Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Театр! Ах, театр! Поражает жуткая привычка (наверное, врожденная) решать своипроблемы кол-ле-кти-вом, при помощи коллектива, за счет коллектива и т. д. Нет, не хо­чется все это записывать подробно... Просто нет желания. «Туман, — как сказал А.А. — Вам нравится играть, делать спектакль, думаю, нравится, и — вы недовольны; когда-нибудь вам не будет нравиться то, что вы делаете, но вы будете довольны».

Закончилось все на тормозах. Тихо. Разошлись.

А возможно ли вообще избежать театральной муры? Если у него не получается? Ведь уж в нашем раскладе, ка­залось бы, свалилось счастье такое нежданное! Казалось бы, ну отыграй его, сделай своим, убеди... И нет ведь звезд среди нас, все ведь — снизу... равны... Нет. Обреченность.

19 июня 1988 г., Москва

Паша Каплевич свел с Олей Наруцкой, которая снимает на «Мосфильме» «Мужа и дочь Тамары Александровны». Согласился сняться в эпизоде. Вот вчера произошло это дело. Снимали в КПЗ 13-го отделения милиции. Целый день (с 9 до 21). Сцена, в общем-то, интересная могла бы быть. Валя Малявина — в роли этой самой Тамары... Странный такой эпизод... Но у меня ничего не получилось. Репетировали когда, с утра, очень даже были все довольны. Режиссеру нравилось, она не скрывала. Потом началась долгая установка и т. д. и т. д. Потом надел свитер, дубленку (действие зимой происходит). Жара дикая, весь мокрый, и все ушло. Тяжело, скучно... Ничего не мог с собой поделать. Не мог переломить. Опустошенность жуткая... Ужасное состояние! Первое очарование от знакомства, от получавшейся работы — рассеялось. Расстались уже совсем холодно. Не получилось.

Домой вернулся совсем разбитым. Настроение сквер­ное. Совсем скверное. Болят все мышцы. Тупость. Почти отчаяние.

22 июня 1988 г.

Вылетели из Шереметьева часов в 9 утра, вчера то есть. На этот раз без пересадок и посадок. Прямой аэрофлотовский рейс. С курицей. Долетели без происшествий. Уже в самолете кто-то из итальянцев подарил журнал «Раnorаmа» с большой статьей о нашем театре и анонсом о предстоя­щих гастролях.

В Милане за день до нашего приезда был ливень и ураган. Мы приехали в дождь. Аэропорт, все процедуры таможни и т. д. Потом на автобусе в город. Дождь. Зелень. Красивые дома, или виллы, не знаю. Несколько свалок автомобильных... тоже красивых. Расселились в гостинице «Ritter» на улице Гарибальди, в пяти минутах хода от Piccolo Studio Theatro, в котором и будем работать.

Отдохнуть не пришлось, спустились сразу же в холл на организационное совещание. Принесли огромныебукеты лилий от Стреллера и Ноймана (продюсер). А.А. зачитал письмо Стреллера (он в Париже пока).

День был воскресный, город вымерший, тихий. Дождь. Правда, не сильный. Немного прошлись. Буквально 30-40 минут, и пришли в театр на репетицию.

Занимались в основном 2-м актом, текстом, вернее, сверениемрусского с итальянским.

Вечером, часов в 8, всей труппой побрели по улицам. Вместе с А.А. Прошли мимо старого здания Piccolo. Ахали в галерее «Виттория»... Вышли на площадь Миланского собора... Нет... нет, сначала к Ла Скала... к памятнику Лео­нардо... Вечерело... Дождя уже не было... Тепло... Состояние какое-то невероятное. Как-то трудно верится — и в вечер этот, и в Милан... Вот мы идем, вот — Ла Скала, вот — Соборная площадь... Медленно темнеет. Собор дрожит, ка­жется, движется; толпы туристов, и миланцев, наверное... толпа веселая, праздничная, разная... Парень работает в окружении вольных зрителей... танцует, жонглирует под магнитофон. На мотоцикле делает трюки, фокусы, и все делает классно... Сидим на ступеньках долго-долго. Темнеет. Реклама скачет... Медленно бредем домой, в го­стиницу. Стада машин на улочках, даже странно, как они вмещаются сюда.

Сколько программ ТВ, еще не выяснили, пока 14 уста­новили. Устал я очень. Все-таки бессонная ночь перед полетом. Быстро уснул.

Завтрак сильно отличается от венского. Для нас похуже... Булочки, маслице, джем, кофе...

