Неразлучные. Близнецы

— Ты слишком добрая, Влада. Так нельзя, — качает головой Хель. И как будто не верит, что я не злюсь.

— Не в этом дело. Я пожертвовала вампирам свою кровь, но вас таким бы способом не спасла. Всё могло быть хуже.

Она меня прекрасно понимала, просто как воин и друг не могла смириться.

С Дином немного позже случился похожий разговор. Только с оборотнем удалось найти общий язык быстрее. Он переживал за меня, как переживал бы за свою маленькую сестрёнку. Но обещания соблюдать правила безопасности хватило, чтобы он успокоился.

А дальше была учёба и сплошные ограничения по поводу того, что касалось вылазок в город. Ведьмочкам действительно запретили покидать стены Академии после наступления сумерек, но меня оберегали с удвоенной силой. И Тиравьель и друзья, но особенно эльф вообще не хотели, чтобы я покидала стены академии даже днём.

Сначала смириться помогала мысль о том, что это ненадолго. Вот закончатся нападения на ведьм и ограничения снимут. Ведь мне понравился город. И я многого ещё не видела. Не ходила в местный музей, посвящённый Великой войне, не была на пристани, на рынке и в храмах.

Почему-то больше всего меня тянуло в храм Халлэ. Рассудив, что если улыбка этого бога означала свободу, а недовольство адские мучения, то значит, своим поцелуем, он мог оживлять. И я не могла оставаться неблагодарной. Ведь даже спасибо не сказала.

Поэтому пообещала себе, что как только выберусь в город, то навещу храм. Мысли о правильности своих решений успокаивали.

Дни потекли своим чередом, готовые срываться в безумный бег. Словно стая волков, бегущих навстречу зиме. Но насыщенные занятиями и работой будни медлили разбавленные различными событиями. Как неожиданными так и не очень.

Например, у меня испортились отношения с ведьмочками. Всей правды они не знали и считали, что я опять что-то натворила, за что был наказан весь факультет. От этого было грустно на душе, и я в который раз порывалась им всё объяснить. Только всякий раз останавливалась. Тиравьель взял с меня слово, что я буду молчать и приходилось это слово держать.

Тир. Мой эльф. Друг. Защитник. И один из самых красивых мужчин, из всех, кого я знала. Тяжело общаясь с таким совершенством, не поддаться его очарованию. Он был идеалом. И я, пожалуй, даже могла бы влюбиться…

Удерживает осознание того, что Тиравьелю просто очень одиноко. Даже скучно. И пускай не со зла, но он только играет роль защитника слабой ведьмочки. Однажды ему это просто надоест. Не хочу новой боли и разочарования. Не хочется заставлять его испытывать сожаление. Тем более, во мне действительно ничего особенного нет.

Он друг. И оттого я сознательно ставлю запрет на любовь, выходящую за рамки дружеской. Хочется, чтобы всегда было так.

А Тиравьель каждый день приносит мне работу или проверяет, насколько я хорошо справляюсь. Я терпеливо тружусь над каталогами, иногда с трудом удерживаясь от желания сорваться на письменность династии Кинши. Дар Гекатоса бесценен и моя рука уверенно выводит завитки чужого языка. Не задумываясь, пишу. Буква за буквой. Слова и строчки ложатся так охотно и ладно, что сердце радуется.

Иногда эльф остаётся у меня в комнате и внимательно наблюдает за тем, как работаю. И как ни странно, меня не смущает его присутствие. Он просто есть и на душе от этого спокойно. Говорит, что ни разу не пожалел о моём назначении на должность младшего хранителя. Приятно, хоть и подозреваю, что такое отношение предвзято.

Почти всегда он дарит мне маленькие подарки или делает сюрпризы. И честное слово, мне неудобно их принимать. Хотя и заверяет меня этот остроухий, что они ничего не значат. Многое, что появилось в моей комнате, действительно можно было расценивать как дружеский жест, направленный на обеспечение комфорта. Например, термос для чая и чайный сервиз. Ибо наплевав на приличия, мы иногда собирались на совместные чаепития с дроу и оборотнем у меня.

Но чаще всего, я получала цветы. Всякий раз смущалась. Раньше мне никогда не дарили цветы. А этот эльф явно разговаривал со мной на их языке. Только вот понимать я отказывалась. И к чести своей, Тир делал вид, что всё в порядке.

Да и, кстати, с близнецами я всё-таки помирилась окончательно. Это был странный и не совсем обычный разговор, состоявшийся через некоторое время после того инцидента.

Я только вернулась с ужина и собиралась упасть без сил в кровать, поскольку ещё ощущала небольшую слабость во всём теле. Но забыться в тёплых объятиях сна мне не позволил стук.

Стучали в окно, что само по себе настораживало.

Рассудив справедливо, что если никто не вламывается, значит, опасность мне не угрожает, я отдёрнула занавеску. За стеклом, к глубочайшему моему шоку, я узрела обоих сынов клана Серебряного Ворона.

Открыла окно сугубо из любопытства.

— Ведьмочка. Мы войдём? — спросил один из них, не знаю уж из-за правил приличия ли или байки о вампирах всё же были правдивы.

— Заходите, — пригласила я, отходя в сторонку.

Сейчас вампиры ещё больше напоминали мальчишек. В форменной одежде Академии и встрёпанные. Глаза вот ещё подозрительно блестят. Ни дать ни взять пришли страшной тайной делиться.

— Нас прервали тогда, — говорит тот, что встал слева.

Это надо же, как мягко выразился. Великий дипломат пропадает.

— Мы были несправедливы к тебе, — продолжает стоящий справа.

А они и в самом деле две сапога…

Не перебиваю. Жду, что ещё скажут. Теперь-то нас сумеречные волки прерывать не будут.

— Мы, дети клана Серебряного Ворона, предлагаем тебе, ведьма Владислава, нашу дружбу и защиту по Долгу Крови.

Ох, как официально и торжественно. Каюсь, я не смогла скрыть своего удивления.

— Ребят, а вы нормальные вообще? Ваши родители в курсе?

Даже отпрянула, сделав шаг назад, но была схвачена за запястья. Да, ещё относительно недавно я почти также была распята между ними.

— Влада, это великая честь и ты не вправе отказывать, — устало сообщил «правый». А я повторно удивилась. Но уже тому, что меня по сокращённому варианту имени называют.

— Ребят, давайте оставим всё, как было до нашей встречи. Вы меня не видите и я вас тоже. Если вы заметили, нам нельзя находиться втроём. Вечно что-нибудь нехорошее происходит.

— По нашей вине, — не выдержал «левый». — Больше этого не повториться. Ты поступила благородно по отношению к нам, даже, несмотря на то, что чуть не погибла по нашей вине. И ты пожертвовала своей кровью, чтобы нас спасти, хотя не должна была.

Ну почему до них всех не доходит смысл таких простых истин?

— Ребят, вы сами меня защищать бросились. Уже после этого я не могла вас там оставить. Но помимо этого, вы — мои сокурсники.

Не стала говорить, что одной из причин стало то, что во мне возможно материнский инстинкт проснулся. Обидятся ещё.