Небо в огне

– Ещё месяц, Алсек, и могильная пыль выветрится из твоих лёгких, и тебе перестанет сниться бред, - стражник легонько хлопнул изыскателя по плечу. – Тогда ты перестанешь бредить наяву. Иди спать, Сонкойок. Встретимся на Кутиске. Э-эх, вечно с ней морока…

Спустя несколько мгновений Алсек вошёл во двор, но никого не увидел у очага. Гвайнаиси снова подглядывала сквозь щель между ставнями, но спряталась, едва завидела изыскателя.

– Алсек! Стражники тебя не послушали? – нахмурилась Аманкайя, встретившись с ним взглядом. Жрец пожал плечами, залпом осушил чашу с отваром Яртиса и сел на ложе. За опущенной завесой, судя по шевелению, пытался уснуть Шафкат, и колдунья пригасила свет.

– Это полбеды, Аманкайя, - вздохнул изыскатель. – Шафкат и Ксарна сказали, что я вру. Зген всесильный! Они сказали это в лицо Кегару, почти что под присягой!

– Храни нас Чарек, - прошептала колдунья, меняясь в лице. – Даже Ксарна?! А если в самом деле подвести их под присягу? А этого Сахика нашли?

– Кегар был у него дома – ничему не удивился, - пожал плечами Алсек. – Он больше не хочет об этом слышать. А Интигваман даже на письмо не ответил. Жаль, не спросил, где живёт Сахик, - я бы сам там побродил и что-нибудь узнал бы…

– А если дождаться его тут и сказать, что согласен убить Гедимина? – оглядевшись по сторонам, тихо спросила Аманкайя. – Вдруг он что-нибудь раскрыл бы?

– Это нельзя, сестрёнка, - покачал головой Алсек. – Ни ради чего – просто нельзя. Не подходи ни к кому из них, Аманкайя. Даже к Шафкату, если он заговорит о странном. Может, Кегар прав был… насчёт стен без окон.

Золотые пластины на стенах ступенчатой башни горели ярким огнём – их начищали со вчерашнего полудня. Вход в нижние залы снова открылся, но толпа жрецов не вошла внутрь – напротив, из «подземелья» вынесли закрытые короба, и младшие служители теперь копались в них. Старшим было не до того – они стояли наверху, вокруг жертвенника, в кольце храмовых дев, множество бус было привязано к их налобным повязкам, и звон их летел над площадью вместе с ветром, поднятым огромными разукрашенными опахалами, и брызгами благовонной воды. Верховный жрец расплёскивал её горстями, орошая ступени храма. Едва он останавливался, барабанный бой заглушал звон подвесок: четыре дождевых барабана по углам площадки вновь были вынесены на свет. Алсек не слышал их с самой осени – и теперь невольно косился на небо, надеясь увидеть ползущие с юга облака.

Небо опрокинулось над городом белесой плошкой, слегка подкрашенной золотом и подёрнутой рябью – в вышине проносились стаи небесных змей, реяли, расправив крылья, высоко взлетевшие тонакоатли. Ни облачка – от края до края земли…

– Великий Змей что-то не торопится нас услышать, - вздохнул рядом с Алсеком Кинти Сутукку. – Ты был на обрыве после Аймурайчи? Когда сеяли, снова запустили черпалки – а они до воды едва достают. Ил у берега ссохся – а раньше там впору было плавать!

– Год Каринкайес, что поделаешь, - пожал плечами Алсек. – Жарко. Мы не для себя просим дождей, Кинти, сам знаешь. Для запада и востока. Может, там второй день ливни.

Он старался добавить в голос уверенности, но сам знал, что лжёт – только вчера получил письмо из Чьонсы, с самого восточного востока, оттуда, где месяц без дождей считается страшной засухой. Небо было чистым и там – с самых первых дней Ассави. Тучи бродили над моховыми лесами Нерси’ата, но к Чьонсе не приближались – должно быть, мешала стена огня вокруг джунглей…

– Пепельная Четверть! – возвысил голос один из младших жрецов. На его повязке красовались блестящие чёрные перья.

– Алсек, Кинти, вы взяли оружие? – строго спросил он, подойдя к ним. – Вы в моей двадцатке. Вот ваши перья.