Сбор был в 10.30. Тут началась вся история с И.Т. Она вчера потерялась, не знаю, что там было, в общем, зво­нили уже из консульства... А.А. убит и взбешен. Поехал в консульство... Ну, а перед этим, конечно, каких только мыслей не было... Кошмар! Как говорит пастор Мандерс: «Вот они, плоды!» Вся труппа, конечно, тоже издергалась, переволновались... Потом еще «получили».

Тяжело с неуправляемыми людьми иметь дело. Упаси Бог. Неуправляемые в том смысле, что сами собой... Распи... ство! И тупость, невоспитанность. Да-да, элементарная невоспитанность. Мы все думаем, что невоспитанность — это когда ложку держать не умеют. Нет. Это когда себя ощущают пупом.

Так день скомкан. Пообедали, и в 4 (в 16.00) — опять со­брались в репзале. Теперь, наверное, до глубокой ночи.

Здание Театра Студио, наверное, самое лучшее (на мой взгляд) из всех, что я видел. Сцена и зал в совершенном согласовании. Удивительно! Удивительно. Репзалы, гримерки, все, все — невероятной чистоты, продуманности, красоты... Все, от дверной ручки и туалета до свето- и радиоаппаратуры!

Сейчас — 8 вечера. Работается 2-й акт. Все бы ничего, если бы не некоторые истерики. Что сделаешь?

4 июля 1988 г., Милан

Сегодня сыграли первый спектакль. В Милане. Как всегда, была напряженка перед... Вчерашний день (5-е) работали на износ, с 11 до 17 без перерыва, нет... все уже перепуталось... это — сегодня так, а вчера... много времени потратили на ввод девочки, итальянки. Малышка, 12 лет, поразительно. В общем так: утром встали в 7, позавтракали и пошли по городу. Мы с Витасом набрели на мемориаль­ное миланское кладбище... Жалко, нет хорошего аппарата, это надо снимать.

Репетировали с 10.30, проблемы все те же, те же и те же... Вводим девочку, но... дело не в ней как раз. С ней все более чем в порядке. Потом перерыв два часа, пообедали и опять походили. (Художественная академия, улочка художников и т. д.). В 4 начали опять и вернулись домой после часа ночи. А.А. нервничал. Хотел закрутить ночную репетицию, но с капиталистами это дело трудно дается, у них профсоюз. Все выключают и уходят. Пришлось сдаться.

Усталость дикая. Сегодня уже с 10 утра в театре. Тренинг. Репетиция 3-го акта и 1-го, и — кусками — 2-го. Перерыва не было. Отпустил в 5, а в 7.30 — сбор. (Начало в 8.30.)

Собрались в 7.30. Тренинг. Потом А.А. пришел. Сначала в одном репзале сидели, потом перешли в Брехтовский.

Кресло Стреллера. Черная куртка А.А.

Репзалы!.. Оснащение. Чистота (пол), дизайн. Ваби-саби.

Состояние перед спектаклем.

Зал полон. Публика. Играем без перевода. У некоторых на коленях книжка Пиранделло. Читают.

1-й акт... начался... первые ощущения... Пустота... По­лусон... В сцене — легко. Глаза. Контакт ощущается не в оценках (привычных), нечто другое. После каждого акта — аплодисменты большие.

Спектакль по нарастающей. Понимание вырастает по ходу. Да... как иностранное кино (постепенно начинаешь понимать).

Финал! Долгий, бурный!

Брави! Брави! Брави! А.А. — весь в черном (костюм аван­тюриста) (после 1-го акта — «наверное, не доживу до конца»).

Прием после спектакля. Шампанское. Стол (в Вене ши­карнее, но мило и нежно). Миланцы аплодировали стоя, такого не бывает...

Слова самые, самые! Букеты госпожам актрисам (всем) от Стреллера. Уже много прессы. До нашего приезда было две статьи, а теперь газетах в шести уже есть материал о театре, о Васильеве (до спектакля!).

Волновались. Жутко. Если честно теперь — были и сомнения.

Слава богу!

Выпил шампанского... теперь в номере.

Телевизор. Ночь. (Фильм о вьетнамской войне, а только что кончился «Смерть в Венеции», посмотрел уже послед­нюю часть.)

Завтра с 11 до 13 — репетиция, потом в 7 — на спектакль.

6 июля 1988 г., Милан

Идет 2-й спектакль (2-й акт). Первый акт прошел непло­хо, но неровно. А.А. недоволен. Публика, кажется, попро­ще сегодня, демократичнее. Принимают живо, реагируют непосредственно.