Непробиваемые. Истории о лучших вратарях мира

Заключенные в Сиретце, сидевшие на скудном пропитании в 150–200 граммов хлеба и супа с желудями в день, использовались в качестве подневольных рабочих. Когда один из них попытался бежать, вся бригада в 18 человек, в которой он состоял, была расстреляна. Будучи более подготовленными к тяжелым условиям, игроки протянули большую часть зимы, пока 23 февраля 1943 года, в день годовщины основания Красной Армии, Сопротивление не организовало серию атак на немецкие объекты с использованием взрывчатки, уничтожив завод, на котором ремонтировались моторизованные сани.

Ответные меры последовали на следующий день. По сигналу заключенных выстроили по старшинству. Каждого третьего избивали и расстреливали. Иван Кузьменко, который забил в том матче по меньшей мере один гол и, вероятно, был автором еще двух в ворота «Флакельф» во втором тайме, стал первым убитым игроком команды. Клименко был вторым. Трусевич, чей героизм куда масштабнее кандидовского, стал третьим и последним.

История породила ворох художественных имитаций и воспроизведений, самой заметной из которых, по крайней мере для западной аудитории, стал «Побег к победе», который, в свою очередь, был снят по фильму 1962 года венгерского режиссера Золтана Фабри K'et f'elido a pokolban («Два тайма в аду»). Причудливым – и уж точно не до конца честным – образом одну из версий истории кооптировал для эссе о своих отношениях со спортом, напечатанным в журнале Sports Illustrated в 1966 году, русский поэт Евгений Евтушенко. Как и Альбер Камю, Евтушенко видел в футболе метафору. «Аллегорические стихи, – писал он, – это как дриблинг и финты в футболе, уловка, с помощью которой ты путаешь защитника, чтобы он не мешал тебе пробить по воротам соперника». Он тоже играл в футбол регулярно, изначально «кусками тряпья» или «консервной банкой», а позднее уже «настоящим мячом из кожи».

«Я прогуливал школу, чтобы встретиться с друзьями на каком-нибудь пустыре, – писал он, – где мы играли долгими часами, пока совсем не выбивались из сил. Ворота обычно конструировались из кучи школьных ранцев, в которых нетронутыми лежали книги и учебники». Неизменно Евтушенко стоял на воротах и свято верил, что ему предопределено светлое будущее на этой позиции, верил, пока не достиг возраста 16 лет – тогда его стихи были впервые опубликованы, и он решил целиком посвятить себя поэзии.

Он довольно подробно описывает матч «против команды из Марьиной Рощи, пригорода Москвы, известного своими головорезами. Нашими оппонентами были крепко сбитые парни с низкими лбами и модными стрижками. На их телах красовались впечатляющие татуировки с фразами вроде «Не забуду мать родную» и «Смерть фашистам» наравне с изображениями скалящихся черепов и бородатых русалок. Наши соперники с гордостью, словно это были украшения, щеголяли своими шрамами, полученными в бесчисленных дворовых битвах». Все называли их Разрушителями, и если верить ходившим тогда слухам, в носках они всегда прятали ножи.

«Мы играли на большом пустыре позади водочного завода, там мы построили ворота из ржавых рельсов, – вспоминал Евтушенко. – Собралось несколько сотен зрителей, среди которых были болельщики Марьиной Рощи, которых можно было отличить по мрачной заговорщической атмосфере, окружавшей их. Эту клику возглавлял одноглазый мужик лет тридцати, которого все знали под кличкой Билли Бонс. Он был старьевщиком по профессии, но по склонности своего характера был пьяницей и бандитом».

Как и ожидалось, Разрушители играли невероятно агрессивно. Центр-форвард и основной защитник команды Евтушенко получили травмы, так же как и сам вратарь, но это не помешало ему смело продолжать игру. Евтушенко продолжает вспоминать:

«Ближе к концу матча все наши игроки уже были покрыты синяками и ссадинами. Однако счет открыт не был. Разрушители уже практически обезумели от ярости. В одном напряженном моменте один из наших защитников сглупил, остановив мяч рукой. Это привело к самому тревожному моменту для вратаря из всех возможных – пенальти. Капитан Разрушителей покрутил мяч в руках, шлепнул по нему с двух сторон, ударил рукой сверху и установил на точке. Я приготовился.

В этот самый момент Билли Бонс властным жестом пальцев дал сигнал своим прихвостням, и я вдруг ощутил, что по моему лицу бьет что-то острое, сначала раз, потом другой и третий. Болельщики Разрушителей стреляли в меня маленькими камушками из своих рогаток. Все было в лучших традициях Латинской Америки. Я был наполовину ослеплен из-за боли и не видел практически ничего, кроме мяча, недвижно стоявшего на точке. Может, это и помогло мне.

Капитан Разрушителей придал своему лицу самое яростное выражение, разбежался и пробил. Я не знаю, как так вышло, но мяч прилетел мне прямо в руки. Билли Бонс был в бешенстве. Капитан Разрушителей подошел ко мне с милой улыбкой на губах и протянул руку, чтобы поздравить меня. Я был немного удивлен такой волшебной трансформацией в поведении Разрушителей, но по простоте душевной протянул ему руку в ответ. Затем, продолжая так же сладко улыбаться, капитан Разрушителей, пока никто из стоявших рядом этого не видел, так сильно сжал мою руку, что она хрустнула, а потом немного крутанул ее, в тот же самый момент пытаясь ногой выбить мяч из другой моей руки».

