Небо — пусто?

Виточка извиняется! Дора ушам своим не верила. И, пока собирала Катю гулять, исподтишка удивлённо поглядывала на Виточку.

Да, девица оказалась не так проста и не так однобока, как показалось сгоряча бабкам.

И Кроль туг же раскис. Позвонил на работу, что задержится по семейным обстоятельствам, обхватил Виточку… Последнее, что слышала Дора, уводя Катю гулять: «Сейчас я тебе за ушком почешу!» Да, ночная кукушка перекукует дневную…

Теперь при встрече Виточка чуть нос не показывала им, ненавистным бабкам, с торжеством поглядывала на Дору — эвон как я укротила его?! Ходила приплясывая. С Дорой разговаривала как ни в чём не бывало.

Но через три месяца Кроль снова огорошил её, как когда-то с женитьбой:

Мы переезжаем, мать, сменяли нашу комнату и квартиру Виточкиной матери. — Кроль, как и тогда, в глаза не смотрел. Сидел на краешке стула. Правда, обед поглощал по-прежнему, слопал всё до последней крошки. — Я буду приезжать к тебе, мать. Сама понимаешь, в общей, с соседями жить плохо. Не хозяева.

Дора кивала болванчиком, пытаясь сформулировать лишь одну фразу:»С Катей гулять…» — «нет», «о Кате заботиться…» — «нет»… Спрашивать ничего не пришлось,

Кроль сам всё расставил по своим местам.

— Виточка с матерью договорились: сама будет сидеть с Катей днём, а мать — вечером. Не все равно, в какую смену Виточке работать. А мать договорится с начальством — будет уходить с работы на час раньше.

Всё распределили. Ей места не оставили. Есть один вопрос, который и выскочил, прежде чем она ухватила его изо всей силы зубами:

— Значит, Катю я больше никогда не увижу?

— Почему? — воскликнул Кроль, но восклицание получилось искусственно. Прекрасно он и сам понимал: она никак не вписывается в жёсткий распорядок новой Катиной жизни. Он помолчал, сказал неуверенно: — Буду привозить её к тебе.

Но и он, и Дора знали — с Катей ей больше не встретиться, Виточка вычеркнула Дору из жизни Кати жирной линией.

Прости, мать, сейчас придёт машина, грузиться надо.

Не предупредили заранее, не дали проститься с Катей…

Третья глава

1

Катины руки на шее. Катины губы на щеке. Катины смеющиеся глазки… взгляд — на неё, Дору.

Перестройка совпала с исчезновением Кати из её жизни. Соня Ипатьевна явилась в ту минуту, как отъехала от подъезда машина с мебелью и весёлый «Запорожец» — с Катей.

Дора продолжала смотреть на подъезд — не веря в то, что с ней случилось.

Звонок в дверь повёл её открывать, но не высвободил из столбняка.

— Пойдём в кино, — сказала Соня Ипатьевна, усаживаясь на своё место перед телевизором. — Выпустили наконец фильмы о лагерях. Говорят, там есть и о психушках. Вышел фильм «Покаяние», о культе. Идёт в одном из клубов. Знакомая билетёрша обещала пропустить и усадить меня.

Акишка уходил на фронт со Скворой.

Мать просила: «Оставь Сквору мне. Буду заботиться, разговаривать с ним». Дора просила: «Оставь Сквору мне. Он и мой немножко тоже. Разве нет?»

Акишка улыбнулся — за целую жизнь не встретила никого, кто бы так улыбался, чуть кривовато и — всеми пляшущими веснушками, стесняясь и улыбки, и веснушек.

— Именно потому и беру. Тебя… — И всю их жизнь, — поняла она, — с рассветами и футболами, когда Сквора сидел у неё за пазухой, а Акишка носился за мячом, с семечками, которые грызли и на ладони по очереди подносили Скворе, с ледяной водой Москвы-реки, когда купались по очереди — один всегда оставался со Скворой, с книгами, прогулками.

