Не могу больше

Утренняя газета, как свидетельство непрерывного течения жизни; кофе, переставший быть горькой обжигающей жижей и превратившийся в бодрящий ароматный напиток; негромкое уютное бормотание телевизора и заспанная Мэри, обвивающая теплыми после сна руками — всё это наполняло Джона радостью вновь обретенного равновесия, избавив его от ощущения стремительного падения в пустоту.

Всё стало очень просто. Живой — живи. Эта истерзанная оболочка, скрывающая черноту хронической боли, могла рассыпаться в один миг. И этот миг был уже очень близок.

Если бы не Мэри.

А теперь была утренняя газета, и было ощущение полноты жизни. Такой простой, такой обыденной и такой наконец-то имеющей смысл.

Всё стало гораздо легче. Мир, где Джон чувствовал себя ненужным обломком затонувшего корабля, вдруг перестал быть враждебным и бесприютным. И если это и не было полной гармонией в понимании Джона, во всяком случае, это было жизнью, наполненной теплом и светом.

В такую жизнь легко могли войти новые отношения.

*

Только вот Шерлок. Шерлок, который теперь ему снился. Он появлялся в каждом сне, будто только и ждал наступления ночи. Такой, как всегда. Не окровавленный, не летящий навстречу навек поглотившей его земле. Почти каждую ночь Джон проживал вместе с ним небольшой кусочек их прежней жизни, и в течение дня воспоминания об этом не отпускали его ни на минуту. Воспоминания не мучили и не терзали. Они органично вплелись в его новую жизнь и стали её неотъемлемой частью, разделив напополам его сердце.

Мэри и всё, что их ожидало.

Шерлок и всё, что безвозвратно ушло, чего никогда уже больше не будет.

*

Алекс сам подошел к нему и приветливо улыбнулся.

— Привет, Джон.

По сердцу резануло так больно, что потемнело в глазах. Именно так всегда говорил Шерлок. Интонация, особенное тепло, можно сказать, интимность, обычно не свойственные его другу, но чутко улавливаемые, стоило только прозвучать этому «Привет, Джон».

Алекса он знал давно, ещё до… Ещё в то далекое время, когда кровь не внушала такой дикий страх, когда они вместе практиковали в отделении хирургии, откуда Джон ушел после смерти Шерлока, не в силах больше выносить вида даже небольшого надреза на коже.

Работая в терапии, он теперь редко с ним сталкивался, хотя раньше их отношения смело можно было назвать приятельскими. Как и Джон, Алекс прошел войну, и у них всегда была тема для долгих разговоров-воспоминаний. О Шерлоке Алекс тоже знал и никогда не скрывал своего восхищения его потрясающим, необыкновенным талантом. Джон неизменно смущался, слушая восторги Алекса, будто речь шла о нем самом, настолько неразделимы они были тогда с Шерлоком.

Сейчас, случайно столкнувшись с Алексом на лестничной клетке и услышав два таких простых и таких ошеломляющих слова, Джон испуганно замер, не в силах ни ответить на приветствие, ни молча уйти. Но Алекс, казалось, совсем не заметил его странной заминки и продолжал тепло улыбаться.

— Ты, я слышал, женился. Поздравляю.

— Спасибо, Алекс. — Джон нервно сглотнул и попытался изобразить улыбку.

— Ты очень занят? Может быть, выпьем чаю? У меня как раз небольшой перерыв на отдых. Сможешь вырваться?

— Да.

Джон не хотел никуда идти. О чем говорить с Алексом, он не знал. Всё это было обременительно и сложно. Вдруг… Но он почему-то не отказался, хотя решительное «нет» умел говорить всегда.

Небольшой кабинет Алекса был прост, даже несколько аскетичен.

— Ты получил заведование? — удивленно поднял брови Джон, а про себя подумал, что всё это время его жизнь была сродни летаргии: вроде бы он был, но, тем не менее, отсутствовал.

Шерлок, черт побери! Шерлок…

— Чай или кофе? — Голос Алекса вывел Джона из вновь охватившего его ступора.

