Не выпускайте чудовищ из шкафа

Погода… надо было прогноз узнать.

Что-то рано темнеть начинает. Плохая примета. Очень.

– Времени мало, - сказала я. – Надо вернуться, пока не накрыло.

Погода на Дальнем в целом гадостная, но ровная, хотя порой случается вот. И чую, случится. С нашей-то удачей.

Псица сидела на горке камней и поскуливала.

С виду обычная… нет, не обычная.

– Погодите, - Бекшеев выставил руку. – Вы могли бы…

– Отойди, - сказала я, хотя можно было бы вслух и не произносить. Зверь отступил, правда, недалеко. Она не желала расставаться со следом.

А вот Бекшеев смотрел.

Опять.

И сосуды эти. И глаза бегающие. И лицо, мышцы которого вдруг ослабели. А если и вправду удар? Шутки шутками, но…

Вдох.

Выдох.

– И здесь не так. Не соответствует… - выдавил он. А я протянула флягу, которую мне Отуля всучила. С травами. И он принял. Сделал глоток.

– Показывай, - флягу я оставила Бекшееву.

Псица тявкнула.

Мхи.

Земля.

Камни. И снова мхи. Кровь? Впиталась. Смылась. И прошла сквозь песок. А вот камни – это другое, на камнях задержалась.

– Кровь, - сказала я, и Бекшеев поспешил. А хромать стал сильнее.

Порыв ветра налетел с берега, пронизывая насквозь и плотную куртку, и свитер.

– Это не его кровь, - он опустился на колени, отложив трость. – Смотрите… здесь. И здесь тоже. И крови много. Должно быть. Основная масса просочилась, смылась, но… если сломали шею, то много крови не будет.

Камни пористые. И кое-что впиталось.

Я подняла один. Подумала, взяла и второй. Может, получится группу определить. Но что-то мне подсказывает, что это кровь все той же женщины.

Которую здесь убили?

А Миха увидел?

Нет, тогда бы он не подошел… или наоборот, подошел бы? Если бы увидел, что женщине плохо? Если бы решил, что помощь нужна. Он ведь был славным парнем.

– И вот еще, - Бекшеев сгреб в платок горсть земли. – Тоже надо. На всякий случай. Но… но если здесь были еще люди, ваша… собака, она может взять их след?

Я посмотрела на псицу.

Она на меня.

И… Мрак понимал лучше. Не сразу, нет. Связь ведь возникает слабой, это потом она уже и крепнет, и развивается, позволяя прорастать друг в друга.

Но она поняла.

Кажется.

Она подошла к пятну.

Ткнулась в кровь. Вздохнула.

Закружилась на месте, что-то бормоча на своем, на собачьем. Это звучало как жалобное потявкивание с рычанием вперемешку. Потом псица подбежала к берегу.

И назад, к пятну.

– Тот, кто стоял здесь, - я попыталась понять ощущения. – Он ушел к берегу. А потом обратно.

– Тело относил.

Где-то далеко громыхнуло.

Так, кажется, все будет хуже, чем мне представлялось.

– Что это? – Бекшеев развернулся и прищурился. – Гроза, да?

– Да, - я вдруг поняла, что убраться мы не успеем. И до машины не дойдем. Мать твою… одна бы я сумела. А он не понимает.

Конечно.

Он же столичный житель, а там, если и случаются грозы, то совсем не такие.

– Все плохо, да? – Бекшеев понял по моему лицу.

– Очень, - честно сказала я. – Грозы здесь… их лучше бы в укрытии где переждать.

Ветер, развернувшись, с новой силой ударил в берег. И сосны загудели, затряслись, выгибаясь, сбрасывая остатки снега и игл.

Стало еще темнее.

А зверь, которого приближение грозы волновало постольку-поскольку, вдруг остановился и завыл. Громко так, явно привлекая мое внимание. И повернулась даже.

– Хорошая девочка…

– Сколько у нас времени? Я могу и бежать, если понадобится. И… вы можете сами? Добраться до машины, – это он предложил как-то, смущаясь, явно понимая, что не могу я сама.

Никак не могу.

– Если подумать, главное до смерти не замерзнуть, - сказала я ободряюще. – А там у вас матушка – целитель. Вытащит.

Ну да. С ободрениями у меня так себе.

Но я старалась! Честно.

– Идем, - я потянула Бекшеева за рукав. – Потому что после бури тут точно ничего не найдешь…

Недалеко.

Тварь кружит на одном месте, то потявкивая, то припадая, то вскакивая. Она суетится, тычется носом, а порой пытается копать.

– Что с ней?

– След оборвался.

– Смыло?

– Нет, - я опять попыталась поймать ощущения твари. – Он оборвался…

Я огляделась.

Вот, что неправильно.

Земля!

Черные проплешины, точно рваные раны на теле. Дерево накренилось, но не рухнуло. И если отойти… да, если отойти на пару шагов, то становится видно, что земля здесь просела.

То есть это сразу видно, провал такой не спрячешь, пусть и не особо глубоким вышел. Но на Дальнем такие – обычное дело.

Вот только нынешний появился не так давно. Жаль, не лето. Летом бы сказала точнее.

– Здесь был обвал, - я почти захлебнулась мелким снежным крошевом. И ветром. – Обвал! Здесь!

И руками замахала.

– Земля…

Грохот с небес перекрыл голос. А я поняла, что смысла стоять здесь нет. Даже псица рванула ко мне и прижалась к ногам.

Так…

Укрытие.

Думай.

Если просела, то… то вниз. Логично. Почему? Потому что что-то там внизу засыпало. Что? Ход. И тогда ясно. Тот, кто убил Мишку, пришел из-под земли… и может, Мишка сам сюда шел?

Ветер опять взревел.

А потом полыхнула молния, ослепив на долю мгновенья.

Нет, тут оставаться не вариант.

Снизу громыхало море, разбуженное ветрами. Сверху гремели медью небеса. Ветер хлестал водой и мелким ледяным крошевом. Еще немного, и вообще ничего видно не будет.

Все потом.

– Ищи, - я вцепилась в шерсть, в которой запутались льдинки. В лицо пахнуло вонью немытой пасти. – Укрытие. Яма. Ход.

Звери, они тем и отличаются от людей, что мир чуют тоньше.

Мрак вот каким-то непостижимым образом умудрялся выбирать правильную дорогу. И та, убитая мною собака, тоже нужна была, чтобы по трясине пройти. Но тогда не вышло.