Увезли Катьку, а снова уходит на фронт Акишка.

— О том, о чём мы с тобой читали в запрещённых книгах… фильмы выпустили… представляешь?… — Рука Сони Ипатьевны жёстко держит её под локоть и ведёт по улице, — в них всё, как было.

Только на улице, перед своим подъездом, Акишка сказал ей словами:

«Люблю тебя больше своей жизни. Иду воевать. За тебя. Потому прошу: сбереги себя, без тебя мне не жить. Вернусь, сразу поступим в институты, сразу поженимся, ни дня не промешкаем». — Сквора залопотал быстро-быстро, и она ловила те же слоги, из которых состояли слова Акишки — «лю», «жи», «ве», «же»… — Будем самыми… самыми…»

Слов красивых он говорить не умел, и так — сказал их слишком много для одного раза, на всю жизнь её хватило тех слов.

Он не разрешил матери провожать его.

Он не разрешил ей, Доре, провожать его.

— Тебе не надо видеть не нашу жизнь. Ты останься в нашей. — И добавил: — Пожалуйста. — И ещё сказал: — Я не хочу спутывать…

— То, что это «Покаяние» выпустили, означает: советской власти конец, — Соня Ипатьевна чуть не волоком тащит Дору.

А Дора стоит у Акишкиного подъезда и не хочет, не может от него отойти. Акишка давно уже — под грохот военного оркестра, гремящего в городе, — исчез за углом своей улицы. Сейчас он проходит трамвайную остановку, к которой уже не подъезжают, дребезжа, трамваи, а теперь повернул на Садовую.

Как он может стоять в строю со Скворой за пазухой? Её нет, чтобы подержать Сквору. Как может бежать на учениях? Ползти? Как он может со Скворой ходить в баню? Любой ведь заметит птицу, хоть и привык Сквора молчать на уроках и дышать научился в маленькую дырочку рубахи… Сумеет ли Акишка проделать для него дырочку в гимнастёрке? А ведь сказала она Акишке:

— Велят тебе избавиться от Скворы!

Он улыбнулся беспечно.

— Кому помешает птица? Везде люди, — сказал уверенно. — Вспомни все фильмы, что мы смотрели… Хороших больше.

— Мы о разных людях смотрели. А если тебе попадёт в командиры подлец, что тогда?

— Тогда… тогда… отдам в добрые руки… до возвращения, — нерешительно сказал Акишка, но тут же возразил сам себе: — Не будет такого! Почему именно мне попадётся подлец? Пойми, вы здесь, дома, а я — один…

Так и не сумела она вставить слова — «Добрые руки у тебя есть: оставь матери или мне». Хотела сказать. Не сказала тех слов.

Какой командир достался Акишке?

— Грузинский фильм, — Соня Ипатьевна крепко держит её под руку, идёт быстро, изо всех своих сил. — Слышала такую фамилию — Абуладзе? Ничего не придумал. Говорят, прототип главного героя — Берия. Почему-то мне в юности казалось, среди грузин не может быть жестоких. Когда люди живут в красоте и в тепле… Говорят, фильм кончается, а долго все продолжают сидеть и стоит тишина.

Тишина сомкнулась за Акишкой и Скворой. Наповал их убило сразу обоих? Общей смертью погибли? Или их разлучили, и каждый погиб смертью своей? А может, Акишку замучили в лагерях, о которых ей столько лет подряд рассказывает Соня Ипатьевна?

Тишина. Ни звука, ни шороха.

Они с Акишкой любили тишину. Умели слушать ее. В тишине звучали все звуки жизни и все их несказанные слова.

Они любили смотреть друг на друга. С того самого часа, как отпаивали и откармливали умиравшего Сквору. Им было по десять лет. И что они могли делать, о чём говорить — на юру, на уроках, на улицах, среди людей? Они могли только смотреть друг на друга. Это был их разговор. Это была их судьба — слушать тишину.