Необратимость

Затем он переключает свое внимание на коробку с коржом для пирога, прижатую к моей груди.

– Хороший выбор.

Мои губы растягиваются в улыбке, когда я отступаю в сторону, позволяя ему войти.

– Я не знала, придешь ли ты.

– Я сказал, что приду, - говорит он, переступая порог и стряхивая капли дождя с волос.

– Твой ответ был неопределенным.

– Правда?
– Он фыркает, пряча руки в карманы своих влажных синих джинсов.
– Думаю, в следующий раз я отправлю тебе миллиард эмодзи.

Я закрываю дверь и поворачиваюсь к нему лицом.

Какое-то мгновение мы смотрим друг другу в глаза, и меня захлестывает волна уязвимости. Айзек стоит в моей квартире, ожидая, пока я приготовлю ему ужин, и это кажется… интимным. Даже более интимным, чем те компрометирующие позы, которые мы разделили две ночи назад, что кажется нелогичным. И все же с каждым взглядом, каждым прикосновением и каждым разделенным моментом эмоциональная связь между нами становится все глубже и глубже, и я не могу понять ее до конца.

Нервная энергия переполняет меня, заставляя мои слова звучать неуверенно.

– Эм… ты говорил, что скучаешь по куриному пирогу.

Он слегка хмурится, бросая взгляд на коробку с коржом, зажатую у меня подмышкой.

– Ты помнишь об этом?

Кивок.

– Сара готовила его для тебя.

При звуке ее имени он заметно напрягается и сглатывает.

Он не отвечает.

– В общем, я подумала, что мы могли бы поговорить. Ну, знаешь… пообщаться.
– Прикусив губу, я прохожу мимо него на кухню, заставленную шкафами.
– В одежде?

– Не понимаю вопроса.

Я ухмыляюсь, доставая ингредиенты из упаковок.

– Ты быстро добрался, - говорю я.
– Я помешала твоему преследованию?

– Я был неподалеку.
– Айзек бросает взгляд на кухонный высокий стул, как будто если он сядет, это как-то усугубит момент. Придаст нашим отношениям новый вес, другой смысл. Спустя мгновение он садится, упираясь локтями в столешницу.

– Как прошло свидание?

Отводя глаза, я качаю головой и достаю нож для разделки.

– Я же говорила, что моя встреча с Джаспером - это не свидание.

– Ты надела платье?

– Нет. Толстовка и джинсы.

– Волосы распустила?

Я удивленно смотрю на него и кладу стебель сельдерея на разделочную доску.

– Да.

– Он покойник.

У меня вырывается смешок.

– Поверь мне, я не заинтересована в возобновлении отношений. Это был чисто деловой разговор. Платонические отношения.

Он следит за тем, как нож нарезает овощи.

– Так в чем же был смысл?

– Завершение, я думаю. И он хочет, чтобы я вернулась в модельный бизнес.
– Я разворачиваю пачку масла.
– Я подумываю об этом.

Айзек складывает руки под подбородком, наблюдая за тем, как я порхаю по кухне.

– Почему?

– Не знаю. Некоторые аспекты индустрии казались удушающими и пустыми - люди, отдающие приказы, отрепетированные позы и улыбки, - но бывали моменты, когда я чувствовала себя частью чего-то большего. Я не был невидимкой. Люди видели меня, понимаешь?

Его брови сходятся на переносице.

– И этого достаточно, чтобы ты захотела вернуться?

– Не совсем, - признаю я, прижимаясь к столу.
– Скорее… Я не хочу провести остаток жизни, гадая о том, как бы все повернулось, если бы я продолжила занималась этим. Что, если я смогу сделать это на своих условиях?
– Я пожимаю плечами, отводя взгляд.
– В пятницу состоится большой подиумный показ. Джаспер потянул за ниточки, чтобы я приняла в нем участие. Думаю, я хочу попробовать, а потом решить, подходит ли мне этот путь.

Его выражение лица мрачнеет.

– Ты хочешь отправиться в путешествие по дорогам памяти со своим бывшим?

Нахмурившись, я качаю головой.

– Нет, это не так. Он не будет представлять меня в профессиональном плане. И в личном плане между нами все кончено. Он с Эллисон, а я с… - Мои слова обрываются на полуслове. Я моргаю и прочищаю горло.
– Шоу пройдет здесь. Оно будет идти только один день. И, возможно, я просто хочу доказать себе, что больше не собираюсь убегать.

– А как же жуки?

– Жуки?
– Я морщу нос.

– Да. Эверли, которую я знаю, - ученый. Она мечтает об открытии новых видов жуков и бабочек, а не о модных тенденциях.

Я делаю паузу, обдумывая это заявление.

Это то, чего я хочу.

Но это кажется далеким воспоминанием, омраченным беспомощностью, которую я испытала в плену. В этом жестоком, темном месте, охваченная отчаянием, я жаждала свободы, чтобы исследовать, делать открытия, которые имели бы значение. Я хотела помогать людям, нести свет в мир любым доступным мне способом.

Сейчас, когда я стою здесь, груз моих несбывшихся мечтаний ощущается тяжелее, чем когда-либо. Еще одно печальное напоминание о том, кем я была раньше.

– Я действительно этого хочу, - говорю я, восстанавливая дыхание и возвращаясь к нарезке овощей.
– Я хочу помогать людям, менять жизни. Но это выходит за рамки энтомологии. Я хочу быть голосом тех, кто не может говорить за себя. Я просто не уверена, что уже не слишком поздно для этого.

Я понимаю, что ищу совета у человека, который так же потерян, как и я.

Но Айзек, кажется, смягчается. Он изучает меня с другой стороны стола, медленно снимая с себя промокшую кожаную куртку и опуская ее на соседний табурет.

– Ты молода. Еще ничего не поздно.

Мои губы подергиваются, я продолжаю работу.

– Я думала о психологии.

– Ты любишь поговорить.

Еще одна сдержанная усмешка.

– В этом-то и дело. Я два года выступала в роли импровизированного психотерапевта, пытаясь помочь тем людям, у которых не было ни единого шанса. Обсуждала с ними их страхи, выслушивала их сожаления. Пыталась дать им хоть что-то, за что можно было бы ухватиться в месте, где не было никакой надежды.
– Я запинаюсь, нарезая морковку, чувствуя крепкую хватку тех воспоминаний и ледяной холод призраков, оставшихся позади.
– Я не смогла спасти никого из них. Ни одного.