Неизменная любовь

Откуда в его голосе столько радости? Сдался ему мой день рождения! Не было его целых два месяца! Ну кто просил его приезжать и именно сегодня?

— Ну кто тебя просил реветь? В такой день! — он ткнул меня букетом в меховую грудь. — Держи свои цветы!

Я схватила букет, и собака задрала морду — не полюбоваться розами, а потому что я до предела натянула поводок. И так же гудели от напряжения мои нервы. Звенело в ушах. Я думала, что сейчас грохнусь в грязный сугроб. В обморок.

— Яна, дома распакуешь. После школы.

Он как-то умудрился сунуть мне пакет под мышку.

— Иди домой. Вся мокрая уже.

И стер мягкой горячей ладонью противный снег с моего лица.

Сердце подпрыгнуло к горлу. Я не могла вздохнуть — точно проглотила огромный снежок.

— А вы? — прорвался сквозь снег мой хриплый голос. — А ты? — быстро поправилась я.

Его губы дрогнули, и следом задергалась щека. Я снова подавилась снегом… Ледяным, горячим, колким… Горло нещадно саднило, но я боялась кашлянуть.

— Не хочу раздражать твою мать, — дядя Слава тоже хрипел. — Ей сейчас и так плохо. Без меня. Не надо добавлять негатива.

О чем он сейчас подумал? О том, что было б, если бы мои пуговицы расстегнул действительно он? Да так и было: я же для него влезла в эту блузку и от нервов даже не заметила, что та трещит по швам.

— А что я скажу родителям про цветы? — испугалась я нового скандала.

Березов приехал в такую рань ради меня. Может, он не знал, во сколько я гуляю с собакой, но точно знал, когда у меня начинается школа. В тот вечер он ушел от нас в половине двенадцатого, когда мама заорала, что, если мы не закруглимся с математикой, я просплю первый урок. Березов приготовился стоять под нашими окнами полчаса. Для чего? Чтобы подарить дурацкое платье?

— Правду скажи, Ян…

Он очень осторожно коснулся моего плеча. Или нет? Разве можно почувствовать крыло бабочки сквозь длинный меховой ворс, а именно таким невесомым было прикосновение пальцев Березова.

— Нам нечего скрывать. Верно? Или есть чего?

Мое сердце остановилось. «Бум-бум» прозвучало только в ушах, не в груди. О чем это он? Неужели почувствовал тогда, как меня трясет в его объятьях?

— Как я тебя через год поздравлю правами, если ты не ездишь? Поедем покатаемся?

— Сейчас? — совсем растерялась я.

— Нет, Яночка. Как-нибудь. А то так все забудешь. Может, в субботу приеду. Если уговорю твоего папу. Ну, иди домой. Собаку заморозишь, — и он снова потрепал колли по холке и та радостно лизнула ему руку. — Хорошо тебе отметить.

И снова посмотрел на меня.

— А мы не отмечаем, — не узнавала я свой голос.

— Как так? — теперь растерялся дядя Слава.

— Ну… Не хочется как-то…

— Ян, это жизнь. Просто жизнь. Смена поколений. Ты должна радоваться, пока живешь, пока тебе семнадцать. Вот где мои семнадцать лет? — пропел он вдруг. — На Большом Каретном… Ну, улыбнись. Я ехал за твоей улыбкой. Ну что это за праздник с кислой миной, а именинница? Давай, пошли папу за шампанским и празднуй…

— А давай мы сегодня покатаемся? Первый раз по снегу. Я совсем не хочу шампанского.

Дядя Слава нахмурился.

— Яна, сегодня твой день рождения. А я могу не сдержаться — ты два месяца не держала в руках руль.

— Ты никогда на меня не кричал.

— Кричал. Еще как кричал. Ты просто не слышала, — улыбнулся он. — Я бы лучше тебя в ресторан отвел. А то закроешься в комнате. С тебя станется.

И он вздохнул, очень тяжело и громко.

— Пошли тогда в ресторан, — пролепетала я.

Он снова улыбнулся и тронул помпон под моим подбородком.

— Чтоб твоя мать подавилась, сидя со мной за одним столом?

Он не убрал руки, и я вся сжалась — так сильно, что шуба стала велика.

— А мы пойдем одни. Меня отпустят. Мама успокоилась, — врала я, чувствуя, как лопасти пропеллера, запущенного в моей груди, ломаются о ребра, причиняя нестерпимую боль.

— Да неужели? — усмехнулся Березов. — Не верю!

— Да! — нервно закивала я.

Тепло, так что шарф я не надела, и сейчас мой ледяной подбородок скользнул между помпонов прямо в пальцы Березова. И тот поймал его, точно иначе не мог удержать мой взгляд. Сейчас что-нибудь как ляпнет! Уж лучше буду первой!

— Я тебе позвоню, во сколько меня лучше забрать, — Господи, что я несу! Меня мама никуда не пустит с ним! Ни за какие коврижки! — А лучше сама приеду куда-нибудь, а то тебе из центра долго добираться.

Нельзя было по зимней жаре надевать шубу. Спина стала мокрой, подмышки тоже, и даже нос вспотел.

— Только папе ничего не говори, — мой голос дрожал. — А то он обидится. Он сам хотел, чтобы мы куда-нибудь сегодня пошли, но я не хочу быть сейчас с родителями.

— Яна, — голос Березова сел. Глаза потемнели. Но я выдержала взгляд. — Ты мне сейчас врешь?

— Нет, — я сумела сказать это твердо. — Почему я должна врать? Я даже на Новый год ушла к Алле. Не хочу быть с родителями. Все время думаю о бабушке.

— Я в курсе.

Он в курсе? Они что, на работе меня обсуждают?

— Давай я уж сам поговорю с Катей.

Я сжалась еще сильнее — уже на целых три размера. До детского варианта.

— Нет! — голос мой прозвучал вызовом. — Я не маленькая. С собственной матерью могу поговорить сама. Тем более о таком пустяке, — я заметила, как по лицу Березова скользнула тень. — И сегодня мой день. Я хочу, чтобы все было так, как я хочу.

— Так оно и будет, Яна.

— Тогда уезжай сейчас и жди моего звонка.

Я отвернулась, чтобы облизать пересохшие губы, и еле сдержалась, чтобы не обернуться, когда Березов бросил мне в спину:

— Тогда сними детскую шапку, раз такая взрослая!

Сердце подпрыгнуло к самому горлу, но я проглотила его обратно. Вместе с обидой. И не… не обернулась. Дошла по дорожке мимо сломанной скамейке до двери. Тоже сломанной. Кому-то домофон зимой не дает спокойно жить. Бомжам, наверное. Поднялась без лифта. Хотела успокоиться. Собака не тянула. Это я тянула ее наверх. Старая, она еле плелась за мной.

— Это что такое? — спросила мама с порога, даже не протянув руки, чтобы забрать букет. — Тайный поклонник объявился?

Это она зря добавила. Я действительно собиралась сказать, что подарил мне цветы дядя Слава, хотя дальше планировала лгать про то, что все же хочу пойти с Аллой в кафе. Но сейчас мама подала мне лучшую идею.

— Почему же тайный? Ты даже имя его знаешь. Артем. Представляешь, сколько завтраков он пропустил, чтобы скопить на такой букет?

Я не думала, что врать так легко.