Не могу больше
Шрифт:
Это был, пожалуй, самый худший из его кошмаров.
Джон проснулся, трясясь будто в лихорадке, испуганно озираясь и натягивая на себя одеяло, пытаясь хотя бы немного согреться и унять колотящую дрожь.
«Умер… Умер…» — билось в его голове.
«Жив!»
Джон застонал, уткнувшись лицом в подушку.
«Жив…»
Сегодня в это трудно было поверить.
Эта квартира, эта кровать были так далеки от Бейкер-стрит и от Шерлока, словно находились в другом измерении.
Звук смс заставил Джона резко вскочить с постели и кинуться к лежащему на столике телефону.
«Доброе
Это не сон! Он действительно жив. Жив, чертов бродяга!
Джон заметался по спальне, набрасывая на плечи халат и одновременно набирая знакомый номер.
— Привет, — опередил его улыбающийся голос. — Надеюсь, я не разбудил тебя?
— Шерлок… Когда увидимся?
— Когда захочешь.
— Шутишь?
— Я… дома, Джон, и никуда не уйду. Так что, всё зависит лишь от тебя. Планируй свой день и вечер. Звони.
Джон прижимал телефон к уху так крепко, как будто боялся что-нибудь пропустить, не расслышать, и это обязательно будет самым главным, без чего потеряется смысл; что исчезнет вдруг тихий голос, растворится в потоках времени, и снова навалится тяжесть, которую на этот раз выдержать будет уже не по силам.
— Скажи мне, пожалуйста: «Я Шерлок Холмс».
— Джон, — голос уже не улыбается, голос смеётся, и это такая редкость для Шерлока, — не валяй дурака! Между прочим, миссис Хадсон печет какие-то плюшки, и я - тот, кто будет их сейчас есть. А миссис Хадсон своими плюшками не разбрасывается. Так что, это действительно я.
— Какой ты болван! — улыбнулся Джон.
– Иди, ешь свои плюшки и целуй за меня миссис Хадсон. Мне пора в душ. До встречи.
– И вдруг крикнул так громко, что сам испугался: — Шерлок!
— Что, Джон?
— С тобой всё в порядке?
— Всё замечательно, Джон. Всё просто замечательно. Пока.
«Ему одиноко».
Сердце сжалось тоскливо и горестно. И всё же самым главным было то, что он в любой момент сможет увидеть живого Шерлока, услышать его неповторимый голос. Такого щедрого подарка от жизни Джон не получал ещё никогда.
Всё его сейчас раздражало: слишком громкий звук телевизора, бьющий по нервам сигнал микроволновки, треск кофеварки, шипение масла на сковороде, где, кажется, подгорал бекон. А особенно - испуганный вид жены.
— Что с тобой? Ты плохо спала?
— А ты?
О том, что Джон плакал во сне, говорить Мэри не стала. Слезы высохли, плохой сон ушел и, по-видимому, забылся. Потом Джон успокоился, и на рассвете она задремала сама. Странная ночь наконец-то закончилась. Утро было тягостным и тревожным. Джон крепко спал и даже не почувствовал её пробуждения, хотя раньше, стоило только ей шевельнуться, сразу же к ней тянулся, стараясь коснуться даже во сне.
Из уголков его глаз снова бежали дорожки слез, стекая к поседевшим вискам.
— Хорошо. Я спала хорошо.
Мэри накрывала на стол, суетливо передвигая тарелки, чашки, роняя вилки и едва не опрокинув сахарницу. Напряжение делало её неловкой, словно привычная уютная кухня стала вдруг для неё местом тяжелого испытания.
Джон поднялся и обнял, мягко притягивая к себе и целуя в висок.
— Ну что
ты… Всё хорошо. Ты же меня понимаешь. Он мой самый лучший, единственный друг. И он жив. Представь на одну минуту, что я сейчас чувствую.Мэри прижалась к нему всем телом.
— Мне страшно, Джон.
— Не бойся, — он снова улыбнулся, — за всю свою жизнь Шерлок не съел ещё ни одной хорошенькой женщины.
«Они ему вообще не нужны», — зачем-то добавил он про себя.
— Собираешься сегодня к нему?
«Она действительно это спросила? Не может быть! Это же Мэри - умная, чуткая, всё понимающая».
— Конечно. Мы не успели даже поговорить…
«Потому что он вежливо выпроводил меня к тебе».
Мэри тихо вздохнула и заглянула ему в глаза.
«К чему это жалкий, потерянный взгляд? Какого черта она так тупо ничего не хочет понять? Шерлок вернулся! Мой Шерлок жив!»
— Ты забыл…
— О чем? — Раздражение так и сквозило в голосе.
— Мы идем сегодня в театр. Хотели пойти. С Грейс и Алексом. Билеты…
— Чёрт! Мэри, прости.
«Конечно, забыл! Я забыл обо всем на свете».
— Мэри… Я поговорю с Алексом. Сходи без меня.
«Алекс точно поймет. Ему ли не знать, как рвется сердце на могиле лучшего друга».
— Без тебя? — Огромные глаза полны изумления.
— Мэри… — Джону хотелось её встряхнуть, привести в чувство. — Мэри, я был уверен, что ты разделишь со мной эту радость.
Она обхватила его руками и, обдавая жарким дыханием, уткнулась в обтянутую белой майкой грудь.
— Джон, я так сильно тебя люблю.
Джон мягко, но решительно отстранился.
— Никто не отнимает у тебя любовь. И меня. Прости, я, кажется, не успеваю позавтракать.
В дверях Джон нежно поцеловал её сухие горячие губы. Ему не хотелось омрачать этот день недомолвками, а уж тем более страданиями и грустью.
Выйдя на шумную, залитую солнцем улицу, вдохнув будоражащий, свежий воздух, он о Мэри сразу забыл.
Солнце било в глаза и согревало кожу. Джону хотелось запеть, закричать, засмеяться от счастья.
«Откуда осенью столько солнца?!»
Он спустился в метро, быстро, едва не вприпрыжку, сбегая по лестнице, чувствуя себя молодым, полным жизни. Лица спешащих, суетливо толкающихся людей казались ему сегодня прекрасными и родными. Запахи, звуки плавно вливались в Джона, наполняя его бодростью и весельем.
Хотелось каждому рассказать о Шерлоке, поделиться своим восторгом и благодарностью, уверить этот бурлящий, куда-то несущийся мир, что жизнь справедлива, и что Бог желает всем только добра.
У входа в клинику он снова позвонил Шерлоку, и ждал, улыбаясь, когда тот произнесет свое неповторимое «Джон».
— Ты слопал все плюшки?
— Оставил тебе одну. Что ты решил? Приедешь?
— Гм… Я подумаю… А плюшка очень большая?
— Тебе одному хватит.
— Я приеду один.
*
По клинике Джон почти бежал. Нетерпение пульсировало в висках, мчалось вместе с кровью по венам, рвалось наружу, заставляя каждую клетку переполненного энергией тела звенеть.
Алекс был поражен услышанной новостью.