Уже этого было бы достаточно для геройства и, пожалуй, вполне достаточно для того, чтобы история казалась правдоподобной, но Евтушенко продолжал:

«В этот момент я вошел в некое подобие транса в результате охватившей меня ярости. Я вырвался и побежал вперед с мячом, держа его в ногах. Я перепрыгивал через выставленные ноги оппонентов, пытавшихся свалить меня. Кусок моей футболки остался в руках одного из Разрушителей, который тщетно пытался остановить меня всеми возможными способами. Меня осыпал град камней из рогаток, но я больше не чувствовал боли. Наконец, пробежав все поле, я ушел и от голкипера Разрушителей. Но из охватившего меня чувства садистской мести я не пробил по воротам сразу же. Я остановил мяч на линии и повернулся к нему спиной, лицом к Разрушителям, которые бежали ко мне с разъяренными, искаженными лицами. Я стоял, словно по стойке «смирно», слегка наклонив голову, и, по-прежнему осыпаемый камнями из рогаток, ждал. Когда Разрушители подбежали ко мне, я слегка катнул мяч в ворота каблуком. Прозвучал свисток арбитра, объявивший об окончании матча и нашей победе».

Разрушители окружили Евтушенко, повалили его наземь и обнажили свои ножи, но Билли Бонс, по всей видимости покоренный отвагой голкипера, убедил их оставить его в покое. Это прямо концовка «Вратаря» в концовке Матча Смерти, причем обыгранная так, что очень трудно удержаться от заключения, что Евтушенко переборщил с деталями, смешав слишком много выдумки с правдой. Но даже в таком виде история показывает, насколько глубоко привлекательной была стезя героя-вратаря в СССР.

«Вратарь» подготовил сцену для появления Яшина, но прежде чем он заявит о себе, слово возьмет его предшественник, голкипер, который, по мнению многих, считается лучшим из всех, кого Россия когда-либо давала миру, голкипер, который с такой хваткой удерживал за собой вратарскую позицию в московском «Динамо», что этим едва не вынудил Яшина закончить с футболом и посвятить себя карьере в хоккее, – Алексей Хомич.

Во Вторую мировую он служил в армии в Иране, тогда-то его вратарские способности и начали проявляться в полную силу. И хотя он был ростом всего 172 сантиметра – что было совсем мало даже для вратарей тех лет, – благодаря своей удивительной прыгучести он получил прозвище «Тигр», которое дали ему офицеры. Будучи прирожденным атлетом, Хомич также был искусным гимнастом, пловцом и ныряльщиком, а также неплохо играл в волейбол и шахматы. Он был бескомпромиссным трудягой, упорно работавшим на тренировках, но также находил время для размышлений об игре и развитию новых способов выхода из обороны в атаку через броски.

Ему было уже 25 лет ко времени дебюта в «Динамо», но очень скоро он стал считаться лучшим голкипером страны. И хотя окружающие считали его очень закрытым человеком, даже излишне сосредоточенным на себе, он обладал своеобразным шармом и стал культовой фигурой в ходе турне «Динамо» по Британии в 1945 году, несмотря на допущенную им оплошность на торжественной встрече футболистов в Лондоне. Сбитый с толку фильмом о любовнице лорда Нельсона, который в то время пользовался бешеной популярностью в Москве, он начал свою приветственную речь словами «Леди и гамильтоны…». Его вратарское мастерство впечатляло не меньше. «Он всегда был в движении, очень ловкий, забить ему было невероятно трудно», – сказал тогдашний тренер «Челси» Билли Биррелл.

Хомич был так почитаем, что, когда «Рейнджерс» приехали с турне в Россию в начале 1960-х, газета Daily Express попросила своего сотрудника Джеймса Сандерсона взять у него интервью. После бесплодных попыток отыскать вратаря Сандерсон решил присвоить гонорар, предназначавшийся Хомичу за интервью, и написал для газеты колонку, после которой его долгие недели терроризировали звонками футболисты «Рейнджерс», представлявшиеся советскими чиновниками, угрожая ему судом за неверно истолкованные слова товарища. К тому времени Хомича уже давно вытеснил как из состава «Динамо», так и из людских сердец Лев Яшин.

Родившийся в 1929 году, на 9 лет позже Хомича, Яшин потерял свою мать в шестилетнем возрасте из-за туберкулеза. Через пять лет Германия напала на СССР, что привело к тому, что ему пришлось совмещать учебу в школе с помощью армии в тылу: он работал вместе с отцом на заводе, который производил комплектующие для аэропланов «Красный богатырь» на военном предприятии в деревне Тушино, рядом с Москвой. С самого начала стали проявляться его великодушие и скромность, на которые обращали внимание все – по крайней мере, по словам Валентины. «Вторая супруга его отца сказала мне, что во время войны маленький Лева приводил домой маленького мальчика по имени Изя, который жил в большой семье, обитавшей в близлежащих бараках. Лев сказал ей, что им нечего есть, так что отец Льва и его мачеха всегда прикармливали Изю. Однажды он снял с себя свитер и отдал его Изе, сказав родителям: «В их семье много детей, и их не во что одеть».