Нелюбимый
Шрифт:
Зная, что это, вероятно, последний тяжёлый поход, который я совершу в течение долгого времени, очередная волна прощальной меланхолии накрывает меня, когда я направляюсь к длинной очереди на станции рейнджеров. Прошлым вечером Хоуп была права: я не буду скучать по этой части моей потенциальной жизни с Джемом. Я могу восхищаться красотой природы так же, как и любой другой человек, но путешествовать пешком и заниматься скалолазанием? Нет. Мне слишком сильно нравятся блага цивилизации.
Я встаю в очередь за двумя молодыми девушками, которые взволнованно болтают об Аппалачской тропе. Взглянув на размеры их рюкзаков — примерно в четыре
— Вы туристы АТ (прим. Аппалачская тропа)? — спрашиваю я.
Одна из двух женщин, высокая и стройная, с длинной светлой, французской косой, которая ниспадает по её левому плечу, оглядывается на меня.
— В некотором роде, — отвечает она с тёплой улыбкой, в её английском слышится некий акцент, похоже, немецкий. — Мы вроде как делаем это по-своему.
Её подруга, миниатюрная брюнетка с короткими волосами и похожим акцентом, вмешивается в разговор.
— Если бы мы были туристами АТ, мы бы пошли по Охотничьей тропе, но сегодня день второй категории, так что Седельная тропа безопаснее.
— Вторая категория? — спрашиваю я.
Девушки обмениваются взглядами.
— Сильный ветер наверху. Позже возможен дождь, — объясняет блондинка.
А. Совсем не идеальный походный день, несмотря на голубое небо и яркое солнце.
Брюнетка указывает на мой рюкзак.
— Тебе следует подтянуть лямки. Хочешь, помогу?
— О, — бормочу я. — Конечно. Спасибо.
— Эй, ты ведь не одна идёшь в поход? — спрашивает блондинка, её идеальные брови приподнимаются.
— Ну.
— Мы будем рады, если ты пойдёшь с нами, — говорит брюнетка, отступая, когда заканчивает с моими лямками. — Сегодня мы идём на вершину, а завтра возьмём путь на 100-мильную Дикую пустыню.
— Вау, — говорю я, смотря попеременно то на одну девушку, то на другую. — Это смело.
100-мильная Дикая пустыня — это самая сложная и, вероятно, самая опасная часть Аппалачской тропы, в основном потому, что когда вы начинаете идти, у вас не будет городов или припасов на сотню миль. Нет магазинов. Нет полиции. Нет больниц. Ничего, кроме тропы, навесов и леса.
Блондинка смеётся над моим выражением лица.
— Мы рассчитываем, что это займёт у нас около десяти дней. А потом ещё двадцать, чтобы вернуться в Уильямс.
— Это там вы учитесь в колледже?
Девушки в унисон кивают.
— В этом году мы учимся за границей.
— Это наш летний проект.
— Влияние долгих походов на дружбу? — шучу я.
Брюнетка смеётся.
—
Две женщины на АТ. Опыт из первых рук.— Мне это нравится, — говорю я.
— Так что присоединяйся сегодня к нам, — говорит блондинка. — Я Карлотта. Это Эмми.
Я протягиваю ладонь, чтобы пожать их руки, в то время как мы продвигаемся вперёд на несколько мест в очереди.
— Спасибо. Я признательна за предложение.
— Для меня местечко найдётся? — спрашивает мужской голос позади меня.
Я оборачиваюсь лицом к темноволосому мужчине в бейсболке и очках, оливково-зелёной футболке и камуфляжных штанах. Выражение его лица — напряженное, и когда он наклоняется вперёд, я чувствую запах затхлого табачного дыма, прицепившегося к его неопрятной бороде.
— А?
— Я слышал, как вы, милые дамы, планировали идти сегодня вместе. Я тоже один, — говорит он, его тёмные взгляд падает на грудь Карлотты. Он задерживается там на мгновение, его глаза распахнуты шире, когда он их поднимает. — Может быть, я мог бы пойти с вами?
Эмми бросает быстрый взгляд на Карлотту, затем поворачивается к мужчине, выражение её лица застыло между желанием быть милой и нежеланием того, чтобы какой-то случайный человек повсюду следовал за нами.
— Умм, думаю у нас все в сборе.
— У меня много сладостей, которыми я могу поделиться, — говорит он, открывая свою сумку и вытаскивая оттуда два батончика «Сникерс». Мужчина улыбается, и я замечаю, что его зубы слегка жёлтого цвета. — Меня зовут Уэйн.
— Сладости не очень хороший источник энергии, Уэйн, — отмечает Эмми.
Медленно он кладёт шоколадки обратно в свой рюкзак, его улыбка исчезает.
— Спасибо за предложение, но у нас девчачий день, — говорит Карлотта, шагая вперёд в очереди и отворачиваясь от Уэйна.
— Но я знаю эту гору, — говорит он, его тон приобретает льстивые нотки. — Я местный, родился в Миллинокете. Я могу вам помочь.
— Нам не нужна помощь, — говорит Карлотта, раздражение отчетливо слышится в ее голосе, делая слова резкими, немецкий акцент становится более заметным. — Мы вроде как занимаемся своими делами.
— Ах, да?
Тон его голоса мгновенно меняется от уговаривающего к холодному.
— Но ты пригласила её пойти с вами.
— Она женщина, путешествующая одна, — объясняет Карлотта, скрестив руки на груди и сузив глаза.
— А я мужчина, путешествующий один.
Он наклоняет голову в сторону, прищурив глаза ей в ответ. Он указывает коротким пальцем туда-сюда между девушками.
— Знаешь, кто ты? Сексистка.
— Прошу прощения? — говорит Эмми. — Но ты не знаешь нас.
— Нет! Я прошу прощения! — кричит он, стуча ладонью по груди. — Простите за то, что подумал, что вы включите ещё одного одинокого путешественника в свою счастливую грёбаную группу. Чёртовы сучки идут на мою гору…
— Эй, — предупреждаю я. — Нет необходимости для…
Он бросает на меня пренебрежительный взгляд.
— Заткнись, бабуля. Я разговариваю с детьми.
Я кладу руки на бёдра и шагаю в сторону, прикрывая от него своим небольшим телом двух девушек.
— Ты ведёшь себя, как полный придурок.
— А ты сука!
— Мы закончим на этом, Уэйн.
— Я просто хотел компанию! — кричит Уэйн, повышая голос достаточно громко, чтобы привлечь несколько любопытных взглядов других туристов в очереди.
— Тогда тебе следовало привезти свою собаку, — тихо бормочет Эмми, вызывая хихиканье у Карлотты.