Неизвестный Александр Беляев
Шрифт:
Мы безропотно выразили согласие.
Эта покорность настолько расположила в нашу пользу вражеский лагерь, что нам позволили выйти из толпы. Конвоируемые, мы отправились по дороге.
– Восемьдесят лир! – заявил нам старик.
– Нет! – ответили мы решительно.
Опять – взрыв криков.
– Шестьдесят! – в самое ухо кричал нам итальянец с орлиным носом.
– Нет! – также в самое ухо кричал я ему.
– Сколько?
– Двадцать!
Итальянец сделал такое лицо, будто я смертельно его оскорбил, и злобно крикнул мне в ухо:
– Сорок пять!
– Нет!
Крик все усиливался.
Около нас осталось человека четыре. Мы вздохнули свободно. На наше счастье, к нам на помощь подошел какой-то представительный, хорошо одетый джентльмен, видимо, человек бывалый. Он очень участливо отнесся к нам, выторговал нам еще пятерку, порадовал нас, что «это очень дешево», разрешил наши колебания относительно уплаты денег вперед: такой уж здесь порядок.
Закончив все переговоры, наш спаситель любезно раскланялся и ушел.
Итак, за сорок франков нас должны были доставить на Везувий.
Полпути езды в экипаже, затем нам будут поданы «pеtites cheveaux».
«Очевидно, горная порода лошадей», – подумали мы.
На лошадях мы доедем до самой вершины. А там «два шага до кратера» – пешком. Все путешествие туда и обратно должно занять не более трех часов и мы поспеем к девятичасовому вечернему поезду, идущему в Неаполь.
Мы с нетерпением ожидали экипажа, глядя на дымящуюся вершину Везувия.
(начало извержения Везувия 9 апреля 1906 г.)
Наконец была подана маленькая повозка, запряженная в одиночку. Наш проводник забрался на козлы, и мы тронулись в путь, по небольшой улице, идущей от станции. Завернув за угол, мы встретили нашего любезного незнакомца. Какого было наше удивление, когда мы увидали, что у него вместо изящного котелка, был на голове такой же картуз с надписью на околыше, как и у нашего проводника:
– Однако, ловкачи, – заметил, смеясь, товарищ.
Так вот откуда эта забота о нас. А впрочем… почему бы и ему не быть добрым человеком? В самом деле заплатили ведь недорого!
Миниатюрный экипажик сильно качало в стороны. Мы въехали в узкую итальянскую уличку. Частая сеть веревок, протянутых между домами из окна в окно, как паутиной окутала всю улицу, на веревках сушилось разноцветное тряпье. На улице, выстланной широкими каменными плитами, у своих домов итальянки занимались домашними работами: мыли, шили, расчесывали друг другу волосы. Полуголые загорелые ребятишки наполняли улицу звонкими голосами, бежали вслед за экипажем, выпрашивая «чентезимы», цеплялись за экипаж и отваливались только при резком щелкании бича нашего кучера. Целые кучи ребят валялись в пыли с черными от грязи руками.
Мы вздохнули свободней, когда выехали за город. С горы веяло ароматным чистым воздухом. Дорога начала подниматься вверх. Вместо камня под колесами затрещала лава.
– В шесть аршин толщины одна лава! – объяснял нам
проводник.Потянулись виноградники. Лозы дали свежие побеги.
На виноградниках кипели работы: подвязывали стволы к деревянным палкам, подчищали, срезали. Мы подъехали к какому-то домику, стоявшему при дороге. Кучер остановил лошадь, проводник соскочил с козел.
– Пожалуйте слезать!
– Зачем слезать? – одновременно спросили мы.
– Приехали. Дальше на «petites cheveaux»!
– Да ведь мы не проехали и четверти пути!
– Дальше в экипаже нельзя.
– Делать нечего, вылезаем из экипажа.
– Где же ваши «petites chevеaux»?
– Вот они!
Мы обернулись и увидели двух маленьких, понуро стоящих ослов.
– Но какие же это «petites chevеaux», – с отчаянием воскликнули мы, – ведь это же обыкновенные ослы!
– У нас их так зовут, – невозмутимо ответил проводник. – Да и чем не «chevaux»? Что только длинные уши, так это же ничему не мешает!
– Но ведь они будут медленно везти?
– Конечно, это только «petites chevеaux»!
– Мы же так и называем. А хотите настоящих «chevеaux» – у нас есть и такие, только это будет стоить на каждую лошадь лишних по пяти лир.
Сторговались. Пока запрягали настоящих chevеaux, проводник пригласил нас в комнату. Там нас ожидала хозяйка. Не успели мы войти, как она раскупорила бутылку вина и налила в стаканы.
– Lacrima Christi!
Отказаться было нельзя.
Это гостеприимство обошлось нам еще в четыре лиры.
Перед выходом из дома нам загородил дорогу мальчишка лет восьми, красавец с громадными черными глазами. Он совал нам в руки какие-то два прутика и что-то говорил.
– Это мой, – похвастался проводник, с гордостью указывая на мальчишку.
– Хлысты купить надо, лошадь подгонять, чтобы скорее бежала!
Сын, поощренный отцом, усиленно предлагал нам прутики. Отец недаром гордился им. Это будет достойный преемник! Прутики взяли. Еще одна лира, которую отец с жадностью вырвал из рук ребенка. У крыльца нас ждал кучер, привезший нас, и просил «на макароны». Это начинало нас раздражать.
– Дадим ему пятьдесят чентезимов! – сказал товарищ и протянул монету. Кучер поблагодарил и стал просить у меня; получил и, хитро улыбаясь, исчез в воротах белого домика.
Ну, кажется, все… Скорее бы на лошадей и в путь. Опять с многозначительной миной подходит проводник, и мы уже чувствуем, что это не к добру.
– Ну что еще?
– Вы сторговали двух лошадей?
– Ну да.
– А как же проводник?
– Что – проводник?
– На чем же он поедет?
– На лошади, конечно!
– На третьей?
– Хоть на четвертой!
– Так за нее же надо платить!
Мы выходим из себя и горячо протестуем. Но проводник с того момента, как получил деньги вперед, невозмутим. Он пожимает плечами и спокойно говорит:
– Как хотите. Мне это безразлично. Не хотите платить, проводник может и пешком пойти. Только когда же вы тогда доберетесь?
Аргумент был убедительный, и нам ничего больше не оставалось, как согласиться. К этому финалу, очевидно, уже были готовы. Не успели мы выразить свое согласие, как растворились ворота, откуда с гиком выбежал лохматый мальчик в изодранном костюме, дергая за повод упирающуюся лошадь.