Не могу больше

— Почему? — Шерлок недоуменно и совсем по-детски моргнул, и Гарри с невольной нежностью подумала, какие пушистые у него ресницы.

— Браслет очень символичный подарок, — пояснила она. — Или через меня ты подбираешься к Джону?

Его растерянность вызвала в ней новую волну нежности. Захотелось обнять, погладить по впалой щеке, утешить.

«Подумать только, я умиляюсь, глядя на растерянного Шерлока Холмса. Жизнь — самая непредсказуемая в мире вещь».

— Я пошутила. Кстати, у меня для тебя тоже кое-что есть. Маленький пустячок.

Она достала из сумки нарядный пакетик.

— Имей в виду, у Джона будет точно такой же. — И пробормотала едва слышно: — Господи, чувствую себя чертовой сводницей.

Шерлок с восторженной улыбкой вертел в руках стеклянный шар, где в хлопьях искусственного снегопада сиял освещёнными окнами маленький домик, окруженный высокими сугробами и запорошенными елями*.

— Симпатично.

— Ну всё, официально-сентиментальная часть закончена. Давай, в конце концов, приступим к ужину, пока я не упала в голодный обморок. И не забудь про вино.

*

— Ты прекрасно готовишь. Очень вкусное мясо.

— Сама удивляюсь. Знал бы ты, как я боялась тебя отравить! — Гарри пригубила немного вина и зажмурилась. — Роскошный букет. И вообще, вечер удивительно мил. Вот уж не думала, что с тобой может быть так легко. И комфортно. Хорошо…

Шерлок улыбнулся краешком губ и тоже сделал небольшой глоток из бокала. А потом задал вопрос, своей неожиданностью удививший его самого: — Почему ты одна, Гарри? Почему не выходишь замуж?

— Шерлок, я всегда знала, что ты бестактен. — Она шутливо погрозила пальцем.

— Извини. Это… Даже не знаю, зачем я об этом спросил.

— Да ладно. Не выхожу замуж, потому что законченная лесбиянка.

Шерлок смутился. Меньше всего он ожидал услышать такой ответ.

Его замешательство развеселило Гарри. — Неужели мой братец не проболтался?

— Мы никогда не говорили об этом.

— И, кстати, я не одна.

— Да? — Шерлок озадаченно взглянул в её безмятежно улыбающееся лицо. — Но тогда почему сегодня ты…

— Не с ней? Потому что она с мамой и папой, с родными и близкими.

— А ты?

— А я здесь, с тобой.

— Вы скрываете отношения?

— Десять лет? Шутишь?

— Не понимаю…

— Всё очень просто, гений. Я так решила, и она меня поняла. И потом, не каждый рождественский вечер мне выпадает подобное счастье: ужинать в компании знаменитого детектива. А с ней я проведу эту ночь и зацелую всю, с головы до ног. Боже, Шерлок, ты краснеешь, будто юная девственница.

Гарри громко расхохоталась и не заметила, как болезненно исказилось его лицо, как влажно блеснули глаза…

— Какой ты, оказывается, милый. Открою секрет: последние два часа я только и делаю, что мечтаю тебя обнять. Да. Хм… Я очень рада, что ты такой.

— Какой?

— Трогательный. Немножко наивный. Прекрасный. Черт возьми, неужели я это сказала?!

— Да, — подтвердил Шерлок очень серьезно. — Только что. Я лично слышал. И мне понравилось.

Они замолчали, продолжая пить вино и посматривая друг на друга с нескрываемым удовольствием.

Но потом Гарри глубоко вздохнула, словно запасалась воздухом для рискованного броска.

— Я сейчас скажу кое-что ещё, но это тебе уже не понравится. — Она пытливо взглянула на Шерлока и прочистила горло. — Он мог бы стать счастливым. По-настоящему.

