Неподобающая Мара Дайер
Шрифт:
Сердце мое сильно колотилось, пока я обшаривала глазами магазины в поисках кого-нибудь, кого можно было бы расспросить.
Ной стоял лицом к фасаду.
— Не думаю, что это что-то изменит, — глухо проговорил он. — Думаю, мы можем рассчитывать только на себя.
54
Пока мы шли по темной, окаймленной пальмами аллее к зоопарку, меня все стремительней охватывал ужас.
— Это плохая затея, — сказала я Ною.
Мы разговаривали об этом на обратном пути из Литтл-Гаваны, после того как я позвонила маме и сказала, что мы собираемся потусоваться после школы в доме
— Просто доверься мне. Я буду поблизости.
— Гордое сердце разобьется о камни, [77] — сказала я с печальной улыбкой. А потом: — Повтори, почему мы не можем сначала проверить тебя?
— Я хочу посмотреть, смогу ли я тебя нейтрализовать. Думаю, это важно. Может, именно поэтому мы нашли друг друга, понимаешь?
— Не очень, — сказала я окну.
Мои волосы мокрыми прядями прилипли сзади к шее, и я закрутила их в пучок.
— Теперь ты споришь просто ради спора.
77
«Гордое сердце разобьется о камни» (pride goes before a fall) — Книга притчей Соломоновых, 16:18.
— И это говорит тот, у кого есть полезная… способность.
Было странно называть вещи вслух, говорить про то, что мы с ним могли делать. Неуместно. Слово «способность» вообще-то не до конца отражало суть.
— Думаю, ты способна на большее, Мара. Я действительно так думаю.
— Может быть, — сказала я, хотя сомневалась. — Но мне бы хотелось иметь твою способность.
— Мне бы тоже этого хотелось.
Потом после паузы Ной добавил:
— Целительство — для девчонок.
— Ты просто ужасен, — сказала я и покачала головой.
Противная ухмылка изогнула губы Ноя.
— Это не смешно, — сказала я, но все равно улыбнулась.
Я все еще тревожилась, но просто неслыханно, насколько лучше я чувствовала себя рядом с Ноем теперь, когда он обо всем знал. Как будто я могла с этим справиться. Как будто мы могли справиться с этим вместе.
Ной припарковался у бордюра зоопарка. Я не знала, как он ухитрился устроить, чтобы нас пустили после закрытия, и не спрашивала. На входе нас приветствовали скульптурные камни, нависающие над искусственным прудом. На воде тут и там спали пеликаны, спрятав головы под крылья. На другой стороне пруда, за пешеходной дорожкой, стояли кучками фламинго, бледно-розовые в свете дежурных галогеновых ламп. Птицы были молчаливыми часовыми, не сумевшими заметить и прокомментировать наше присутствие.
Мы рука в руке углубились в парк; горячий ветер ерошил листву и наши волосы. Мимо газелей и антилоп, которые шевельнулись при нашем приближении. Копыта застучали по земле, и по стаду прокатилось тихое фырканье. Мы ускорили шаг.
Кто-то зашуршал в листве над нами, но я ничего не смогла рассмотреть в темноте. Я прочитала вывеску экспозиции: белые
гиббоны направо, шимпанзе налево. Едва я закончила читать, резкий вопль пронзил воздух, и кто-то ломанулся к нам через кусты. Мои ноги и сердце застыли.Шимпанзе круто остановился перед самым рвом с водой. Чудовищный шимпанзе — не из тех, что принадлежат миловидным загорелым заклинателям, работающим на потребу публике. Он сел на обрыве, напряженно, согнувшись. Смотрел на меня человеческими глазами, которые проследили за нами, когда мы с Ноем снова пошли. Волоски на моей шее встали дыбом.
Когда мы приблизились к небольшому зданию, спрятанному за высокими деревьями и за кустарником, Ной свернул в маленькую нишу и вытащил из кармана связку ключей. На двери было написано: «Только для персонала».
— Что мы делаем?
— Это служебное помещение. Они готовятся к выставке насекомых мира или что-то в этом роде, — сказал Ной, открывая дверь.
Мне была ненавистна мысль о том, чтобы кого-то убивать, но, по крайней мере, жуки размножались как… Ну, как тараканы, и никто не хватится нескольких пропавших.
— Как ты все устроил? — спросила я, оглядываясь назад.
У меня мурашки бежали по коже. Я не могла избавиться от ощущения, что за нами наблюдают.
— Мама выполняет здесь кое-какую волонтерскую работу. И дает им непотребную кучу денег.
Ной включил лампы (длинный металлический стол в центре осветился) и закрыл за нами дверь.
Вдоль стен тянулись металлические полки с банками и пластмассовыми ванночками. Ной прошелся по помещению, разглядывая маленькие ярлычки. Застыв в дверном проеме, я не могла прочитать их со своего места.
В конце концов он поднял полупрозрачный пластмассовый ящичек. Я прищурилась на Ноя.
— Кто в нем?
— Пиявки, — небрежно ответил он.
Он избегал встречаться со мной взглядом.
По мне прокатилась волна отвращения.
— Нет.
— Ты должна.
Я содрогнулась.
— Выбери что-нибудь другое, — сказала я и ринулась в дальнюю часть комнаты. — Вот!
Я показала на непрозрачную ванночку с ярлычком, который не смогла прочесть вслух.
— Что-то чего-то скорпионы.
— Они ядовитые, — сказал Ной, разглядывая мое лицо.
— Это даже лучше.
— А еще они — вымирающий вид.
— Что ж, ладно, — ответила я.
Мой голос и мои ноги дрожали, когда я подошла к прозрачному ящичку и показала на него.
— Здоровяк-паук.
Ной подошел и прочитал ярлычок, все еще держа ящик с пиявками. Слишком близко. Я попятилась.
— Тоже ядовитый, — ровным тоном сказал Ной.
— Тогда это послужит очень могучим стимулом.
— Он может укусить прежде, чем ты его убьешь.
Сердце мое норовило выскочить из глотки.
— Для тебя будет идеальная возможность попрактиковаться в лечении, — выдавила я.
Ной покачал головой.
— Я не собираюсь экспериментировать с твоей жизнью. Нет.
— Тогда выбери кого-нибудь другого, — сказала я, начиная задыхаться от ужаса. — Не пиявок.
Ной потер лоб.
— Они безобидные, Мара.
— Плевать!
Я услышала, как насекомые в комнате бьют хитиновыми крылышками по стенкам своих пластмассовых тюрем. Я начала терять самообладание и почувствовала, что шатаюсь.
— Если не получится, я немедленно ее сниму, — сказал Ной. — Она тебя не ранит.
— Нет. Я серьезно, Ной, — сказала я. — Я не могу этого сделать. Они впиваются в кожу и сосут кровь. О господи. О господи!