Не на месте
Шрифт:
Ага. Эт' который длинный и с веслами. Да мне ничо, можно и на весла, только вот вспять тянет-то, в город...
***
Тянет-водит, а куда - не разберу. Дотемна ходил. Кругом народ гуляет, поет, какие и ряженые, и все до единого веселые да пьяные. Столько людей, аж душно от них.
Потом набрел на улочку потише. Глядь: за загородкой навроде сада, и народ тож гуляет, но хоть песен не орут. Зашел - кладбище. Аж скрутило внутри...
Не похоронил ведь Деда-то путем. Не смог... Молебна б не заказал: во храм-то нельзя мне, да и веры он
Нахолонуло и откатило. Поздно виниться. Не перед кем. Что сделал, то сделал, на тебе и останется...
Утерся, иду дале. Авось выведет, куда надо.
Глядь: помост дощатый, тряпки навешаны, и народ кругом толпится.
– А чего, - спрашиваю, - тут будет, люди добрые?
– Как же! Представленье.
Верно, кукольники. Братья рассказывали, они всегда на ярмарках выступают.
– А дорого стоит?
– По ри с носа.
Погляжу, чего уж.
Кукол, правда, не показали, зато лучше было. Видел я самого великомученика Риа-Суа. Как живого. Другие-то видно было, что актеры, что не взаправду: кричат точно глухому, руками машут... А Риа-Суа - настоящий. Мать когда про него рассказывала, я думал, он уж старец был, и жалел его, конечно, но не так. А он, оказывается, вон какой: молодой, пылкий, и вовсе ему не все едино жить или сгинуть смертью лютой. Да только Бога он любил пуще жизни, потому и пошел язычников диких обращать, души ихние спасать. За то и погиб...
Не я один плакал, когда он с костра слова свои последние говорил... Кончилось уж представление, а я все не опомнюсь. Тут подходит актерка, шапкой с монетами передо мной брякает. Я хвать за пояс, ан нитку-то не раздеру и уцепить деньгу не выходит - далеко завалились. Да что ж такое! Дергаю-дергаю, ровно припадочный... Хмыкнула актерка и дальше пошла. Срам-то какой...
Пока возился, другое началось: повыскочили скоморохи на ходулях, в штанах длиннющих да в колпаках. Эка вытворяют!.. Прыгают, в рожки дудят, дерутся утюгами здоровенными, из тряпья пошитыми. Другие шарики в воздух подкидывают, по десятку сразу. А один так и выплясывает на ходулях-то, и обручи тонкие будто сами по себе вкруг него летают. Еще и шутковать успевает:
– Дядь, чего рот-то раззявил, прыгун заскочит!
И неловко из-за денег-то, а уж хохочу вместе со всеми. Вдруг раскорячивается это пугало прямо надо мной да как завопит:
– Что это ты ищешь у себя в штанах, мальчик? Фитюльку свою потерял?
Господи, так это ж он! Тот самый, что святого играл!..
– Ей, послушай!
– кричу.
– Ты самый...
Но тут другой скоморох как даст ему по башке, и мой актер уж за ним поскакал:
– Ах ты, проказник! Ну, держись! За это я кое-что с тобой сделаю!
Один и тот же человек - а такой разный! И святой мученик у него настоящий, и скоморох - настоящий...
ближе к полуночи
Тау Бесогон
В "Полных бочках" нас ждал неприятный сюрприз: наш любимый, лучший стол оказался занятым бандой бродячих комедиантов. Кабатчик местный - большой их поклонник.
– Ща я их!
– начал было Громик, но мы утянули его за свободный стол.
На нас висла подцепленная по дороге шалая бабенка. Болтовня ее поднадоела,
посему я заказал стопочку наливки, влил в тетю и спихнул ее на колени к Громопёру. Тот был в печали: стерва Тайса (ну та шлюшка-затейница, что ему нравилась) куда-то исчезла, не иначе загуляла с приезжим толстосумом.В распивочную стекались гуляющие. Дылда углядел знакомых и пошел к ним. Гром отрешенно перебирал выпуклости на предложенном теле, точно слепой музыкант струны, и вздыхал. Ватрушка сосал вино и хихикал: "Виноградник!"
Все уже притомились, и только у меня по-прежнему свербело.
Не помогла даже верная Кайра Кобылка. О, мы с ней друзья! Называет меня "жантильным кавалером" - я же и научил. У нее теперь все клиенты либо "кавалеры", либо "обмудки", и вторые, ясно дело, преобладают. С Кобылкой - без изысков, зато добротно. Как любимцу, мне еще и вольности позволительны: пожмакаться, поцеловаться всласть, как я люблю, потрепаться... Откатались на славу, до приятной истомы, я даже вздремнул чуток, а проснулся - все то же шкрябанье в душе. "Ты сегодня сам не свой, малыш, - заметила Кобылка.
– Словно потерял что важное". Мудрейшая женщина, хоть и шлюха...
Через стол от нас сидели рийские матросы, но настроения общаться не было.
– О чем они говорят хоть?
– приставал Ватрушка.
– Колбасу нашу ругают.
– А чем ихняя-то лучше?
– Они кровяную предпочитают, - буркнул я, морщась.
Из пятерых рийцев трое были в красном, и взгляд невольно цеплялся за эти цветовые пятна. Как же они обожают цвет крови! Алый и золотой - цвета их штандарта. Сколько раз они мелькали в моих снах - в тех, где бились на мосту люди и падали, падали в воду, крася ее в тот же цвет... Кровь и золото. Символ, ценность, мерило всего. Лучшая жертва Умму Воителю...
Я встретился глазами с одним из рийцев и поспешно уткнулся в кружку с монастырским, но и тут мерещилось густое, кроваво-красное...
Рийцы - наши друзья и союзники. К тому же по суше им сюда ходу нет: нас разделяют горы Илард. А с моря наш, например, город взять не так просто - пытались уж всякие, бывало. И все же...
Где-то стороной, далеко-далеко жужжали разговоры, пел негромкий тенор, кряхтел Гром, гудело Ватрушкино:
– ...и чего тебя заклинило? Та же Сайя Цветочек ничуть не хуже...
А еще дальше шелестело по-рийски:
– ...этот рыжий урод тебе всю спину просверлил. Не нравится мне это дело...
Но я был вне. Маетная тревога не отпускала. Я не мог объяснить, я просто чуял его - запах скорой беды...
Кажется, я встал. Было четкое ощущение, что надо идти, что-то сделать... Тут я и пропустил самое главное: началась драка.
– Разложи-илось тут хамло всякое!
– Пшол вон!
– Да я те!..
Сонный кабачок мигом взорвался. Что-то загремело, в нашу сторону спиной вперед полетел расхристанный детина, следом деревянное блюдо, какие-то объедки, скамейка... Оживившийся Громик подбирал все это и швырял обратно.
Я двинулся вперед, беспомощно озираясь. В этой людской мешанине словно оборвалась та ниточка, которую я почти уцепил. Меня толкали, я отпихивался... Потом кто-то упал, преграда исчезла, и я увидел человека. Ужасно знакомого...
Хотел окликнуть его, но тут что-то ударило под колени.
Падаю, кувырнувшись, вскакиваю, отвешиваю смаху одному, другого бью локтем, не глядя. Бездарная драка, все на всех.
Кто-то наваливается на спину. Принимаю резко вбок, чуть поддергиваю и шмякаю его себе под ноги, добавляю сапогом в живот.