Не валяй дурака, Америка!

Если ты видишь в своем хвастовстве своеобразный пиар, то я вижу дешевые совковые понты.

Из князей в грязи?

Я тебя прошу, не делай видеосъемку этого трейлера, а то моя мама, когда ты ей видео вышлешь, от инфаркта сляжет. Блин, никогда не думала, что приеду к мужу-американцу, который живет в старом трейлере со своей мамой, да еще с дырищей в кухонном полу. Осторожно, не провались. Был бы с руками, давно бы вставил новые деревяшки. Я в Ташкенте в шикарной квартире жила, такой ремонт перед отъездом там отгрохала! Этим америкосам не снилось. Я две штуки долларов на родине имела, в месяц! Интересно, на сколько у меня хватит терпения?

Слышала бы ты, как его мать по вечерам бубнит! Она так молится вслух, долго и нудно. У нее в спальне стенд есть, куда она прикрепляет фотографии, вырезанные из газет. Фотографии пропавших без вести. Представь? У меня гул в голове от ее набожности.

Посмотри, какие я костюмчики себе купила в Нью-Йорке! Как тебе эти босоножки? Нравятся? Думаешь, мне негде будет их носить? Я, между прочим, уже ношу. Мой же не работает сейчас, возит меня в колледж на занятия «русский язык для иностранцев». Конечно, мне на фиг не нужны эти курсы, ты помнишь, я в Ташкенте переводчиком работала. Но надо же из вонючего трейлера вырваться, нарядиться, почувствовать себя белым человеком. Конечно, блистаю там, и познаниями в том числе.

Понятия не имею, когда стану тут легальной. Я даже упаковщицей в магазин не могу без грин-карты пойти работать! А муженек пока не может подать документы на меня в иммиграционную службу. Ведь им мало просто сертификата о браке. Он, оказывается, теперь должен доказать, что в состоянии меня содержать. Так что, пока он не устроится на работу, мы сидим. Я сижу. Только никому не говори, но я все деньги, что привезла, потратила на нашу свадьбу, на прическу с маникюром, прикинь?

Давай поснимай меня на берегу океана. Здесь так красиво! Я сейчас мамочке рукой помашу. «Мамочка! Привет! У нас все просто замечательно! Ой, пеликаны летят!»

Монолог няни, или Последнее шоу Си Джея

(США, Аризона, 1999, авторское)

Ты — хорошенький в голубеньком гробу. В черном платье я — склонилась над тобою. Черты твои обведены коричневой каймой. Услуги визажиста похоронного дома — дорогое удовольствие.

Твой гробик окружен цветами и людьми. Тебе, должно быть, обидно умереть, не познав запаха цветов и красок мира.

Твой обезображенный поцелуями смерти череп прикрыт кепкой, выбранной родителями. На головном уборе рисунок: нагло усмехается герой американского мультфильма — тасманская крыса. Существо быстрое, хитрое, неуправляемое и непредсказуемое. Тоже мне, нашли что надеть на усопшего пупсика.

В ногах твоих голубенький плюшевый медвежонок. Он мог бы быть твоей любимой игрушкой. Может, так оно и будет, ведь египтяне тоже верили, что все предметы, положенные в могилу фараона, будут им использованы на том свете. Дай-то бог, кому как верится.

Ты прожил три болезненных мгновения. Три месяца. Июль, август и сентябрь. Октябрь дни твои обрезал. Ты задохнулся. Во сне. В спальне матери. При матери.

Твоя шестилетняя сестренка — единственный сухоглазый человечек из присутствующих. Она тщательно подготовилась к твоему последнему шоу. Ее щеки красны от румян. Фиолетовые тени придают глазам еще более глупое выражение. Красная материнская помада. Ей теперь хорошо, она догадывается, что будет высыпаться и не услышит твоих ночных воплей, что скромная родительская зарплата не будет идти преимущественно на твои нужды. Она больше не услышит: «Подумай о своем братике!» Ибо братика-то больше нет.

