Не тайная связь

О происшествии на яхте я Камалю не рассказала – не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым. За одну лишь ссору на яхте он подарил мне новый телефон в качестве извинения. Еще я промолчала, потому что боялась, что он прямо на яхте устроит что-нибудь эдакое, и тогда нам точно было бы несдобровать. Он импульсивен, как и я, и нам двоим очень сложно уживаться вместе, я поняла это в первые месяцы нашей совместной жизни.

Раньше он казался мне другим.

Когда наступает вечер, мы созваниваемся с Джулией. Она активно готовится к своему выступлению и, как всегда, очень переживает. Я трачу еще около получаса, чтобы успокоить ее, подыскивая самые ободряющие слова, и даже провожу для нее свою любимую медитацию, благодаря которой в конце разговора Джулия чувствует себя значительно лучше. Напоследок я заверяю ее, что приеду пораньше и мы проведем репетицию.

Когда приходит няня, я почти сразу вызываю такси и уезжаю к Джулии.

– Здравствуй, маленькая синьорина, – приветствую ее.

Я крепко обнимаю свою ученицу, которой когда-то дала прозвище маленькой синьорины и однажды пообещала, что она будет знаменита.

– Здравствуйте, синьора, – смущенно улыбается Джулия.

Джулия Гведиче приходилась сестрой Валентино Гведиче, который охранял меня и по совместительству был в меня влюблен, за что и поплатился своей жизнью. В последний день перед его смертью я пообещала ему, что его сестра добьется феноменальных успехов и станет известной на весь мир.

«Когда я вернусь домой, я доучу твою сестру. Она станет известной на весь мир. Обещаю тебе».

Валентино меня поблагодарил, а вскоре его убил Эльман – из ревности и страха потерять меня. Но свое обещание я сдержала, и маленькая Джулия объездила уже пятнадцать стран, покоряя своим талантливым исполнением самых искусных творческих людей нашей планеты, ведь ее пальцы были просто созданы для клавиш. Я все сделала для этого, я потратила на нее много времени и средств, но долг свой исполнила и даже устроила ее концерт в России.

Джулия была похожа на меня внешне: у нее были такие же кудрявые роскошные локоны и большие выразительные глаза, а фигура обладала хорошенькими выдающимися бедрами и узкой талией, но вот внутри она была полной противоположностью меня. Ее мягкость и податливость хорошо уживались с моими всплесками и взрывами.

Сейчас передо мной стоит талантливая, целеустремленная молодая женщина, чье исполнение заставляет замирать сердца. Я чувствую, как мое сердце наполняется одновременно радостью и горечью: обещание, данное Валентино, выполнено, но воспоминания об утратах остры, словно осколки.

Только на концерт, увы, никто не приходит.

Совсем никто.

Мы с Джулией репетировали до последней минуты, а когда, казалось бы, люди должны были потихоньку занимать свои места – никто так и не пришел. Ни через десять минут, ни через час.

Сцена выглядит по-настоящему удручающе: пустой зал, ряды стульев, которые так и не дождались своих зрителей. Вокруг нас царит оглушающая тишина, а часы над сценой, казалось, отмеряют время с какой-то пугающей настойчивостью, словно указывая на наш проигрыш.

Джулия, несмотря на юный возраст, держится стойко. Ее глаза наполняются слезами, но она упорно не позволяет им пролиться. Я вижу, как ее пальцы сжимаются в кулаки, как она пытается скрыть боль. Ведь она так долго готовилась, так верила в этот вечер.

Открыв интернет, я решаю прочитать новости.

«Концерт итальянской пианистки Джулии Гведиче был запрещен по распоряжению главного прокурора города Мурада Шаха. В официальном заявлении указано, что ее музыкальная программа содержит композиции, направленные на разжигание национальной розни. Более того, по утверждению прокуратуры, в этих мелодиях прослеживается идеология итальянского фашизма, что противоречит законодательству и ценностям страны. Решение вызвало широкий резонанс среди общественности, и многие задаются вопросом, на чем основаны столь серьезные обвинения в адрес молодой исполнительницы».

– Что за абсурд?!

– Что случилось? – спрашивает Джулия дрожащим голосом.

– Прости меня, маленькая синьорина, – шепчу я, срывающимся голосом. – Это не должно было случиться.

Я перевожу новости на итальянский язык и даю их ей прочесть. Джулия хмурит брови, а затем смотрит на меня с изумлением.

– Это не ваша вина, синьора, – отвечает она, хоть в ее голосе и звучит едва заметное разочарование и страх.

Слова пылают на экране, словно напоминание о том, что мстительная рука Мурада может дотянуться куда угодно. Я ощущаю, как во мне закипает гнев, ведь только удар пришелся по невиновной.

– Я знаю человека, который сделал это, – выдыхаю, чувствуя, как голос срывается от бессильного гнева.

Джулия моргает, пытаясь осознать услышанное.

– Почему он это сделал? – спрашивает она, но я не могу найти правильных слов, чтобы объяснить все, что разрывает меня изнутри. Ярость закипает внутри с немыслимой силой.

– Потому что иногда взрослые люди поступают жестоко.

Схватив телефон со сцены, я оставляю Джулию вытирать слезы и набираю Мурада. Он отвечает почти сразу, словно ждал моего звонка:

– Почему итальянки думают, что могут звонить мне в любое время дня и ночи? – спрашивает издевательски, прекрасно зная причину звонка.

– Потому что ты мудак и моральный урод!

– Ничего себе заявка на условное, – произносит спустя время. – Или даже на лишение свободы до двух лет. Что выбираешь, Ясмин?

Я провожу ладонью по лицу, с трудом сдерживая себя.

– За что ты так с ней?!

– Я изучил программу ее выступления. Одна из композиций действительно может быть интерпретирована как пропаганда фашистских идей, и исполнение подобных произведений влечет за собой уголовную ответственность.

– Ты что, хочешь выдвинуть ей обвинения?

– Если это сделает тебя сговорчивее.

– Сговорчивее?

Я опираюсь бедром о сцену и замедляю дыхание.

– Я вышлю тебе адрес и время, подъедешь и дашь показания. Возможно, я пересмотрю свое решение, и твою итальянку и пальцем не тронут.

– Ты творишь беспредел… – выдыхаю тихо. – И когда?

– Я сейчас в командировке. Прилетаю завтра.

– Я улетаю. Тоже завтра.

В трубке слышу усмешку – Мурада что-то очень сильно рассмешило.

– Тогда встретимся завтра, – развязно отвечает Мурад и кладет трубку первым, давая понять, что разговор завершен.

Джулии я ничего не говорю. Ни к чему пугать ее лишний раз – я так решаю. Вручив ей шикарный букет цветов, отстраненно спрашиваю:

– Ты много работаешь над исполнением, Джули?

– Не менее четырех часов в день, синьора.

– Мало. Нужно больше. Когда ты улетаешь? – спрашиваю у нее напоследок, набрасывая плащ.

– Через два дня. У меня скоро свадьба, сеньора. Я вас приглашаю…