Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Разбираться в нравственной стороне этого поступка директора театра нет смысла. Выбить костыли у больного, чтоб не мешался... что тут скажешь?

Артур был просто потрясен. Как он вообще пережил это, трудно представить. 15 лет пахать, худо-бедно держать театр на таком уровне и получить за все за это «под дых» в самый критический момент жизни. Вот они, театрально-житейские прелести. И где теперь будут все, кого он кормил, толкал, делал для них все? Да нигде. Эти друзья-приятели — пока у власти, пока кормят. Страшно все это, особенно в нашем прославленном, товарищеском, дружном коллективе. Мигдатик-дружок! Сам лежит в больнице, сам по краю ходит... и другому подняться не дал.

Очень гнусно все это. Таня просто разбита. Ее это тоже потрясло. Думаю, такие трещины не залечиваются. Необ­ратимо это, как бы ни повернулось потом.

А в мире... местком раздает масло, мясо и проч. Все очень заняты, берут, заворачивают, нагружают сумки... Труппа, труппа... что это такое — труппа? (Слово-то какое романтическое, хотя и пахнет трупом.) Что-то цирковое, веселое, молодое, дружное — труппа!

Артур оформляет документы на инвалидность.

Боже, боже! Какая там фантастика? Какой там абсурдизм и проч.? Вот про этосыграть — как оно есть... Впрочем, мясо наверное перебьет...

20 марта 1985 г.

Только что посмотрели наше «Нашествие» по ЦТ. Удивительно, но спектакль нам понравился. Вдруг все его странности, нестройность ритмов, перепады тональности — выстроились в нечто густое и серьезное.

Многие артисты выглядят превосходно. Юрка просто здорово работает, дядя Саша — колоритен, убедителен чрезвычайно. Много хороших сцен. Сам я киксанул сильно в последней сцене, все скомкано и невнятно. Видно, обма­нулся на «телевизионном варианте», а надо было играть на полную катушку. Жалко! А что теперь сделаешь? Кыно. Не переиграешь.

Общее впечатление все-таки сильное от спектакля.

Вечером сегодня «Мещане». Черт, как обидно, что плохо сыграл последнюю сцену!

23 марта 1985 г.

Выходной. Прекрасный день. Солнечно, тепло. Какое прекрасное было утро. Никуда не надо спешить, весь день впереди, и принадлежишь сам себе, своим тихим радостям. Вот только в такое утро и бываешь по-настоящему счастлив... Какой-то покой на душе, и самочувствие нормальное, ничего не болит, голова не кружится, сделаешь зарядку, и совсем легко, бодро живется. Как хочется, чтобы не летело этовремя, помедлило, подлилось, ан смотришь, а на часах уже третий час!

Копался в своих бумажках. А потом устроился на диван­чике и читал речи Цицерона. Ох, какое славное это занятие! Вот мысль, которая пришла мне сегодня в голову: чем больше читаешь, тем больше остается непрочитанного.

Вчера прилетел из Москвы Боря. Вдруг, на поклонах, увидел его среди зрителей. Естественно, пили чай, опять допоздна, и разговаривали обо всем.

24 марта 1985 г.

Приехал Южаков ставить «Эксперимент». Лет 12 назад он поставил у нас «Вкус черешни», так что небезызвестный в этих краях. Переменил кое-какие назначения на роли: например, меня с рабочего Зарудного перевел сразу в министры, и т. д. Впрочем, незначительные перемещения, в основном все то же. На репетициях буду не скоро, т. к. мой эпизод в самом конце 2-го акта.

Все эти дни запарен депутатскими делами. Оказалось очень много дел, намного больше, чем мог предположить. Сегодня вот буквально весь день потратил на обход ветеранов, которые живут на моем участке.

Очень много наблюдений. Интересных. Вообще похо­дить, посмотреть, как живут люди, полезно, мне кажется. Хотя, наверное, не всем. Кому-то это, может быть, просто не нужно. А мне полезно, чувствую.

Вышел спектакль «Последняя женщина». Приезжал Жуховицкий и весь синклит. Успех! Опять! Спектакль средний, по-моему. Одна Таня поняла и делает этот материал — как надо. Вокруг много нелепицы. Но... всем нравится.

6 апреля 1985 г.

