Некробудни. Смерть — не оправдание

Меня считали настолько неопасной, что на убийство отправили всего двоих.

Осторожно выглянув из камеры, я убедилась, что меня не поджидает неприятный сюрприз, и вернулась к полуобморочным убийцам, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Ну что, мальчики, поговорим?

В себя они приходили слишком долго, и меня это нервировало. Потому, когда один из них решил меня атаковать, я без всякой жалости использовала на нем восьмое заклинание упокоения из дипломного списка.

Просто психанула.

— Теперь его не допросить, — вздохнула я, потыкав в безвольное тело носком сапога. — Надеюсь, ты больше дорожишь своей жизнью?

Второй стражник с ужасом смотрел на тело подельника, кажется, он действительно решил, что тот мертв. У меня и самой появилось опасение, что я перестаралась и убила человека, но проверять это сейчас было неразумно.

Парень должен был думать, что я совсем безжалостная, и бояться меня.

— Что… что вы хотите? — спросил он дрожащим голосом, не в силах отвести взгляд от распростертого на полу тела.

— А ты мне нравишься! — радостно произнесла я.

Радость моя длилась недолго. Сговорчивый стражник совсем ничего не знал: командор его в противозаконные дела не посвящал, только отдавал приказы.

Даже после моих неумелых пыток от слов своих он не отказался. Три последовательно использованных заклинания, второе, третье и четвертое, произвели на стражника неизгладимое впечатление. Парень обмочил штаны, разрыдался, умолял перестать и клялся всем без разбора, что ничего не знает.

Единственной полезной информацией были имена всех замешанных в преступной деятельности стражников.

Их оказалось девять, и все я постаралась запомнить.

— Я… я могу записать, — предложил он, неожиданно взбодрившись. — Сейчас принесу бумагу.

— Подожди, подожди, — велела я, и он замер, с ужасом глядя на меня. — Еще что-нибудь интересное знаешь?

Стражник замотал головой, утирая сопли рукавом кителя.

— Ты же понимаешь, что, если соврал мне сейчас, я узнаю об этом? — Пожалев о том, что я не умею давить на людей как Ануш, я присела перед парнем на корточки и потрепала его по голове, очень надеясь, что у него от моего прикосновения сердце остановилось. — Конечно, я очень расстроюсь. И знаешь что?

— Что? — едва слышно выдохнул он.

— Я приду к тебе, и ты очень сильно пожалеешь, что меня расстроил. Понял?

Судорожно всхлипнув, он кивнул.

— Но я правда ничего больше не знаю.

Рассеянно пожалев о том, что все же не умею вести допросы, я без всякого сочувствия использовала на парне седьмое заклинание упокоения.

И только после этого проверила, жив ли первый стражник. Он дышал, но едва заметно.

Их нужно было связать и как-то так заткнуть им рты, чтобы они не задохнулись, но и никаких звуков издавать не могли. Чтобы их не обнаружили раньше времени.

Промучившись со стражниками около часа, я наконец смогла выйти в коридор и осмотреться.

Все камеры в этом отсеке оказались пустыми. Здесь была только я и два бездыханных тела, которые я оттащила в самую дальнюю камеру. Аккуратно уложив их у стены, я с облегчением заперла дверь отнятыми у одного из стражников ключами.

Ключ-кольцо мне пришлось вернуть на палец разговорчивому парню, а свои испорченные наручники заменить на действующие. Просто так надевать их было страшно, поэтому я позаимствовала из кармана кителя стражника мелкую монетку и на всякий случай сделала еще одну магическую ловушку.

Я придерживалась мнения, что перестраховаться просто невозможно.

Когда с заметанием следов было покончено, я вернулась в свою камеру. На то, чтобы запереть дверь изнутри, ушло много времени. Рука у меня отлично проходила сквозь прутья и даже дотягивалась до замочной скважины, но прокручивать ключ в замке было очень сложно.

Когда я была вновь заперта, новые, исправные наручники были на моих запястьях, а опасная монетка обжигала пятку в ботинке, я смыла ключи в унитаз. Они прогрохотали по стоку, но я была уверена, что это не конец их истории в управлении и о себе ключи еще заявят. Не очень долгим и совсем не обнадеживающим был их грохот по трубам.

К моменту, как все закончилось и я вернулась на койку, часы на площади пробили три ночи. Возилась я со стражниками даже дольше, чем мне казалось.

Растянувшись поверх покрывала и чувствуя, как ноют перенапряженные мышцы, я разрешила себе немного отдохнуть.

Но до самого рассвета уснуть так и не смогла.

Утром, когда ко мне спустился командор вместе со злым Согхом и двумя стражниками, я была невыспавшаяся, раздраженная, но живая.

Что командора крайне удивило.

Когда дверь камеры была открыта, градоправитель напряженно велел:

— Иса, выходи.

— Уже? Часы недавно всего восемь отбили. Я еще и суток не просидела.

— Делай что говорят, — велел он, чуть не сорвавшись на рык. — Письмо от администрации библиотеки командор Арзу принял десять минут назад.

По лицу командора было видно, что он об этом уже успел пожалеть. Рассчитывал привести надоедливого градоправителя к моему трупу, но где-то в его плане что-то сорвалось.

Из-за маленькой безобидной запонки…

Командор весь побагровел — было видно, что чувства сдерживать он не умел. И сейчас необходимость подавлять гнев причиняла ему почти физическую боль. Вены на его шее вздулись, но он молчал. Смотрел на меня, ненавидел люто и молчал.

— Восхищена эффективной работой городской стражи, — произнесла я, встав рядом с Согхом и вытянув вперед руки.

Наручники с меня сняли, и мы быстро, не прощаясь, покинули управление.

Какое было лицо у командора, когда он нашел своих людей связанными в одной из камер, увидеть я уже не смогла, но не сильно по этому поводу печалилась.

Из управления градоправитель тащил меня за руку. Я чувствовала, какая горячая у него ладонь, хотела спросить, принял ли он свои таблетки, но не решалась.

Когда мы оказались на достаточном расстоянии от управления, он немного расслабился, чуть замедлился и обернулся ко мне. На улице в столь ранний час почти не было людей, и некому было провожать нас странными взглядами.

— Вы в порядке?

Я пожала плечами.

— Нормально.

Рассказывать о случившемся ночью мне не хотелось. Согх выглядел как очень впечатлительный человек, а моя история… если бы произошла она не со мной, то очень сильно разозлила бы.

— Иса…

— Ну я ведь жива, да?