Неправда

И вновь безнадежная тоска, развеянная было на Ай-Петри навалилась на него. Его вновь затрясло от воспоминаний, тяжесть сдавила его грудь и знакомые вибрации пронзили мышцы. Мир поплыл в никуда, солнце закружилось вокруг резко заболевшей головы, тошнота вновь подступила к горлу. Он попытался встать и это, неожиданно получилось, и все вернулось на круги своя. Остался только легкий озноб. И снова заныла ладонь.

Тогда он закурил и начал считать затяжки. Если их будет нечетное количество - пойдет направо, четное - налево.

Вышло девять. Лешка повернулся лицом к сверкающему морю и зашагал по дороге вправо. Минут через пятнадцать он вышел к зданию, изображавшему средневековый замок.

"Воронцовка!" - обрадовано вспомнил он. Через узкий проезд он вошел во внутренний дворик. Странно, но людей здесь не было. Он подошел к билетным кассам музея, но и за окошком было пусто. Одна из дверей, как раз та, через которую обычно запускают туристов, была распахнута настежь. Лешка осторожно шагнул внутрь и тихо позвал: "Эй!". Никто ему не ответил. Поколебавшись, он все же надел бахилы, чтобы не испачкать раритетный дубовый паркет грязными кедами.

Первой комнатой была, кажется гардеробная. Длинная шеренга высоких в два человеческих роста шкафов накренившись разглядывала пришельца в замызганных джинсах и рваной штормовке. Шелест бахил расползался по углам, скрипел паркет, шторы подымали вековую пыль вслед за Лешкиной спиной.

Войдя в когда-то парадный кабинет графа Воронцова, а ныне зал музея, Лешка встретил нахмуренные взгляды висящих на стене портретов. Полуулыбчатый граф брезгливо отвернул от вошедшего острый аристократический нос. Сиятельные князья и полководцы старательно не замечали студента и тогда он показал императрице Екатерине Второй язык. Она небрежно повернула к нему свой двойной подбородок, свысока посмотрела на студента и тоже высунула свой язычок. За окном резко потемнело, в камине вспыхнул огонь, красным окативший комнату, а чугунная лошадь под не менее чугунным Наполеоном забила копытом. Лешка рефлекторно отшатнулся. Князь Воронцов хлопнул неслышно в ладоши и чьи-то торопливые шаги загрохотали в гардеробной. Студент не стал дожидаться слуг рисованных хозяев, он выскочил через бывший будуар хозяйки в голубую гостиную, где сам по себе играл "Лунную сонату", прихлопывая в такт крышкой, рояль. Белые, неповторяющие друг друга цветочки на потолках и стенах вдруг сплелись в тугую завязь, через сито которой угадывалось безглазое плачущее лицо молодого, но истерзанного до морщин жизнью мужчины.

Лешка выскочил в зимний сад, намереваясь выскочить на южную террасу дворца. Но свисавшие с потолка лианы уронили свои змеиные головы и засвистели на него. На свист повернулась скульптура девочки и кокетливо заулыбалась. Обнаженные нимфы попытались спрятаться в густых зарослях оранжереи, а хозяин гарема, мраморнолицый Аполлон грозно замахал руками на чужака.

Слева кто-то заухал и булькающее захохотал.

Лешка отскочил от кривляющегося безрукого старикашки, чрезвычайно похожего на обезьяну. "Вольтер" - пульсировала гнойно-желтая надпись под бюстом. Лешка осторожно обошел скалящийся бюст французского атеиста, но из воды выпрыгнуло несколько зубастых золотых рыбок и вцепились в икры студенту. Он отпрыгнул было в сторону, но тут безобразный старик вцепился металлическим ртом ему в руку, а в голову клюнула змеиным жалом ожившая лиана.

Лешка с трудом вырвал штормовку из пасти философа, оставив клок ткани в его зубах и упал на пол, уворачиваясь от ударов зеленых змей. Оторвав от ноги маленьких золотых пираний, он прополз по клетчатому сине-белому полу в английскую столовую.