— Всё равно.

— Джон, тебе не должно быть все равно. — Алекс смотрел внимательно и немного грустно. — Ты всегда должен знать, чего хочешь и зачем.

— Тогда чай, — улыбнулся Джон, почувствовав внезапное облегчение. — Я буду чай.

— А вот это уже лучше. — Алекс улыбнулся в ответ и продолжил, занимаясь приготовлениями: — У меня тоже… был очень хороший, верный друг, и он тоже… Его больше нет.

Джон от неожиданности окаменел. Меньше всего он ожидал подобного разговора. Почему-то запылали лицо и шея, словно Алекс застал его за чем-то постыдным, тайным и тщательно оберегаемым от людей.

— Джон, ты должен смириться. Это трудно. Кому, как не мне, это знать. Часть тебя… Огромная часть тебя уходит, растворяется в пустоте, а ты не можешь её ухватить, как бы ты ни старался. Вокруг столько людей, а ты один, и тебе до жути страшно и очень холодно. Да что говорить!

Алекс разлил по чашкам золотистый напиток и снова улыбнулся.

— Этот чай очень вкусен. Я готовлю его сам, смешивая несколько разных сортов. Попробуй.

Но Джон не почувствовал вкуса.

— Алекс, я не хочу…

Но Алекс как будто его не слышал.

— Мы прошли с ним сквозь адово пекло. И ни единой царапины. Представляешь? А потом за два он месяца сгорел от скоротечной саркомы здесь, в Лондоне, и умер у меня на руках. Всё. Так бывает. — И задумчиво добавил: — Бывает и так… Я выжил. Ты тоже выжил. Значит, мы с тобой стоим жизни, Джон.

Джон пил мелкими глотками горячий чай и жадно впитывал каждое слово. Если бы он знал это раньше! Он поддержал бы Алекса, выслушал, помог справиться с болью. Если бы он только знал…

— Ты никогда не рассказывал.

— Зачем? К моменту нашего знакомства эта страница моей жизни была уже перевернута.

— Что?! — изумился Джон. — Но как…

— Я же не сказал — забыта. Такое забыть нельзя. Но я решил ради Грейс… Это моя жена. Я решил продолжать жить и радоваться, насколько это возможно. У меня сын. Замечательный парень! У меня Грейс. Всё нормально. Держись на плаву, Джон. И не сдавайся. Теперь ты не один.

Джон ушел от Алекса окрыленный и весь день в его голове настойчиво звучало: «Ты не один». Вечер они с Мэри провели дома, и Джон рассказал ей об Алексе, об их разговоре, наполнившим его новой надеждой. Он целовал притихшую Мэри в глаза и таял от нежности. Их близость тоже была пронизана нежностью, и Джон уснул, счастливый и освобожденный.

*

Вскоре Алекс пригласил их на ужин, и это был один из самых прекрасных вечеров за всё последнее время. Джон восхищался Алексом, его несломленностью и мужеством, его способностью принимать жизнь такой, какая она есть, не предъявляя ей счет, не требуя больше, чем она в состоянии ему дать. Это было очень мудро. И очень по-мужски.

Грейс говорила мало, но всегда по существу, радуя гостей своим легким характером и прекрасным чувством юмора. Вино и свечи, уют и тепло — Джон наслаждался всем этим, мечтая о таком же удобном, красивом доме, о тенистом ухоженном саде и долгой прекрасной жизни, на пороге которой он сейчас стоял.

*

— По-моему, нам пора подумать о другой квартире. Большой и светлой. Ненавижу это… место. — Джон оглянулся вокруг, словно недоумевая, как вообще мог здесь оказаться.

Они уже вернулись домой и сидели, забравшись с ногами на видавший виды диван. Мэри прижималась к нему плечом, и Джон невесомо гладил её пушистые мягкие волосы, ласкал её теплую шею, тихо радуясь присутствию в его жизни этой маленькой женщины, неожиданно подарившей ему воскрешение.