Неизменная любовь

Инна впервые явилась в школу ненакрашенной. С чего бы это? Мама же обещала не звонить! Наверное, влетело за тот вид, в котором она появилась дома в ночь с субботы на воскресенье. И поделом! А я сейчас добавлю. Словами!

Но ничего обидного из моего рта выпрыгнуть не успело. Инна заорала так, что эхо отскакивало от пустых стен туалета. Снова орала, что я зажралась. Что одним все, а другим ничего. Что она не виновата, что ее родители не умеют воровать… А мои, выходило, умеют…

— Ты что сейчас сказала?!

А, возможно, я ударила ее молча. Не задавая вопросов, на которые уже знала ответ. Сначала в грудь. Я точно знаю, потому что прижимала кулак к собственной груди, а потом просто выпрямила руку. Ей было больно, поэтому она не сумела увернуться от второго удара — куда тот пришелся, я уже не вспомню. Я вообще ничего не помню и не желаю вспоминать. Особенно ту жуткую боль, когда меня кто-то схватил за волосы. Кто это был, я так и не узнала. Но банку с холодной водой на лицо мне вылила учительница по труду.

Потом, мокрая, я сидела в кабинете директора, ожидая маминого прихода. Инны не было. Где она находилась в тот момент не имело для меня никакого значения. Я вдруг осознала, что била ее вовсе не за родителей, а за то, что она позволила себе с моим, моим дядей Славой.

— Я так же шокирован, как и вы, Екатерина Львовна, — говорил директор моей маме, теребя несчастный галстук, хвостик которого так и прыгал на его круглом животе. Пиджак видимо не сходился, потому что я ни разу не видела его застегнутым. — Ваша Яна — гордость нашей школы. Если постарается, может даже получить золотую медаль.

«Да сдалась мне ваша медаль!» — чуть не выдала я, но вовремя прикусила язык.

— Я понимаю, что у девочек сейчас очень ранимый возраст. Поспорили о мальчике, ну бывает…

«Это о каком таком мальчике мы поспорили?» Я вскинула глаза — лицо директора шло пятнами. Конечно, говорить правду «дойной корове» было нельзя — кто же тогда купит в учительскую новые шторы, если мама вдруг обидится на обвинение в воровстве?

— Яна? — она повернулась ко мне, и я просто кивнула.

Это Инна что-то наболтала или директор сам выдумал мальчика? Да и хрен с ней, с дурой! Даже если снова назвала моих родителей ворами, то дальше ушей директора или завуча это не уйдет. Шторы важнее сермяжной правды!

— И все же, драка в школе недопустима. Я обязан, вы меня уж извините, отстранить Яну от занятий. Давайте до четверга. Там у них просто контрольная будет в пятницу по алгебре. Нельзя, чтобы Яна пропустила ее. И за пару дней все успокоится.

Успокоиться ничего не могло. Мы шли с мамой домой, не глядя друг на друга. И я впервые заметила, что носы моих бархатных сапог-чулков стерты. И почему дядя Слава не сказал мне об этом?

— Яна, надеюсь это не из-за Березова? — выдала мать у самой парадной.

— Это из-за Артема, — процедила я сквозь зубы. — Причем тут вообще дядя Слава!

— Все хорошо, не кричи… — Мать впустила меня на полутемную лестницу. — Яна, мальчики должны драться из-за девочек, но никак не наоборот.

А у меня все шиворот-навыворот. Я не такая, как все! Зачем вы только держите меня в школе с нищими, где мне тыкают каждой новой кофтой и даже шоколадкой «Марс»?!

Я сидела дома — одна и тупо смотрела в учебники. Впервые мне не хотелось учиться. Совсем. Я взяла задание по алгебре — производная… Я смотрела на графики… Там же графики, да? Сейчас я даже в общих чертах не скажу, что это было за задание… Впрочем, тогда я была в алгебре не намного лучше. В последних классах, когда у нас поменялась учительница, я перестала понимать этот предмет — и сама учительница, кажется, не знала его толком. Ей важно было на переменах накормить своего сыночка из пятого класса. Она даже забывала осветлить корни своих желтых волос.

Каждую новую тему мне объяснял дома папа. Иногда мама, хотя у нее не хватало на меня терпения. А сейчас она уехала в больницу и требовать от нее вернуться и построить за меня графики, я не имела никакого права. Надо было звонить папе, но он не отвечал на телефон. Буквы в учебнике не складывались в слова, и я нашла в себе силы набрать номер дяди Славы, перебирая на языке всевозможные извинения.

— Дядя Слава, ты не знаешь, где папа?

А вдруг папа еще с ним не переговорил? Вдруг…

— Он вне зоны действия сети, — добавила я тут же, испугавшись возможной отповеди за нарушение данной ему клятвы.

— Нет, Яна, не знаю. Что-нибудь случилось? — спросил он малость взволнованно, но не зло.

И я так и не поняла, мы еще с ним друзья или уже враги?

— Ничего, — голос мой дрожал. — Просто хотела попросить его прийти пораньше домой.

— Что-нибудь случилось? — повторил дядя Слава громче.

— Ничего, — я тоже повысила голос. — Я просто не могу сделать домашку по алгебре…

Хотелось сказать, что «папа у Яны силён в математике, учится папа за Яну весь год», но, кажется пояснения не требовались.

— Яна, пришли задание по факсу. Я посмотрю.

— Не надо, — Я тогда явно сравнялась по цвету с красным кухонным телефоном. — Я дождусь папу. Все равно поздно ложусь.

— Яна, кончай ломаться. Присылай. Мне все равно сейчас заняться нечем.

И я послала. На свою голову. Через пять минут, когда я даже не успела убрать из факс-машины лист с переписанными из учебника примерами, раздался звонок.

— Яна, — Вячеслав Юрьевич даже не поинтересовался, кто у телефона. — Это же элементарно. Ты чего?

— Это тебе элементарно. У тебя учитель, наверное, нормальный был, а у нас в школе полная дура. Вот геометрию я знаю. Ее завуч преподает.

— А папа тебе объяснить не может эту элементарщину? Он что, просто решает все за тебя?

— Может. И объясняет. Это просто новая тема. А вот ты можешь просто решить и прислать мне графики. А папа потом объяснит.

— Не могу. Это обман. Мама дома?

Внутри все сжалось — зачем ему это знать?

— Нет, — прохрипела я, не поняв, куда подевался голос. — Она у бабушки.

— А когда вернется?

А это еще зачем?

— Скоро.

— Позвони ей и спроси, можно ли мне к вам приехать. Я тебе в два счета объясню эти дурацкие графики.

— Да приезжай так! — почти закричала я в трубку. Я сама расскажу тебе про дурь с машиной, если папа до сих пор не решился. — Чего маме звонить? — Голос дрожал. Мать убьет меня за приглашение в дом Березова. — Вместе поужинаем потом. У меня по труду была честная пятерка, — добавила я зачем-то с нервным смешком.