Отец, убитый горем, сидит в кресле, уронив лицо в ладони. Для него Си Джей — первый и последний ребенок. Ведь по требованию жены он недавно пошел на вазэктомию — стерилизацию.

Люди вокруг плачут и сморкаются. И это меня раздражает. Что за насмешка природы, почему слезы и сопли идут рука об руку? Такой недостаток человеческого организма! Звуки сморкания звучат кощунственно для моего слуха в этот тяжелый момент оплакивания твоего холодного тельца. Твоего нераспустившегося бутона. Твоей неспетой песни. Твоего несделанного первого шага, твоего непосаженного дерева.

Я никогда в жизни не стояла у гроба младенца, не стояла у гроба вообще. А ведь, если задуматься, ты не один такой, мир не узнавший и не оценивший добра и зла, вкуса жизни. А мог бы стать отпетым убийцей, и, может, Бог забрал тебя от страха за злодеяния, еще не совершенные тобой? Прости, у меня паранойя.

Люди вокруг — твои родственники. Они с теплотой относились ко мне, а иногда — как к предмету обстановки. Ведь бебиситтеры уважением тут не пользуются. Их даже принято не замечать. Их можно не стыдиться. При них можно выяснять отношения и говорить друг другу гадости.

Но я-то знаю, какой стайкой разъяренных стервятников стали бы эти милые рыдающие и сморкающиеся создания, если бы ты умер во время моего ночного дежурства. Меня бы затаскали по судам, и кто знает, на сколько кусков растерзали бы мои душу и будущее. Спасибо тебе, что ты умер не во время моего ночного дежурства, не украл моего счастья и покоя! Пусть земля тебе будет пухом. Аминь.

Обноски вдовы

Мы с мужем после свадьбы в Атланте укатили на его машине в Джексонвилл на медовую неделю. Американцам отпуск дают коротенький, не двадцать один — двадцать восемь дней, а неделю, максимум две, если долго работал на компанию.

Все было прекрасно: в океане Атлантическом купались, ракушки собирали, по ресторанам ходили и объедались свежими морепродуктами. Я пыталась перепробовать все американские алкогольные коктейли, а моему мужу доставляло удовольствие открывать для меня Америку.

В Джексонвилле мы посетили его родственников — дядю Ларри и тетю Джоанн. Дядя перенес инфаркт, был инвалидом и пенсионером, а жена его была младше на пятнадцать лет, работала в какой-то зубной клинике и тянула все счета. Дядя Ларри и тетя Джоанн относились к нам душевно, как к своим детям. Забыла упомянуть, что на свадьбе дядя Ларри был у нас посаженным отцом и вел меня под руку к алтарю и жениху.

Во время нашего короткого визита Джоанн посетовала, что поправилась, и некоторые ее вещи стали ей малы. А мне, мол, подойдут. И я приняла ее ношеные вещи — ночную сорочку, шорты, майки. Уж очень она мне как человек понравилась. Я подумала, что это традиция такая. Мне тогда все американское нравилось. Хотя, если вспомнить, на родине я никогда не носила вещи мамы, а сестер у меня не было, и я никогда не донашивала ничьи обноски.

Мой новоиспеченный муж не считал чем-то неприличным, что его молодая жена будет носить чужие вещи. Его личная самооценка никак не хромала от этого факта. Наоборот, он обрадовался, что ему не придется мне покупать новое.

Я тогда не задумывалась, что с вещами Джоанн я взяла в подарок и часть ее судьбы. Через пару лет, в 2000 году у моего мужа случился инфаркт. В тот же год скончался дядя Ларри. И тетя Джоанн стала вдовой. Только я ее вещи не выбросила, а хранила, иногда носила, никак не ассоциируя их с обносками от вдовы!

После 2000 года на нашу семью тайфуном всякие болезни и проблемы налетели. Я, подобно Джоанн, стала женой, которая работает и тянет все в доме, а муж — больной инвалид. В 2007 году я похоронила его. Вот и задумаешься об энергетике, которую можно принять в наследство через вещи.