Мы (артисты, режиссеры) хотим все больше и больше убедиться в реальности, насладиться реальностью«нашего мира» — мира театра, поэтому и совершенствуем его посто­янно, тут-то и лежит залог подлинности, залог постоянного роста правды, или того, что мы называем правдой театра.

9 апреля 1985 г.

Сейчас репетирую в народном театре Вершинина. Слез­но просили сыграть с ними спектакль, согласился. Смотрю на этих мальчиков и девочек и все думаю, думаю... И очень много вспоминаю свою, свою любительскую юность. Что меня тогда вело, давало силы работать — вот так же еже­дневно, на износ прямо-таки, возвращаться ночами пешком через весь город домой, чтоб утром вскочить и бежать на работу? Теперь мне все это представляется каким-то сном, но ведь все это было, и было именно так. Мы репетировали даже ночами, и самые тяжелые минуты, помню, были — это минуты расходиться! На улице мы долго еще стояли на перекрестке и целовались. Да, да — все перецеловывались. И только тогда каждый шел в свою сторону. Мы так любили друг друга и, наверное, боялись, что когда-нибудь расста­немся навсегда. Нет, наверное, мы не думали об этом... Но вот так определить словами, что же это такое было, что нас так до боли связывало, что радовало и не разлучало, — про­сто невозможно. Хороший писатель, конечно, придумал бы такие слова, и они походили бы на правду, и почтибыли бы правдой, но, убежден, только почти... только почти... Правда тут какая-то невыразимая, не оформляемая в слове.

Танюша была три дня в Москве на пленуме творческих союзов. Вернулась очень веселой и хорошей. Наговорили ей там кучи комплиментов, а девушки так любят комплименты.

И вообще настроение у нее хорошее. А вчера играла «Вирджинию», и пришлось прервать спектакль: с балкона выводили человек восемь хулиганов, которые просто орали и... На удивление она спокойно перенесла этот ужас. Хотя, когда уходила со сцены, говорит, на миг все помутилось и способна была упасть.

Я помню, такой случай со мною был в Ростове, — это жутко.

12 апреля 1985 г.

Интересные всякие отношения у нас складываются с А.И. Тут как-то ночь целую просидели мы у нас (после банкета «Последней женщины»), выпили почти литр спирта (!) и проговорили обо... обо... всем. На следующий день только в 11 разошлись.

А вчера вот уже он утащил меня к себе и опять ночь про­сидели... Он — нормальный парень, и, конечно, положение начальника (а он мой ровесник) проводит какую-то черту между ним и людьми, которую ему, очевидно, хочется (по крайней мере с кем-то) переступить. Уверен, что тут, в дружбе с нами, ни с его, ни с нашей стороны никакой «стратегии» нет. Наоборот даже, определенную ответствен­ность накладывает.

Поразил нас его многодетный дом.

Что еще? Ну, вот, кстати, это он еще в гостинице «Маяк» сказал при московских гостях, что вопрос с моим званием решен, и предложил за это выпить. Может быть, уже в этом сезоне начнется оформление — меня, Ицика и Вал. Алекс. Со Светой Ставцевой тоже, как он сказал, вопрос решен.

Ну, что ж! Дай-то Бог, а то такое ощущение, что только посмертно можно надеяться.

Таня верно говорит, что это хитрый татарин почувство­вал, что пахнет жареным, и решил немного «задобрить» ситуацию. Вполне могу с этим согласиться.

Домой приехали под утро. Долго спали. Потом копался по дому с удовольствием, готовил и вместе обедали и т. д. Хороший день. А завтра Пасха. Красил яйца в котле луковой шелухой и забыл про них, они даже стали лопаться, зато оставшиеся были красивые, бурые прямо.

Вот вспомнил случай в Москве... Нос к носу столкнулся с Жоркой, прямо на пороге театра Маяковского, он теперь артист этого театра. Импозантен и красив до невозмож­ности, подъехал на своей новенькой тачке и т. д. Ахи, охи... Сколько не виделись!!! Это же надо, как жизнь, и т. д. Ну, нет, надо встретиться, выпить и поговорить от души. Тут же назначаем точное время встречи, и Жора (как всю предыдущую жизнь) клянется, что вот, мол, точно, обя­зательно.