Неизменная любовь
Шрифт:
Пицца. Итальянская. Во всяком случае, нам сказали, что шеф-повар учился в Италии. И именно там пиццу при подаче посыпают перцем из огромной деревянной мельницы. Нафига девчонка это сделала? У меня и так язык щипало от вопроса, который я не решалась никак задать: почему ты до сих пор не женат? Ты, такой красивый, богатый… Еще и умеющий издеваться над маленькими девочками, притащив их за пиццей в шикарный ресторан.
Я смотрела на завитые искусственным плющом стены и мечтала сравняться с ними в цвете, потому что была уверена, что пылаю под взглядом Березова, который вдруг разучился смотреть мне в глаза.
— Яна, ну не надо сегодня грустить. Нельзя. В такой день. Бабушке бы это не понравилось. Хочешь, я возьму тебе бокал шампанского? Вдруг поможет, а?
Перед нами стояло по стакану апельсинового сока. Официантка, заискивающе улыбаясь, предлагала шампанское, но Березов сказал, что мы оба за рулём. Нет, шел снег, и за руль меня не пустили. И хорошо. Я бы въехала в первый же столб, потому что следила не за дорогой, а за профилем Березова, таким волевым оказывается…
— Нет, не хочу. И мама велела не пить…
Березов усмехнулся.
— Так прямо и сказала? Не смей напиваться с этим козлом? Ну, чего еще ожидать от нашей Кати… — он откинулся на спинку стула. Даже, кажется, чуть качнулся на нем. — Но ты-то мне доверяешь?
Я кивнула. И промолчала. Не сказала, что не доверяю себе. Что там у Аллегровой пелось:
Улетели страхи, тени, ожиданья долгих дней,
И сомненья и смятенья больше нет в душе моей.
Да как так получилось, что слова дурацкой песни, над которой мы с Аллой еще недавно хором ржали, вдруг сделались настолько близкими, понятными и даже пророческими? Я стала взрослой? Березову стоило только попросить снять детскую шапочку, и вуаля… Березову стоит только попросить…
Есть у сердца сны и память, волны стужи и тепла,
Но руками, но губами знаю одного тебя.
Еще не знаю, но дорого отдам узнать. Отдам с закрытыми глазами. Не прося ничего взамен. Что там говорила наша старая учительница по истории? Любить — это не брать. Любить — это отдавать.
Свет потушен, вздыхает тишина…
В ресторане романтика цветёт и пахнет. Улицу рассветили фонари. Да и новогоднюю иллюминацию еще не везде сняли.
Ты мне нужен и я тебе нужна.
Ты, Березов, мне нужен, но вот я, кажется, тебе совсем не нужна.
— А почему ты до сих пор не женат? — сумела наконец спросить я его в лоб.
И он вздрогнул, будто от щелчка. По лбу! А я подумала просто, что это будет смотреться как нормальное продолжение разговора о доверии к нему со стороны моей матери. Так и сказала, высокопарными словами, когда тот спросил, почему я спрашиваю его об этом. Нет, пусть не думает, что это интересует лично меня. И только меня!
— Не встретил, наверное, еще своей женщины, — вывернулся он, как уж.
— Неужели не хочешь детей?
— Детей? — он смешно наморщил лоб. — Так у меня, кажется, есть дочка. Яной зовут. Мне хватает.
Я сжалась. Даже сильнее, чем утром под мокрым снегом, уворачиваясь от ненужного мне букета.
— Я выросла. Ты сам сказал.
— Что? Пора заводить нового ребенка? На этот раз найду себе мальчика. С ним будет меньше
проблем.— А со мной разве были проблемы? — цедила я сквозь зубы, боясь разжать дрожавшие от обиды губы.
— Еще какие! Я чуть не лишился бизнеса из-за твоего длинного язычка. В другой раз предупреждай заранее, а не бей исподтишка.
— Я не била.
— Еще как била, Янусь. Очень больно.
— Я не хотела.
— Я этим себя и успокаивал. Она тебя не сама бросила. У нее просто мачеха, а не мать.
— Не говори так про маму.
Он отвернулся, будто для того, чтобы позвать официантку и попросить счет. Но сейчас я знаю, что просто боялся сказать лишнее. Боялся спросить, что такого сделала я, чтобы мать подобное про нас с ним думала? Он же, по его мнению, даже в мыслях не имел ничего дурного.
И сейчас, даже когда я держала его под руку, не сделал никакой попытки меня обнять. Даже по-дружески, просто притянуть за плечо. Он ко мне ничего не чувствует? Совсем? Неужели?
— Я поговорю с твоим отцом, чтобы продолжить наши уроки, ладно? — спросил Березов, остановив автомобиль подле нашего подъезда. А что? Я ему разрешила подъехать прямо к подъезду — вернее, не остановила, когда он завернул во двор. Он-то не знает, что по легенде я на дискотеке с одноклассником. На эту сторону окна не выходят. Никто его не увидит, и родители не узнают, что я их обманула. И себя тоже. В ожиданиях! Даже на танец не пригласил! Столько шума просто так…
— Яна, ты чего?
Неужели я шмыгнула? Но ведь не хотела, чтобы мать начала расспрашивать, как прошло свидание с Артемом.
— Ничего. Кажется, простыла. Внутри жарко было, вот мы и выходили на улицу…
— Голые?
Я заставила себя улыбнуться.
— В одежде. Но не в верхней.
— Не смешно, Яна!
А я не смеялась. Хотела уйти к себе и плакать, плакать, плакать.
— Послушай, — мать меня не отпускала. — Ты там с остальным повремени пока. Ну, приглядись к мальчику сначала. Вдруг не любовь, а просто так?
— Если ты о сексе, то я не собираюсь с ним спать, — ответила я грубо, чтобы она отстала.
И мать действительно сразу ушла, а я села на кровать. Слезы почему-то не полились. Наверное, их высушила злость. Я поняла, что для Березова была, есть и буду ребенком. Всегда! И никогда он не увидит во мне женщину. Никогда. Никогда я не буду с ним… спать.
— Сеньора, у вас все хорошо?
Паясо постучал в дверь ванной комнаты.
— У меня просто смеситель заело! — переполошилась я.
Сколько можно сидеть на полу подле рюкзака и размазывать по лицу сопли! В душ! Немедленно в душ! И лучше в горячий!
— Извини, что так долго, — освободила я наконец ванную.
Паясо пожал плечами и, зажав в руке полотенце, прошел мимо меня. Щелкнула дверь, и я сразу принялась указательным пальцем судорожно убирать с плеч капли, стекшие туда с забрызганных душем скрученных в кичку волос. И собственные прикосновения оказались до боли болезненными. Тело медленно, но верно сходило с ума…
— Вода холодная. Надо подождать, пока нагреется снова.
Я обернулась на голос. Паясо тоже весь в брызгах. Тоже выбирался в спешке. Под полотенцем явно ничего нет. Он не надевает чистое на грязное тело. Но ведь можно было вытереться по-человечески…