Неоновые Боги

теперь я знаю Персефону достаточно хорошо, чтобы понимать, что действовать без плана равносильно непростительному греху. — Это просто означает, что ты человек. Люди иногда пугаются и убегают. Это не то, из-за чего тебе нужно корить себя.

Она тяжело вздыхает, но все еще смотрит на вещи за пределами этой комнаты.

— Я не могу быть просто человеком. Не тогда, когда все мое будущее висит на волоске. И даже

тогда я должна была думать о ком-то другом, а не о себе.

Итак, мы возвращаемся к тому же.

Я заключаю ее в объятия и крепко прижимаю к себе.

— Ты доверяешь мне, Персефона?

— Что? — Она вытягивает шею, чтобы увидеть мое лицо, ее темные брови сведены вместе. — Что

это за вопрос такой?

— Законный. — Я стараюсь не задерживать дыхание, пока жду ответа.

Слава богам, она не заставляет меня долго ждать. Персефона кивает, внезапно став серьезной.

— Да, Аид, я доверяю тебе.

Царапающее чувство в моей груди становится только сильнее. Такое чувство, что мое сердце пытается пробиться сквозь окаменевшую ткань, чтобы добраться до нее. Я быстро подхожу к тому моменту, когда я бы вскрыл себе грудь и вынул свое сердце только для того, чтобы подарить его ей. Что, черт возьми, со мной не так? Она уйдет. Она всегда уходила.

Я никогда не думал, что она заберет мое разбитое сердце с собой, когда уйдет.

— Аид?

Я моргаю и отталкиваю новое откровение.

— Если ты мне доверяешь, то поверь мне, когда я говорю, что у тебя все получается лучше, чем

у кого-либо другого в твоей ситуации.

Она снова хмуро смотрит на меня.

— Это не так просто.

— Все именно так просто.

— Ты не можешь просто приказать, чтобы это было так, и стереть все сомнения из моей головы.

Я хихикаю.

— Я бы не стал, даже если бы мог. Ты мне нравишься, когда с тобой трудно. Персефона

сдвигается, перекидывая ногу через мои бедра и поднимаясь, чтобы оседлать меня.

С растрепанными волосами и телом, освещенным слабым утренним солнцем, пробивающимся сквозь занавески, она выглядит как какая-то весенняя богиня, вся теплая и землистая.

Она выдерживает мой пристальный взгляд.

— Раз уж мы заговорили о доверии, я хочу поговорить о защите. — Она держится совершенно

неподвижно, как будто не замечает, что мой член тверже прижимается к ней. — Например, я бы хотела перестать ею пользоваться.

У меня перехватывает дыхание.

— Ты не обязана этого делать.

— Я знаю, Аид. Мне не нужно делать с тобой ничего такого, чего я не хочу делать.

То, как легко она это говорит, заставляет меня чувствовать… Она просто заставляет меня чувствовать. Много. Я осторожно положил руки ей на бедра.

— Я регулярно сдаю анализы.

Она кивает, как будто не ожидает меньшего, ловя меня на слове. Абсолютное доверие, которое она мне оказывает, немного ошеломляет. Персефона накрывает мои руки своими.

— Я ни с кем не был после моей бывшей девушки, и после этого меня проверяли. Я также

принимаю противозачаточные средства — внутриматочная спираль.

— Ты не обязана этого делать, — повторяю я. Я хочу быть внутри нее без преград больше, чем я

хочу почти ничего прямо сейчас, но я также не хочу, чтобы она соглашалась на то, к чему она не готова на сто процентов. Мне действительно следовало бы уже получше узнать Персефону.

— Аид. — Она не двигается. — А ты не хочешь? Потому что ничего страшного, если ты этого не

хочешь. Я знаю, что во всей теме контроля над рождаемостью есть некоторое доверие, и если тебя это не устраивает, это тоже нормально. Я обещаю, что так оно и есть.

Мгновение я просто смотрю на нее в шоке. Когда в последний раз кто-то принимал во внимание мой уровень комфорта? Я не знаю. Я действительно понятия не имею, черт возьми. Когда я был с партнерами в прошлом, я был доминирующим, ответственной стороной, которая разрабатывала сцены и управляла ими. Мне нравится эта роль, нравится, когда другие подчиняются мне, но я не понимал, насколько я устал, пока Персефона не предложила мне мельчайшие соображения.

Она снова хмурится.

— О боги, я переступил черту, не так ли?

Мне жаль. Забудь, что я что-то сказала.

Я крепче сжимаю ее бедра, прежде чем она успевает пошевелиться.

— Подожди. Дай мне секунду.

— Потрать столько времени, сколько тебе нужно. — Она говорит это так кротко, что я чуть не

смеюсь.

Я наконец-то взял себя в руки.

— Я думаю, мы на одной странице. Я говорю медленно, нащупывая свой путь. — Если ты в

какой-то момент передумаешь, мы вернемся к презервативам.

— Если ты тоже передумаешь. — Она одаривает меня счастливой улыбкой и сжимает мои

запястья, медленно поднимая мои руки, чтобы обхватить ладонями ее груди. — Никогда не было лучшего времени для начала, чем сейчас.

— Не могу с этим поспорить.

Она приподнимает брови.

— В самом деле? Ты не собираешься даже немного поспорить? Какое разочарование.

Я хватаю ее сзади за шею и тяну вниз, навстречу своему рту. Как бы мне ни нравилось перекидываться с ней репликами, сейчас я не в настроении. Степень доверия, которое она мне оказывает, поражает меня до такого уровня, с которым я не готов иметь дело. Это не так обманчиво просто, как говорить друг другу правду. Она верит мне на слово, что в этот момент со мной она в безопасности.

Персефона тает у меня на груди, жадно встречая мой поцелуй. Я провожу руками вокруг, чтобы схватить ее за задницу и приподнять ее настолько, чтобы мой член зазубрился у ее входа. Я стою совершенно неподвижно, давая ей достаточно времени, чтобы передумать. Мне действительно уже следовало бы знать лучше. Она встала на этот путь и готова с нетерпением мчаться вперед точно так же, как, кажется, делает со всем остальным.

Она медленно кружит бедрами, двигая головкой моего члена внутри себя. Персефона переходит на шепот мне на ухо.
–

— Это кажется таким порочным, не так ли? Ты такой твердый, это сводит меня с ума. — Она еще

раз поворачивает бедра. — Поговори со мной, Аид. Скажи мне, как хорошо я себя чувствую. Мне нравится, когда ты льешь сексуальную грязь мне в уши, пока ты внутри меня.

Мне это тоже нравится. Я позволяю своим рукам скользнуть вниз по ее заднице, чтобы погладить точку, где изгиб встречается с задней частью и верхней части бедер.

— Ты такая тугая и влажная, маленькая сирена. Я думаю, тебе нравится быть плохой.