Алсек пристроил к повязке чёрное перо и усмехнулся, показывая «оружие» - длинную метёлку из тростника, прут с пуховым шариком на конце и большое пушистое перо из загривка гигантской птицы хана-хуу.

– Вы – отважные воины, - серьёзно кивнул жрец. – Ждите тут, я за краской.

Он быстро пошёл туда, где один из служителей размешивал в горшке густую грязно-багровую жижу. Там уже стояли, ожидая раздачи, ещё четверо с чёрными перьями. Алсек и Кинти переглянулись.

– Куйюкуси очень доволен, - вполголоса сказал Кинти. – Хэ-э… Я вот ни разу не был двадцатником в дни Кутиски. Собственно, в том году я и на Кутиске-то не был.

– Ничего, немного потерял, - махнул рукой Алсек. – Всех нас перебили в первый же день, а почтеннейший Гвайясамин не разрешил оживать. Так и бегали с погремушками.

– Око Згена! Погремушки забыл, - всплеснул руками Кинти и шмыгнул в толпу у соседнего короба. Оттуда доносилось бряканье.

Вдали, за жреческими кварталами, надрывался банный рожок – купальни следовало закрыть ещё на рассвете, но стражники из застенного дозора не успели вымыться, и теперь рожок звал их в город. Алсек покосился на свою праздничную накидку, думая, успеет он снять её до того, как начнётся беготня, или десять дней спустя будет долго и без особого успеха отстирывать.

Огромная летучая мышь пролетела над площадью, быстро снижаясь, и уцепилась когтями за ограждение на верхней площадке храма, едва не опрокинув барабан. Младшие жрецы, забыв обо всём, уставились на неё. Гвайясамин выплеснул из чаши остатки воды и дал знак храмовым девам. Они расступились, освобождая ему дорогу к лестнице.

– Ты видел?! – Кинти локтём пихнул Алсека под рёбра. – Воин Вегмийи, а с ним – сам почтенный Даакех!

– Вижу. Не толкайся, - коротко ответил изыскатель, щурясь на золотые ступени. Наместник, выбравшись из седла, ждал, пока Гвайясамин отойдёт от алтаря. Жрец поднял руку в благословляющем жесте, Даакех на мгновение склонил голову, потом сказал что-то вполголоса и протянул Гвайясамину свёрток.

– Ты гляди! – восторженно охнул Кинти, снова ткнув Алсека под рёбра. – Зелёные ленты и золотые бляшки!

Изыскатель молча вернул ему тычок.

На площади стало тихо – только слышно было, как шуршат одеяния жрецов, спускающихся с пирамиды. Алсек пытался расслышать, о чём говорят наверху, но не мог уловить ни слова. Наконец Гвайясамин, вернув наместнику свёрток, подошёл к лестнице.

– Я говорю это вам, а Даакех Гвайкачи скажет воинам Эхекатлана: завтра, с рассвета и до заката, вы будете сражаться во славу богов, и на закате вернётесь к храму с вестью о победе. С этого же рассвета и до первого дня Иттау помните о почтении к Великому Змею Небесных Вод.

– Всего один день?! – прошептал Кинти на ухо Алсеку, но руки удержал при себе. – Око Згена… это как-то непочтительно.

– Хвала Великому Змею! – повторил Алсек за более громкоголосыми жрецами. Летучая мышь сорвалась с крыши, унося на север наместника. Верховный жрец спустился вниз – разве что на самую малость быстрее, чем обычно. Он высматривал кого-то среди служителей – и Алсек вздрогнул, встретившись с ним взглядом.

– Иди за мной.

Алсек видел, что губы жреца не шевельнулись, но голос его отчётливо прозвучал в голове изыскателя. Тот поёжился.

«Что-то случилось, не иначе,» - думал изыскатель, догоняя Гвайясамина в холодных затемнённых залах. «Я вроде ничего не делал, а Кегар жрецу жаловаться не стал бы. Или Интигваман что-то сообщил?..»

Каменная плита лязгнула о пол, опускаясь за его спиной. Верховный жрец остановился.

– Даакех считает, что тебе положено это знать. Я не стал с ним спорить, - ровным голосом проговорил он. – Вчера после полудня Джаскар взял священную столицу. Сегодня на рассвете он надел венец Сапа Кеснека. У Даакеха есть послание от него – требование подчиниться и перейти под руку Джаскара. Будет тебе прок от этого знания?