Нечто в воде
Шрифт:
Перед тем как подойти к вытянутой руке Марка, незнакомец внимательно осматривает деревья по периметру поляны. Он наклоняется. Муж стонет, его хриплое дыхание застывает облачками пара в холодном воздухе.
Незнакомец сует в карман «Глок». Мой «Глок»! Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не закричать.
Какую-то секунду он смотрит на Марка, затем стреляет еще раз ему в грудь. Тело нелепо дергается на ковре из прелых листьев.
Я не дышу. Даже не помню, когда перестала дышать. По листьям течет струйка крови, капающая из моей сжатой в кулак руки. Ногти впились в ладонь так сильно, что проткнули кожу.
Он бы за меня не умер.
Я вжимаюсь в прелые листья, зажмуриваю глаза и молюсь, чтобы все поскорее закончилось.
С поляны слышатся шорохи: незнакомец собирает свои вещи. Я прижимаю щеку к влажной земле и слышу неторопливые удаляющиеся шаги: он уходит, шурша листьями и хрустя ветками. На поляне воцаряется тишина.
Несколько минут, которые кажутся мне десятилетиями, я лежу неподвижно. Никого. Я медленно поднимаюсь. Он лежит в грязи, одетый в свой лучший костюм и пальто. Мой Марк. Возле бездыханного тела валяется мой рюкзак, унесенный Патриком. Странно, что я заметила его только сейчас. Ковыляю к Марку, испытывая крайне странное чувство. Не уверена, что смогу его описать. Моя любовь к нему никуда не делась. Я все бы отдала, чтобы вернуться в прошлое, хотя понимаю, что это невозможно. Подхожу к Марку – нерешительно, с опаской. Если он еще жив, то может меня убить. Замести следы. Нет, он лежит без движения. И это еще хуже.
Я сажусь на корточки и смотрю на красивое знакомое лицо, любимые волосы, губы, глаза. Та же теплая кожа. Я осторожно касаюсь его руки. Он не реагирует. Осмелев, склоняюсь к лицу. Приближаю щеку к его губам: зеркальное отражение жеста, который мы повторяли тысячи раз. Только теперь я не жду поцелуя, а пытаюсь услышать его дыхание. Наклоняю голову к груди мужа, стараясь не прикасаться к горячему кровавому пятну. И слышу приглушенное биение сердца. Он все еще здесь. Жив.
Я осторожно убираю волосы с его лба и шепчу:
– Марк? Марк, ты меня слышишь?
Он не отвечает.
Я наклоняюсь ближе.
– Марк… Марк! Это я, Эрин. Ты меня…
Неожиданно его глаза распахиваются. Он смотрит на меня затуманенным взглядом, громко кашляет и морщится от боли. Он сейчас умрет. Остались секунды.
Наши взгляды на миг встречаются; я на секунду узнаю в нем, как больной синдромом Альцгеймера – миг просветления, своего Марка. Затем все исчезает, и он смотрит на меня с другим выражением. Я никогда не забуду этот взгляд: вот как он на самом деле ко мне относится. Мгновение, однако ошибки быть не может. А потом он умирает.
Далеко в лесной чаще вскрикивает птица, я вздрагиваю и озираюсь: никого. Кое-как поднимаюсь и стою: потерянная, опустошенная, разбитая.
Потом хватаю рюкзак и бегу, поначалу не зная куда, однако постепенно в голове складывается план. Включается инстинкт самосохранения. Нужно найти телефон-автомат, который нельзя отследить. По пути я едва не спотыкаюсь о тело Патрика. Он лежит с перерезанным горлом на земле, раскинув руки. Бегу дальше, дрожа и выбиваясь из сил.
Скоро я добираюсь до дороги. Надвигаю на израненный лоб шерстяную шапочку, вытираю со щеки кровь Марка и направляюсь к телефонной будке.
На часах шесть пятьдесят три. Он поднимает трубку после восьмого гудка.
– Эдди? Это Эрин.
Я звоню из автомата. Все… все ужасно. Дело очень плохо.Мой голос дрожит, глаза наполняются слезами, как у людей в новостях, беженцев, жертв бомбардировок. Наверное, у меня шок.
Я дрожу, запинаюсь, тяжело дышу. Отчаянно пытаюсь сохранять подобие нормальности после того, как вся моя жизнь разлетелась на куски. Рука над щелью для монет трясется, вместе со сжатой в ней скомканной карточкой с номером Эдди и очередной монетой. Что это было?
– Тише, милая, тише. Помедленнее. Уже ведь все позади, да? Ты цела?
Он со мной. В его голосе слышны тревога и участие. Теперь ситуация наладится. Эдди поможет.
– Э-э… да. Да. Я цела. Голова… Но ничего. Эдди, я не знаю, что делать…
Мне очень трудно сосредоточиться. Я не понимаю, что главное. О чем говорить, о чем молчать.
– С чем, детка? С чем? С деньгами? – терпеливо переспрашивает он, и я понимаю, что несу бред – он не ясновидящий.
– С ним… и… тут еще один. Я не знаю, что мне делать. Не хочу в тюрьму, Эдди.
Вот она, суть дела. Поэтому я позвонила ему, а не в полицию.
– Понял, хорошо. Спокойно. Ничего больше мне не рассказывай. Прежде всего успокойся, Эрин, хорошо? Постарайся.
Кажется, он встает с кровати – скрипят пружины. Две босые ноги где-то в Пентонвиле опускаются на пол.
– Да. Поняла. Успокоилась.
Я пытаюсь замедлить дыхание. Замечаю живую изгородь у дороги, слышу утреннюю тишину. Эдди на том конце линии зевает, по камере разносится металлическое эхо. Я представляю, как он сидит там, в тюремной камере, с голой волосатой грудью, и говорит со мной по одноразовому телефону, который пронесли ему тайком.
– Хорошо. Теперь: где он? Или они? Где ты?
Он мне поможет, я чувствую.
– В Норфолке. В лесу, – с трудом произношу я.
Тишина. Этого он не ожидал.
– Понял. Ну ладно. Ты там одна?
– Только я. И он. И еще один… – По моему тону ясно, что я говорю о трупах. Не о людях.
– Двое. Огнестрел?
– Да. Нет, один огнестрел, а второй, э-э… ножом. Ножевое ранение.
Разговор дается мне с трудом. Я вновь делаю глубокий вдох, затем выдох.
– Хорошо. Вокруг никого?
– Да.
– Местность пустынная?
– Ни души.
– Отлично. А теперь, милочка, слушай, что ты должна сделать. Тебе нужно их похоронить. Поняла? Вернуться туда и закопать их. На это уйдет много времени, ясно?
Я не могу сосредоточиться. Ничего не соображаю и благодарна за любые указания. Я сделаю все, что нужно.
– Там поблизости есть дома, милая?
Я оглядываюсь. Напротив телефонной будки стоит церковь. Дальше по улице – еще какой-то домишко. Обветшалый, с заросшим садом.
– Да, один, – говорю я.
– Хорошо. Зайди сзади и поищи там лопату. Возьми ее с собой. А теперь слушай меня: будь осторожна, хорошая моя. Тебе нужно закопать их как следует. Это непросто, но ты справишься. Когда закончишь, позвони мне. Не забудь, из другого автомата. Мы разберемся, не волнуйся, – бодрым голосом произносит Эдди. Он так старается меня поддержать, что я чуть не плачу. В этот момент я готова ради него на все.
– Ладно. Хорошо. Я перезвоню. Пока.
Вешаю трубку и направляюсь в сад за коттеджем.