(Не) любимая жена. Развод с оборотнем

Поэтому, когда после завтрака ее ненавязчиво подтолкнули обратно к кровати, Марьяна завернула к гардеробной.

– Гулять хочу! – буркнула, не обращая внимания на зудевших нянек.

И сама принялась выбирать одежду. У нее уже появилась любимая. Простой голубенький сарафан, скромный – всего лишь шитый жемчугом, - кокошник, сапожки без всяких драгоценных камней… Но в этот раз руки почему-то тянулись к нарядам побогаче.

Эх, одеться бы королевой и пройтись перед медвежьим носом – пусть знает!

Марьяна даже за щеку себя куснула, только бы отогнать дурные мысли. Она не какая-нибудь там влюбленная дура! Подумаешь, мужик по бабам поскакал. Да хоть весь терем пусть облапает! Но на глаза снова навернулись слезы.

Зашипев ругательства, Марьяна быстренько сменила платье на еще более скромное, а кольца и браслеты решила не надевать вовсе, хоть княгине полагалось по правилам. Ничего, так сойдет!

Няньки, конечно, возмутились, но их давно никто не слушал. Выскочив за порог, Марьяна направилась к главной лестнице, но не успела сделать десятка шагов, как из-за угла ей навстречу выскочила та самая чернавка, которую однажды пришлось выпроваживать из княжьих покоев.

Вид у девки был томным, сарафан измят, а шнуровка на груди расхлястана так, что все сиськи видать.

– Ах, прости госпожа, не заметила, - мурлыкнула дрянь. – Что-то головушка кругом…

И многозначительно дернула бровями. Ну… стерва!

– И кто ж тебе головушку вскружил? – процедила Марьяна.

Чернавка кокетливо хлопнула ресницами, раззявила пасть, чтобы изрыгнуть то, что и так понятно, но в этот момент к ним присоединился еще один участник – Ганя Чертознай.

– Вот ты где! – воззрился на девку. – Чего сбежала?

Так она с Ганей была? Сердце радостно екнуло. А чернавка как фыркнет:

– Не для тебя ягодка!

И сбежала.

Вслед ей неслись проклятья нянек. А Марьяна сжимала кулаки, борясь с искушением сей же час свистнуть стражу и велеть выпороть девку на конюшнях. Да так, чтобы ее… ягодка хренова синей стала.

Чертознай задумчиво поскреб голову.

– Прости, княгиня. Девки ныне блаженные пошли… Налетела, облапала всего и сбежала вдруг…

А глаза-то какие честные! Только Марьяна ни на грош не верила в эту сказку. Чертознай мог просто выгораживать князя. Да и плевать! Ее дети ждут. Нужно успеть их навестить, пока нога снова не разболелась.

***

Дар

С громким треском щепа брызнула во все стороны, и дерево провалилось, подминая под себя другие. Медведь яростно взревел и вновь саданул лапой. Болью аж до хребта перетянуло, но это не помогло унять бушевавшего в груди пламени.

Хуже каленого железа жгло! Мучило до сердечной боли.

Как же он так, а? Стоило коснуться сладких, как дикий мед, губ – все! Не стало воли, будто он сам себе не принадлежал. Чуть не сделал жену своей по-настоящему... А Искусница тоже хороша! Стонала под ним, будто разбитная девка! Ни стыда, ни совести... В постели, должно быть, горяча будет!

Медведь довольно рявкнул и, оставив измочаленный сосновый ствол, бросился обратно. Дар едва сумел звериную суть обуздать и лишь на второй дюжине шагов перекинуться обратно в человека.

Опершись о шероховатый ствол дерева, запустил пальцы в растрепанные пряди и зарычал.

Нехорошо все!

Манит его юная княгиня. Влечет так, что думать рядом с ней невозможно. Хуже голодного пса, что на косточку сахарную слюной исходит! Где его выдержка, где клятвы, которые он приносил Ярославе?

Но милый образ будто бы поблек. Не тревожил больше тягостными думами, не приходил во снах. Теперь там место другой женщине. Которая вот-вот рыбкой из лап выскользнет!

Дар вновь зарычал и саданул кулаком по земле.

Только слепой мог не заметить, как с каждым днём Варвара менялась все более. Взгляд дочери теперь обращён к людям, улыбка все чаще красит губы. А уж как юная княжна печалилась о случившемся с Марьей! У постели ее сидела, смотрела ласково…

Может, пока не так, как на мать, а все же близко... Неужто Искусница сама этого не замечает? Или будет так жестока, что отвернется от потянувшейся к ней души? Зверь внутри протестующие заворчал.

Вновь потребовал бежать обратно да поскорее укладывать красавицу на ложе. Надо бы сделать ей дитя, и никуда Марьюшка не уйдет.

Промеж ног вмиг потяжелело. Как наяву Дар увидел распластанную под ним красавицу. Услыхал протяжные стоны и собственный жаркий шепот.

Да, приятно будет наполнить ее лоно семенем несколько раз кряду. Брать каждую ночь, а потом любоваться, как полнеет девичий стан и наливаются молоком груди. Первому испробовать сладкие белые капли, а затем вдоволь погладить округлый животик…

Сквозь прикушенные губы прорвался стон. Дар вскочил на ноги, кинулся было обратно в терем, но вдруг сквозь морок желания проклюнулась тревога. Провела ледяной иголочкой вдоль загривка, растревожила сердце.

Что это с лесом?

Душок какой-то… Будто зверолюд пробегал иль погань какая. Но давненько.

Дар воззвал к Велесу, и от макушки до пят тело пронзило болью. Однако это невеликая плата за божественный подарок.

Зверь шумно встряхнулся и потянул воздух. Ну да, не померещилось. Рыскал здесь кто-то. И не просто так.

Что ж…

Громкий медвежий рык прокатился по лесу. За каждую кочку зацепился, до всех верхушек достал. И все вокруг зашумело, скрипом и шорохом наполнилось. Замелькали меж стволов косматые тени.

Как предписано богом, явились на медвежий зов лесные духи – моховики и листовики, лесавки самые разные, мавки еще. И предводитель всех их – леший-старичок.

– Пошто тревошишь нас, князь милоштивый? – прошамкал, кланяясь наместнику Велеса.

Медведь вновь зарычал. С хрипом принялся втягивать воздух. Леший тоже принюхался.

– Не чую, мой гошподин, - развел когтистыми руками. – Мошет, залётный кто, вроде моровой ветряницы.

Да, порой такое случалось. Прибегали к ним в леса злые болезни, однако таких гнали в три шеи. Не всегда получалось, правда… а тут вроде сладили.

Или нет?

Уж очень Дара тревожила невесть откуда взявшаяся водяница. А тут ещё след в лесу образовался. Да перед самым праздником!

Медведь оскалился.

– Как скашешь, гошподин, - вновь поклонился леший. – Будем глядеть пуще прешнего, не ишволь бешпокоиться.