Шерлок резко отпрянул: и от Гарри, и от её беспощадных слов. Ему стало больно. Так больно, что боль просочилась наружу холодной испариной, мгновенно покрывшей лоб и виски, заискрившейся мелкими бисеринками над верхней губой. Но Гарри продолжила, глядя прямо в глаза, проникая на самое дно зрачков, где боль была непереносимой: — Да, мог. С ней. И ты должен осознать это, Шерлок. Должен. Они бы, наконец, оставили в прошлом все свои боли и горести, уехали из жуткой дыры, в которой пытаются изображать семейную жизнь, родили детей…

Шерлок на мгновенье закрыл глаза, усмиряя клокочущее в горле волнение.

— Мэри бесплодна.

— Что?! Откуда ты… Джон?

— Нет, Джон со мной об этом не говорил. Возможно, он даже не знает. Гарри, ты забыла, кто я.

— Ах, да… Черт знает что! Скажешь ему?

— Зачем? Это его жизнь.

Она со стуком опустила на стол бокал и зажала виски ладошками. — Господи, какие же вы дураки! Его жизнь, твоя жизнь… Его жизнь — это ты. И так было. И так будет. Ты же знаешь, Шерлок! Знал это ещё тогда. Всегда знал. Конечно, если бы ты не вернулся…

— Но я вернулся. Взял и вернулся! Вот он я, живой и… Что мне делать, Гарри?! Что?!

Она устало пожала плечами. — Ты ничего не можешь сделать. Если Джон решит остаться с ней, он останется.

— Если? О чем ты? Что значит — если? Он женат на ней, Гарри. Он уже с ней.

— Черт бы тебя побрал, умник! Думаешь, я не знаю? В любом случае я знаю о Джоне больше, чем ты.

Молчание вновь заполнило комнату, но на этот раз от его тяжести сгущался воздух, и оплывающие рождественские свечи тоскливо потрескивали.

— Ты спросил, почему я здесь. — Гарри вздохнула. — Именно в этот вечер мне захотелось сказать тебе, как я рада, что ты оказался… — она усмехнулась, — …таким живучим. И попросить тебя поберечь Джона. Он очень сильно по тебе тосковал.

— Я тоже.

Она вдруг ударила по столу кулачком и закричала, едва не сорвав голос и закашлявшись до слёзинок:— Не сравнивай, мать твою! «Я тоже…»! Ты был для него мертвым! Знаешь, как тоскуют по мертвым? По ним тоскуют смертельно!
– Гарри приблизила своё лицо к лицу притихшего, затаившего дыхание Шерлока. — Он никого не подпускал к себе, только меня. Боже, как люто я тебя ненавидела! Даже мертвого ненавидела. За то, что оставил его одного. Он выглядел таким маленьким и таким жалким. Худой, постаревший. Сухонький, дрожащий старичок. Все время плакал. Это было самое страшное. Для меня. Он и в детстве-то редко лил слёзы. Насупится и пыхтит, раздувая ноздри. Сдерживается. Терпит. И вдруг… Он вытирал ладонью глаза, а я готова была от безысходности выть. Даже когда он метался, рвался к тебе, было не так ужасно. Но когда сидел на кровати, насквозь пропитанный запахами больницы, отрешенный, молчаливый, и вот так вытирал слёзы… А они бежали, бежали по его щекам… О господи, как же мне было страшно!

С каждым сказанным словом кожа Шерлока теряла краски. И только глаза полыхали прозрачной синью: две живые точки на помертвевшем лице. Он не проронил ни слова, казалось, навсегда застыв скорбной статуей.

— Я понимаю, тебе тяжело. — Выплеснув горечь, Гарри смягчилась, и голос её наполнили тепло и сочувствие. — Но ты обязан был это услышать. Не думаю, что он расскажет когда-нибудь, чего стоила ему твоя смерть…

— Не думаю, — тихо, как удаляющееся эхо повторил Шерлок. — Я знал, что его не было на моих… на кладбище… — Он посмотрел на Гарри с тоскливой мукой. — Это звучит чудовищно. Но я иначе не мог. Ты веришь мне?