Небо нас ненавидит

Неужели это Бад-Табир? Неужели приехали?

Он ощутил прилив сил. Поднялся, сел, поморгал глазами, пытаясь стряхнуть головокружение. Потом прочитал короткую молитву. Молитва была для Старых Богов, мать часто читала её в детстве, когда он болел. И вот прошли годы и мать жива — а он, Квендульф, всё равно, что умер.

Интересно, ей сообщили? Даже если и сообщили — она, как и положено матери, уверена, что это ошибка. Продали в рабство кого-то другое, имя обычное и популярное. А её маленький Квендульф просто пропал без вести и обязательно вернётся. Рано или поздно — вернётся!

Не бойся, мама, — подумал Квендульф, — Я однажды вернусь. Я сделаю всё, чтобы вернуться.

Парусник свернул к причалу. Дальше фарватер был сложнее — город разрезал реку каналами и запрудами, русло обмелело и проступили островки, поросшие высокой болотной травой. На дамбах, что разделяли каналы, уже суетились человечки с вёдрами и деревянными лопатами.

От этой картины стало ещё печальней. Вот оно, прямо перед глазами — угнетение человека человеком.

Квендульф предположил, что там, среди запруд, должен быть главный речной порт. Ведь не может же эта пристань в полторы деревяшки снабжать такой большой город!.. Она была ещё меньше той, что они видели.

Как бы там ни было, надо выбираться. Офицеры уже встали, жрец тоже поднялся. Квендульф дождался, пока парусник встанет на прикол, и встал вместе со всеми, взвалив на плечи второго раба.

Тот был совсем плох. Тело разбухло, кожа позеленели, голова болталась, словно у пугала, а толстые губы не говорили ни слова. Квендульф не успел узнать ни его имени, ни откуда он родом, ни где тот был в ту памятную ночь… и был ли он вообще в ту ночь среди мятежников. Его могли отправить сюда и за другое преступление.

Офицеры надеялись, что его купят и в таком виде. Едва ли он был первым, кто так заболел. У жрецов должны быть снадобья, они же живут в этих местах со времён потопа. Не просто так искусство здешних лекарей гремит на весь мир.

Маловато мы работников привезли, — думал Квендульф, — Недостаточно много народу по первому классу пустили. А ради меня одного… ну ладно, нас, полутора человек, не стоило отвлекать так много людей.

Интересно, вскроется, что большая часть партии ушла в рабы-наёмники некоему Ашшурам-Аппи? Квендульф очень хотел, чтобы вскрылось и эти тупые офицеры ещё раз пошли знакомым путём — только теперь на вёслах и невольниками.

Они шли в сторону города, причём нагруженный Квендульф шёл бодрее всех, несмотря на оковы и галлюцинации. Его ожидало там будущее — счастливое или бесконечно безнадёжное. А их — опасная, унылая служба.

Этот город был заметно больше чем те, что они видели раньше. Стена начиналась у воды и уходила вдаль, очень медленно забирая к востоку. На каждом кирпиче были написаны загадочные знаки, похожие на узоры древесных червей.

Идти было недалеко. В сотне шагов от воды возвышалась огромная квадратная башня, высотой в три этажа и шириной в дом. Внутри — просторная арка ворот. Арка была настолько просторной и высокой, что в неё без проблем можно провести слона.

Что-то щёлкнуло на той стороне ворот. Несколько искорок проскользнули между створок и погасли на земле. Такие же искорки летели от браслета Гервёр… Теперь ему казалось, что он видел их очень давно, может быть в прошлой жизни.

И вот ворота священного города начали расходиться. Квендульф ожидал увидеть длинные, вымощенные мрамором улицы — но увидел накрытый тенью внутренний дворик. Мозаика на полу изображала солнечный круг, что тянул лучи, похожие на щупальца осьминога. На скамьях сидели грузные стражники в длинных синих одеждах и с короткими копьями. Были и статуи — два алебастровых львы с бородатыми человеческими головами взирали на чужеземцев с грозным презрением.

