Не введи во искушение
Шрифт:
— Если добровольцы обвиняют нас и нашего атамана в том, что мы проститутки в немецкой постели, то кем являются они, живя на нашем содержании?
Слово взял и генерал Краснов:
— Да, господа! Добровольческая армия чиста и непогрешима. А я, донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии! Весь позор этого дела лежит на мне!..
Сергей Минаевич и Захар Миронович; опоздав на открытие Круга, едва пробрались через плотно забитые проходы зала, С трудом понимая, о чём говорит Харламов, пригибские делегаты уловили одно: Краснова
Но тут взял слово Краснов. Он говорил уверенно, и Захар Миронович изменил своё мнение:
— Войсковой атаман наш башковитый. И никакому германцу он не служит. Брехня это, досужие вымыслы.
— Верно гутаришь, кум, — согласился Сергей Миронович.
Прения накалялись. Старики то и дело меняли мнения. То им казалось, что правы Харламов с товарищами, то Денисов и Краснов.
Войсковой атаман, уловив перелом в настроении Круга в свою пользу, встал и заговорил. Речь его была обращена не к оппозиции, а к простым казакам:
— Казачий Круг! И пусть казачьим он и останется. Дон для донцов! Мы завоевали эту землю и полили её своей кровью, и мы, только мы одни хозяева этой земли. Казаки! Не верьте чужакам... Не верьте волкам в овечьей шкуре. Они зарятся на ваши земли и жадными руками тянутся к ним. Пусть свободно и вольно живут на Дону гостями, но хозяева здесь только мы одни... Казаки!..
Зал взревел, загремел овацией. А Краснов продолжал свою речь. Он говорил, что не верит в иностранную помощь, что немцы враги казакам, что три с половиной года войны с германцами не забываются. Что они пришли на Дон за зерном и мясом.
— Я не верю, — говорил Краснов, — и англичанам с французами... Помните слова нашей старинной казачьей песни: кто был казаку товарищ — это конь вороной, я сам молодой да сабля вострая в руках!..
— Да, вот это правильные слова, — говорил Сергей Минаевич, когда старики, протиснувшись через толпу, вышли к памятнику Ермаку, где стояли их привязанные кони. — Что, кум, может, перекусим да в обратный путь двинемся?
— Погоди, Минаевич. Охота поглядеть, как наши молодые казаки на параде себя покажут. Сказывают, и твой Стёпка прибудет. Ему, вроде, второй Георгий вышел.
Молодые казаки двенадцати полков, созданных атаманом Красновым, все как на подбор, обмундированные с иголочки, прибыли в Новочеркасск из лагерей. Кони незаморённые, шли словно пританцовывая.
Построились в широкое каре под своими полковыми штандартами, ждали начала парада.
На трибуну поднялись Краснов, Денисов, Богаевский, ещё несколько генералов и полковников. Вокруг гости именитые, дамочки с букетами.
— Вот это казачки, аж слезу вышибает, — промолвил Захар Миронович. — Мишку мово ты, кум, не приметил?
— Да вон же он, во второй сотне с вёшенцами. Узришь на скачках.
— Что-то глаза запорошило. — Захар Миронович протёр лицо грязным платком. — А Стёпки не вижу.
— Дак ему не до парадов. Он от большевиков фронт держит. А ты старшего, Ваньку, видал? Урядник!..
— Вчерась видел. Говорит, дюже много дел у него. Обещал разыскать меня, гостинцев матери передать.
— Хорошо твой Ванька устроился.
— Да уж ему при его ранении
и Георгиях иначе и нельзя...В это время заиграли трубы, раздались зычные голоса и полки пошли в церемониальном марше.
На трибуне генералы и офицеры подтянулись, дамочки восторженно захлопали, под ноги коням цветы бросать стали.
— Ах, язви их, красиво идут, — радовался Захар Миронович. — Будет о чём бабке рассказать.
Потом начались скачки, рубка лозы и другие соревнования.
— А что, не перевелись на славном Дону казаки. С такими молодцами никакие Советы не страшны, — переговаривались старики.
Когда закончился смотр, Захар Миронович с Сергеем Минаевичем, завалившись в бричку, погнали на хутор.
За утренним чаем Краснов как-то сказал жене:
— Лида, наступает серьёзный момент. Германия, возможно, проиграет войну Франции и Англии. Я думаю, рано или поздно немцы покинут Украину. Тогда гетман Скоропадский потеряет свою власть, которая держится на штыках германской армии. Да и Москва признала независимость Украины только под давлением Брестского мира. Кто сменит Скоропадского, пока утверждать не берусь. Однако знаю, что хохлы готовы вцепиться в чуприны друг другу. Скорей всего на смену Скоропадскому придёт Петлюра...
Бели немцы войну проиграют и начнут выводить свои войска, Москва тут же разорвёт все условия Брестского мира и станет поднимать украинского мужика за советскую власть. И лозунг прежний — землю крестьянам. Независимость Украины будет ликвидирована. Отсюда, Лида, задача нашего правительства — укреплять Дон. Казачество наша опора...
С конца августа на границе Войска Донского на Хопре и Северном Донце начали группироваться отряды красноармейцев. Один из отрядов пересёк рубеж Донской земли и занял хутор Кулики. Сотня Стёпки Уса попыталась с налёта освободить хутор, но встретила ожесточённое сопротивление. Ус велел сотне спешиться. Коноводы отвели коней в укрытие, а казаки стали окапываться.
Подошла батарея. Орудия сняли с передка и установили против позиций красных.
Прискакал связной, доложил Усу, что в поддержку красным движется ещё один отряд. Тогда Степан подал команду перейти в наступление. Спешенные казаки рассыпались цепью, пошли вперёд. С флангов ударили пулемёты красных, раздались винтовочные залпы. Казаки остановились, залегли. Не успели окопаться как следует, как красные перешли в контратаку.
К Усу подъехал другой связной, передал приказ: отходить в расположение полка. Коноводы подвели коней, и казаки поскакали к соседнему хутору, где уже собрался весь 10-й Донской полк.
Обогнав сотню, протарахтела батарея. Вскоре Ус увидел полковника. Тот приказал:
— Хорунжий, ваша сотня прикрывает наш отход. Полку предстоит занять новую позицию.
Побывав на передовой, генерал Денисов доложил Краснову о скоплении частей красных по всей северной оконечности Донского края.
— Пётр Николаевич, если мы не перейдём наши рубежи и не нанесём упредительного удара, быть беде. Надо переломить настрой донцов. Троцкий взялся за создание красных бригад.