Неоновые Боги

— Ну, конечно, и это тоже. — Она отходит в сторону, когда я захожу в свой шкаф и снимаю куртку.

Гермес прислоняется к дверному косяку. — Знаешь, когда ты запираешь все свои окна и двери, это посылает твоим друзьям особое послание. Как будто тебе не нужна компания.

— У меня нет друзей.

— Да, да, ты одинокая гора одиночества.

Она отмахивается.

Я вешаю куртку на место и сбрасываю туфли. — Это не значит, что это удерживает тебя.

— Это достаточно верно. — Она смеется, звук обманчиво громкий, учитывая, какая она маленькая. Этот смех — одна из причин, по которой я не пытался повысить свою безопасность.

Как бы ни раздражали меня выходки ее и Диониса, дом кажется менее большим и угрожающим, когда они рядом.

Она хмуро смотрит на меня и указывает на мою рубашку и брюки.

— Ты не продолжишь стриптиз-шоу?

Я мог бы терпеть ее присутствие здесь, но у нас и близко нет уровня доверия, необходимого для того, чтобы я полностью разделся перед ней. Я никому так сильно не доверяю, но вместо того, чтобы сказать об этом, я сохраняю осторожный легкий тон.

— Это стриптиз-шоу, если тебя не пригласили?

Она усмехается.

— Не знаю, но, тем не менее, мне бы это понравилось:

Я качаю головой.

— Почему ты здесь?

— Ой. Это. Долг зовет. — Она закатывает глаза. — У меня есть официальное сообщение от

Деметры.

Мать Персефоны. Есть один элемент этого дерьмового шоу, который Персефона

на самом деле не затронула, и это то, как ее мать решила подтолкнуть ее к браку с опасным мужчиной исключительно ради амбиций, не поговорив с ней об этом. У меня много мыслей по этому поводу, и ни одна из них не добрая.

Я засовываю руки в карманы.

— Хорошо, давай послушаем, что она хочет сказать.

Гермес выпрямляется и поднимает подбородок. Несмотря на целый ряд различий, у меня внезапно сложилось впечатление о Деметре. Когда Гермес говорит, появляется голос Деметры. Мимика Гермеса — часть того, как она стала Гермесом, и она, как всегда, совершенна.

— Я не знаю, какую обиду ты лелеешь против Зевса и остальных Тринадцати, и, честно говоря,

мне все равно. Освободи мою дочь. Если ты причинишь ей вред или откажетешься вернуть ее, я отключу все ресурсы, находящиеся под моим контролем, в нижнем городе.

Я вздыхаю.

— Это не больше, чем я ожидал. Однако жестокость почти за пределами понимания. Она хочет,

чтобы ее дочь подыграла, поэтому она твердо намерена затащить Персефону обратно в верхний город — и к алтарю. И она наступит на моих людей, чтобы убедиться, что это произойдет.

Гермес расслабляется и пожимает плечами.
–

— Ты же знаешь, какие они, эти Тринадцать.

— Ты являешься членом Тринадцати.

— Как и ты. И, кроме того, я странная. Она морщит нос. — Также милая и привлекательный, и не

жаждущая определенного уровня безумия власти.

Я не могу с этим спорить. Гермес, похоже, никогда не играет в те игры, в которые играют другие. Даже Дионис сосредоточен на расширении своего маленького уголка карты власти Олимпа. Гермес просто… порхает вокруг.

— Тогда зачем занимать эту должность?

Она смеется и хлопает меня по плечу.

— Может быть, это просто потому, что мне нравится подшучивать над влиятельными людьми,

которые воспринимают себя слишком серьезно. Знаешь кого-нибудь, кто подходит по всем статьям?

— Очаровательно.

— Да, это так, — всхлипывает она. — Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Ты сейчас выводишь из

себя многих людей, и у меня такое чувство, что ты намерен вывести из себя еще больше, прежде чем все это закончится.

Она не ошибается, но мне все равно приходится сдерживать рычание.

— Все так быстро забывают, что Персефона убежала от них, потому что не хотела, чтобы Зевс и

Деметра заключили брак.

— О, я знаю. И, без лжи, это заставляет меня немного любить ее. — Она держит указательный и

большой пальцы на расстоянии доли дюйма друг от друга. — Но это ничего не изменит. Зевс размахивает своим гигантским членом, и все стараются дать ему все, что он хочет.

Я игнорирую это. — Для кого-то, кто так увлечен добрым образом матери-земли, Деметра быстро кладет своих дочерей на плаху.

— Она действительно любит своих девочек. — Гермес пожимает плечами. — Ты не знаешь, как

там, снаружи. На этой стороне реки ты король, и ты сделал действительно хорошее дело для своего народа. Они не тратят впустую усилия и ресурсы, воссоздавая блеск и гламур верхнего города, и они не вонзают друг другу в спину кинжалы, инкрустированные бриллиантами. — При моем взгляде она быстро кивает. — Это случилось. Ты должен помнить ту битву между Кратосом и Аресом. Этот ублюдок просто подошел к нему посреди вечеринки, выхватил кинжал и… — Она делает колющие движения. — Если бы Аполлон не вмешался, было бы прямое убийство, а не просто нападение со смертельным оружием.

— Я уверен, что, должно быть, пропустил ту часть отчета, где Арес был арестован по указанным

обвинениям.

Она пожимает плечами.

— Ты знаешь, как это бывает. Кратос не входит в число Тринадцати, и он скупился на прибыль

Ареса. Ссора была восхитительной драмой; суд не был бы таким.

Если когда-либо и был хороший пример того, как Тринадцать злоупотребляют своей властью, то вот он.

— Это ничего не меняет. Персефона пересекла мост. Она здесь. — И она моя. Я не говорю

последнего, но проницательный взгляд Гермеса прищуривается на моем лице. Я прочищаю горло.

— Она может уйти в любое время. Но предпочитает не делать этого. — Я должен оставить все

как есть, но мысль о том, что Деметра и Зевс тащат Персефону обратно в верхний город против ее воли, вызывает во мне гнев.

— Если они попытаются забрать ее, им придется пройти через меня, чтобы сделать это.

— Им придется пройти через меня, чтобы сделать это.

Я моргаю. Впечатление Гермеса обо мне было верным.

— Это не было сообщением.

— Разве нет? — Она разглядывает свои ногти.

— Для меня это прозвучало как послание.

— Гермес.

— Я не принимаю ничью сторону, пока все следуют правилам. Угрозы не нарушают их. — Она

внезапно усмехается. — Они просто добавляют немного остроты в жизнь каждого. Да!

— Гермес!

Но она ушла, выскочив за мою дверь. Преследование ее ни черта не изменит. Как только она что-то решит, она сделает это, что бы ни говорили окружающие. Для отстроты. Я провожу руками по лицу. Это чертов бардак.