Там горели камины, огромный стол был накрыт белоснежной скатертью, на которой стояли разноцветные бутылки, серебряные блюда с всевозможными закусками - здесь лежал и запеченный целиком молочный поросенок, и целые горы жареной птицы, и ломтями нарезанный осетр. Во главе стола сидел в роскошном костюме эпохи Екатерины Второй мужчина. Под напудренными щеками и тщательно завитым придворным куафером париком Лешка не сразу узнал своего куратора.

Тот сделал широкий, приглашающий жест за стол. Лешка встал и, брызгая мелкими каплями крови на сверкающий чистотой пол, сел с другой стороны стола.

И тут, с незамеченного до этого, дубового балкона над одним из каминов, по-цыгански взревел оркестр скелетов в попугайчатых зелено-желтых костюмах:

– К нам приехал, к нам приехал, Ааалексеееей наааш дааааааараагооой!

После сего вдохновляющего взрева скелеты сухо щелкнули челюстями. Наступила мертвая тишина, которую спустя мгновение нарушил Владимир, играющий роль хозяина:

– Изволит ли сударь вкусить скуднейшее наше угощение?

– Да уж пожрал бы чего...
– как можно грубее ответил Лешка.
– Да боюсь глаза мне отводишь.

– Как изволит ваша сиятельная осторожность!
– манерно развел руками Володя и подцепил двузубой вилкой пару маленьких жареных комочков - то ли вальдшнепов, то ли куропаток, а может вообще перепелов. При этом кружевной манжет Володиного рукава залез в соусницу с красной подливой, но "его сиятельство" этого не заметил в порыве напускной "изячности". Вместо этого, он щедро плеснул себе вина в хрустальный бокал, но сделал это так неудачно, что струя, ударившись о стенку бокала, выпрыгнула на чистейшую дотоле скатерть.

Лешка фыркнул над неуклюжестью Володи.

Тот подозрительно посмотрел на студента и, совершенно случайно, с его вилки мясо свалилось прямо на манишку, оставив жирнейшее пятно. Лешка не выдержал и громко засмеялся, хотя нет, заржал во все горло. В этом смехе выплеснулось все напряжение последней чудовищно нереальной недели. Но Володя этого не понял, хотя правильно принял поверхностную причину смеха на свой счет.

– Что смеешься как дикий вепрь, вьюнош?

– Бабушка... моя бабушка...
– заливисто задыхался Лешка.

– Что бабушка?
– смотрел исподлобья Владимир.

– Бабушка раньше говорила...
– растирая слезы по грязным щекам, всхлипывал Леха.

– Что говорила?
– грозно стукнул вилкой по столу Владимир, но попал по краю фарфоровой тарелки, которая при этом треснула, а рыба, подпрыгнув, заскакала по полу.

При виде этого Леха заржал еще сильнее. С большим трудом он справился с приступом, и, наконец, выдавил из себя:

– Бабушка раньше говорила: "свиням культуры не привить"!
– и снова заржал.

Володя злобно оскалился, но тоже справился с эмоциями и вежливо посмеялся:

– Не "свиням", а "свиньям".

– У меня бабушка была неграмотная, она говорила "свиням".

– Ишь ты, а про культуру знала.

Лешка, слегка успокоившись, пожал плечами в ответ.

Володя увлеченно обсасывал маленькие птичьи косточки с таким аппетитом, что бедный Лешкин желудок скрутился в трубочку и забурлил на всю столовую.

Теперь настала очередь Володи смеяться:

– Поешь! Когда еще такой вкуснятины попробуешь! Ишь, как живот урчит. Небось кишка кишке бьет по башке?

– Нет, спасибо. Что-то не хочется.

– Да перестань, все по-настоящему.

– Не может быть у тебя все по настоящему, Белиал.

– О, как!
– удивился Володя.
– Ты откуда имя узнал?

– Память у тебя, как у девицы на выданье. Так тебя твой начальник называл, как его Самаэль, что ли?

– Он мне не начальник.
– Протестующе поднял руки Володя.

– Я уж не знаю, кто кому у вас начальник. Да мне и наплевать на это.