А сбоку, в небольшой нише, сидел за столиком юный мальчик в жреческом облачении, с волосами, завязанными в хвост. Столик напоминал тот, что он видел у дознавателя. И этот человек был опасней, чем все стражники вместе взятые. Квендульф чуял это носом. Всё-таки он был прирождённый воин. В выборе союзников он ошибался постоянно. Но в оценке сил противника — никогда. Именно поэтому он так здорово сражался с тренированными гвардейцами короля-узурпатора.

Этот опасный юноша был примерно его лет. Смуглая кожа, особенно выразительная вместе со светлым облачением, внимательные миндалевидные глаза — видимо, все местные жители напоминали давнишнего проповедника. И одежда служителей старых богов была им и правда к лицу.

Плечи были тонкие, пальцы длинные — но чувствовалось, что силы и ловкости в нём достаточно.

Он тоже обратил внимание на Квендульфа. Чуть сощуренные глаза постоянно поблёскивали, словно у небольшого, но достаточно хитрого животного.

В тот день Квендульф и Арад-Нинкилим увидели друг друга первый раз в жизни. И оба почуяли в новом знакомом родственную душу. Но пока они не знали даже имён друг друга

— Что со вторым? — спросил Арад-Нинкилим на новодраконском языке. У него был тот же акцент, что у проповедника.

— Выпил речной воды, — ответил Квендульф, — Мы говорили ему, что нельзя, что он испортит живот, понос будет или что похуже. А он сказал, что ему надристать. На всё ему надристать… И вот его приходится носить — потому что похуже, то и случилось.

Юный служитель начал отдавать приказы на диковинном местном наречии, шипящем и мелодичном. Квендульф напряг слух, но не смог различить ни одного знакомого слова.

Жрец с парусника изобразил улыбку и пригласил офицеров следовать за ним. Они охотно пошли. Тем временем дюжий стражник подошёл к Квендульфу, снял больного с его спины и утащил прочь со двора.

Стало легче дышать. И Квендульф наконец-то смог расправить плечи.

Юный служитель встал из-за стола и подошёл к Квендульфу.

— Следуй за мной, — сказал он, опять на языке новодраконском.

— Куда?

— Туда, где я сделаю из тебя настоящего невольника.

Глава 18. Жертвенный камень

32. Ладислав, барон Томирский

— Что известно о зелёных детях? — спросила Гервёр.

Они отправились втроём — Ладислав, Гервёр и Милон. До деревень, откуда дошли подозрительные новости, было ещё полдня пути. Но Пегие Болота уже начались. Дорогу обступали осинники и дубравы. Иногда деревья расступалис и они видели, как блестит в прогалинах участки открытой воды в мохнатом воротнике камышей.

— Это странные животные, — начал Ладислав, — Может быть, слишком умные обезьяны, а может, слишком обезьяноподобные люди. У них яйцевидные лысые головы, лягушачье-зелёная кода, а сами они мелкие, не больше детей — и такие же злобные. Прежде, до потопа, они процветали, ещё больше, чем люди и построили огромные города. Их и сейчас показывают в пустынных предгорьях империи.

— Дальше.

— Никто не знает, есть ли у них душа. Но люди для них — всё равно, что дикие звери. Они охотятся на людей, убивают и едят. У них есть речь, но они не желают с нами разговаривать, а угодив в плен — умирают, как аксолотль, лишённый воды. Их язык так и не изучен. Не один народ не может с ними ужиться. Поэтому зелёные дети и живут там, где никто другой не согласен. Раньше, пока шли войны, они неплохо себя чувствовали в Шатровых Горах и Печальных болтах! Но теперешний царь царей взялся за них всерьёз. Их истребляют, как грызунов, а уцелевшие бегут в соседние государства, где их тоже ждёт смерть. К счастью, у них нет других поселений кроме деревенек, что на бесприютный окраинах Империи. Так что им негде пустить корни. Со временем люди истребят их до конца. Проделают с ними то, что они собирались проделать с людьми.