порушенного не восстановишь — она вы­брала, с кем ей выгодней. Инженер или рабочий? Отдель­ная квартира или тесная комната? Выбрала инженера и квартиру. Ну что ж, живи…

В 1947 году Борис Дроздов был направлен в коман­дировку Министерством станкостроения с группой специалистов-станкостроителей в Восточную Германию. Официально значилось: для обмена опытом, а если точнее-— надо было помочь немцам наладить производство. С удив­лением Борис тогда узнал, что группой руководит… Па­вел Порфирьевич Зыков. Вот так сюрприз! За войну они виделись лишь однажды, в начале сорок второго. Борис тогда только что возвратился из Челябинска на свой за­вод, пустой, гулкий от мороза, и по заданию директора ездил по смежным предприятиям, в поисках, чем бы «разжиться».

Надо было поднимать завод, а многое из его обору­дования осталось в Челябинске, где не прекращалось производство на нужды фронта. Павел Зыков тогда тоже возвратился из эвакуации. На его заводе они и встрети­лись. Павел Зыков работал мастером, ему Борис и предъявил ходатайство наркомата.

Борис знал, что у Павла подрастает сын, что перед войной он получил квартиру. Сразу после женитьбы Пав­ла Борис заходил к ним несколько раз в гости. Но разго­вора как-то не получалось. Жена Павла подкалывала Бо­риса его холостяковством, набивалась познакомить с под­ругой. Супруги были озабочены устройством быта. Борису расхотелось бывать у них…

И вот теперь Павел Зыков, хотя и временно, стал на­чальником Бориса. На этот раз Павел произвел на него приятное впечатление своей простотой, заботливостью о товарищах. Ехали они в мягком вагоне, с музыкой и го­рячим чаем. Их самыми первыми кормили в вагоне-ресторане. И когда приехали на место, Павел позаботился, чтобы все были хорошо устроены. Правда, проявились там и его коммерческие наклонности, особенно после того, как из двадцати пяти человек их оставили вшестером для длительной работы. Павел стал специалистом по ча­сти где и что достать за марки, которыми на редкость щедро оплачивался их труд.

— Да уймись ты, бога ради,— на правах старого то­варища сказал как-то Павлу Борис.

— А что такого? Свое заработанное можем тратить на что угодно.

— Мы же не тряпичники. Неловко же… будто кроме магазинов нет ничего другого интересного.

С той поры Зыков почти перестал разговаривать с Борисом.

Но вот настал день отъезда из Германии. Их группу пригласили в Советское представительство. А за два часа до официальной встречи за Борисом прислал машину от­ветственный работник представительства Алексей Георгие­вич Смирнов. Во время войны Смирнов работал одним из секретарей райкома, принимал Бориса в партию и вы­давал билет.

Встретил Смирнов Бориса без церемоний, будто они были старыми товарищами. Сразу же сообщил, что в Москве его ждет однокомнатная квартира на Большой Калужской улице.

— Может, у вас есть планы?.. Я говорю о женить­бе…— с улыбкой осведомился Смирнов.— Могу догово­риться с Москвой. Вам дали бы и большую площадь.

Борис смутился,

— Не знаю, что и сказать… Некогда было о семье по­думать, работал… Какие уж там женщины!