Ненаучный подход

Нельзя шевелиться. Заметят. Да и окорок...

– Поедем скоро, - задумчиво кивнул солидный.
– Ты за полевиками в оба глаза смотрел? Ничего не сперли?

– Ваша милость, обижаете. Серьезные ребята, не шантрапа. Да и чего там воровать? Ложки? Казну-то Иванову мы давно взяли... Все четко сработано.

Солидный фыркнул чуть ли не громче лошади.

– Например, там сейчас догорает одна из последних книг Эльтарна, - 'Милость' скептически смерил амбала взглядом, - хотя да, о чем это я. Скажу иначе - одна из книжек, которую вы спалили, стоила больше тысячи золотом. На аквитонском аукционе коллекционеры и до пяти тысяч могли бы дойти. Теперь ясно, четкий?

Амбал почтительно присвистнул.

– Так вот почему вы велели всё на пол вывалить и самогонкой полить...

– Знаешь примету: 'не свисти - денег не будет'?
– холодно спросил солидный господин, - обдумай ее.

Шевельнуться Винс смог не скоро. Казалось, он сейчас вмерзнет в размокшую, вязкую землю, так и останется жалким скелетом среди колючих веток облетевшей сирени.

Но вокруг было тихо, только пламя трещало, и Винс решился. Тем более, что становиться скелетом ему пока что очень не хотелось.

Сегодня утром он выбирал самую плохонькую книжку, чтобы напихать бумаги под одежду. Вроде как, там буква 'Э' была...

Дрожащими пальцами он вытащил из кармана полуразодранный томик.

'Записки о путешествиях. Составлены Эльтарном в году...'

Дальше лист оборван, но это ничего.

Жизнь обретала смысл.

Вот только надо просушить бумажки, за которые эти, кол-лек-ци-о-не-ры (слово-то какое! господское!), готовы платить золотом. Скорей бы прогорело, чтоб в погреб попасть.

Винс все листки из-под зипуна вытащил, расправил, как смог, и в книжку сложил. Сушить потом будет, сейчас сберечь бы, а то ветром унесет - не поймаешь.

Дождь зарядил еще пуще, и Винс устроился у забора на бревнышке, соорудив какую-никакую крышу из доски. Подтащил еще мусора покрупнее, чтобы со стороны казалось - нет тут никого, просто гора хлама. Даже чуточку пригрелся. А потом, кажись, задремал...

И прошляпил!

Как есть прошляпил!

Это ж не потайной хутор, а проходной двор!

Стража появилась как будто ниоткуда. Не спится им дома у теплой печки!

Вот Винс тихонько сидит, заваленный провонявшим гарью барахлом... а вот уже болтается, приподнятый за шиворот, а перед носом у него сверкает серебристая бляха следователя.

– Эт-то кто тут у нас?
– беззлобно спросил следак.
– Ты зачем дом спалил, малявка?

Винс извернулся, повис на державшей его руке и попробовал укусить. Не вышло. Стражник Винса встряхнул за шкирку, как котенка, только ноги дрыгнулись.

Вот тут Винс и заорал. Что орал - сам потом не помнил. Но про 'волков позорных' точно помянул. И про то, что все разборки ему по барабану. До фонаря. Вдоль подола распоследней шлюхи. Потому что деловые месятся, за что - непонятно, а он человек честный. Просто отдохнуть присел.

Следак Винса на землю поставил, но приглядывал, чтоб не удрал. Ага, удерешь тут, амбал похлеще охранника, который с 'милостью' приходил. Еще и быстрый, как рысь.

Городовые, что со следаком приехали, на пожарище пялились, Винсу ноль внимания. Видали они таких, орущих. На начальство глянули - вразумить, мол, дурачка малолетнего?

Следак только башкой белобрысой мотнул - не трожьте, сам разберусь.

Винс быстро выдохся орать. Слов ругательных он не так чтобы много знал, а повторяться неловко было.

Только когда следак его обыскал, нашел ножик плохонький (что было - то Винс и стянул, без ножа совсем швах) и книжку забрал, Винс чуть не расплакался. Сдержался, не след мужику реветь, зато икать начал. Так и проикал, до самого города.

Вернуть не просил. Бесполезно.

***

Виктор Берген, следователь Гнездовской стражи, со стуком поставил на стол кружку с горячим компотом и положил рядом завернутый в салфетку еще теплый пирог.

Винс даже ухом не повел. Спал, укутавшись в потертый плащ городового.

Вчера, когда Виктор приволок в участок единственную свою добычу с места преступления - тощего пацана, возможного свидетеля, допрашивать его было бессмысленно. Парень стучал зубами, наотрез отказывался расставаться с промокшей насквозь одеждой, глотал злые слезы, икал и мотал головой на все вопросы.

Виктор всерьез подозревал, что мальчишка только пытается изобразить дурачка. Слишком уж богатый словарный запас он продемонстрировал в момент поимки.

Можно было, конечно, обойтись с ним, как с любым другим задержанным - скрутить, переодеть в арестантский балахон и закинуть в камеру, но следователь поступил иначе. Выдал старый плащ, давным-давно забытый кем-то в дежурке, велел сержанту Винса покормить, а потом запереть в допросной.

Утро вечера мудренее.

Рассвет Виктор встретил на пожарище. Проливной дождь сменился гадкой серой моросью, под ногами чавкала ноябрьская грязища, а от реки тянуло ледяным ветром. Мастер Николас, эксперт стражи, даже оставил свои вечные подколки - только зябко поводил плечами да шепотом ругался, обследуя пепелище.

Дом выгорел почти дотла, следы вокруг него смыло ливнем - ничего полезного не найти. И ни следа магии, привлекать колдунью-эксперта нет никаких оснований.

Только два обгоревших трупа, и у одного татуировка на предплечье - роза ветров.

Виктор громко выругался. Увидев недоуменный взгляд мастера Николаса, никак не ожидавшего от бывшего гётского дворянина таких слов, повторил еще раз, добавив несколько подробностей. В вольном переводе это звучало бы примерно так:

'Какая незадача, что Иван по кличке Шкипер, контрабандист - наркоторговец, был убит сегодня ночью. Я с арест-командой опоздал всего на пару часов. Сколько работы проделано впустую! А теперь вместо заслуженного отдыха придется разыскивать убийцу этого нехорошего человека'.

Эксперт неопределенно хмыкнул, а следователь, злой на весь свет, отправился обратно в управление стражи - будить и допрашивать свидетеля.

Городовой, охранявший место преступления, проводил Виктора взглядом, покачивая в ладони завязанные прямым узлом два кованых гвоздя-костыля. Стражник мог поклясться - до того, как железки попали в руки следователю, это были просто измазанные пеплом бруски в мизинец толщиной.

Теперь они были похожи на корявое украшение каминной решетки

Перед дверью в допросную Виктор вздохнул и с нажимом провел ладонью по лицу. Он не спал больше суток, промок и замерз, но срывать злость на пацане нельзя. Замкнется, откажется говорить - и все. Последняя ниточка потеряна. Тюрьмы он по малолетству не боится, да и не за что мальчишку сажать. Остается убедить, что сотрудничать со следствием для него намного лучше, чем молчать или орать.