Нереальная реальность
Шрифт:
С утра до вечера вела огонь артиллерия противника. Снарядов не жалели. Разрушения благодаря особым магическим рунам на стенах и на камнях замка были пока незначительны. Но артподготовка выматывала психику защитников Цитадели.
Степан, Лаврушин и Маклаут стояли на каменном балконе у самой вершины донжона и смотрели вниз.
– Пускай помучаются, – с напускной легкостью произнес Горец. – За заговоренные стены пройти ох как нелегко.
– Думаете? – недоверчиво произнес Степан.
– Надеюсь.
С этой точки они видели все.– Смотрите, – вдруг в миг севшим голосом выдавил Степан.
То, что началось, не укладывалось ни в какие рамки. Друзья на многое насмотрелись, путешествуя по мирам. Но такого не могли представить. Даже хваленая выдержка Горца начала сдавать. Он стоял, впившись пальцами в каменные перила, и читал шепотом молитву.
Земля вокруг Цитадели вскипала. Бугрилась. Пенилась.
Из пучины земли поднимались потрепанные временем и ветрами, изрешеченные пробоинами, с проломленными бортами парусники.
– Господи, Летучие Голландцы! – воскликнул Лаврушин.
– Старые Корабли из Преисподней! – Горец сжал кулаки. – Они проникли в провал. И прошли под землей! Ну все!
Прибытие Старых Кораблей было знаком к началу штурма. Вырывавшийся из десяток, а, может, и сотен тысяч нечеловеческих глоток крик перекрыл даже шум канонады! Ледовое воинство пошло на приступ!
Старые Корабли, ходящие под землей яко по морю, взламывали оборонительные магические заклинания, после чего по стенам принимались бить тяжелые орудия и плазмопробойники. В образовавшиеся проломы устремлялась техника и пехота.
Вскоре враг преодолел первую линию. Потом вторую. Он захватывал городские кварталы, казармы, склады. За каждый пятачок шел отчаянный бой.
– Слишком много их, – Светлый Князь в минуту передышки спустился со стен, где собственноручно дрался с нечистью и с Горцем вдвоем находился в княжеской палате. На столе возвышались кубки с вином.
– Много, – кивнул Горец.
– До безумия много. Нужно эвакуировать хотя бы раненых.
– Те, кто хоть слабо может держать оружие, встали в строй.
– Силы наши на исходе, – сказал Светлый Князь. – Помощи ждать неоткуда. Но они дорого заплатят за пятую Цитадель. Они возьмут ее только тогда, когда падет последний защитник. А для этого им придется постараться.
– Они все прибывают и прибывают.
– А «орган» безмолвен, – вздохнул Светлый Князь.
– Да, – кивнул Горец.
– Значит, так суждено, – Светлый Князь выпил вина и смял золотой кубок в ладони. – На стену!
– На стену, – с отчаянным воодушевлением воскликнул Горец. – Они сейчас навалятся вновь.
Лаврушин и Степан вошли в готический зал. Звук шагов гулко отдавался от стен, эхом прокатывался под сводами и постепенно гас.
Вот и «орган». Лаврушин сел на стул, на котором провел много часов. Потянулся к клавишам, но потом положил руки на колени. Закрыл глаза. В воображении возникали жуткие картины неизбежного грядущего – Цитадель повержена, ледовое воинство открывает провал в следующий мир. И через год‑другой подходит к Солнечному Граду. А затем – теплые миры в их руках. И это неизбежное грядущее? Все вскипело в груди Лаврушина. Отчаянный протест рвался из его души. Пальцы коснулись клавиш. В нем ожила непоколебимая решимость овладеть «органом». Он или подчинит инструмент своей воле. Или пусть все разлетается к чертям. Но он будет играть! Первый аккорд прозвучал неудачно. Стена затряслись. Раскололась каменная скульптура в нише под сводом и осыпалась на узорчатый пол. Разлетелся и разноцветно брызнул витраж. Извилистая трещина с угрожающим легким шуршанием поползла по массивной колонне. Лаврушин отдернул руку. И снова потянулся к «органу».– Господи, не оставь меня, – прошептал он.
Собрался с силами. И услышал отдаленный отзвук прекрасной музыки, которая, через миллиарды световых лет, через тысячелетия рвалась к нему. Между ними стояли преграды, океан злых сил не давал пробиться ей. Но она все‑таки пробивалась. Лаврушин уже уверенно нажал на клавишу.Три из четырех Старых Кораблей были разрушены. Их перемололи пулеметы и пушки, их раздолбали импульс‑заклинания. Разваливаясь на куски, они не ложились на землю, а погружались, грузно тонули в ней.
Но громадный флагман остался в строю. Он застыл перед главной, серой, старинной стеной замка. Его бушприт взламывал самые древние и прочные заклятия. На капитанском мостике девяностопушечного фрегата возвышался обтянутый лохмотьями кожи скелет в истлевшем капитанском мундире и треуголке. Вместо глазниц в черепе сияли драгоценные камни, в которых плескалась темная квазижизнь. Призрачный капитан выкрикивал страшные заклинания, нос корабля уставился в стену.
Рядом долбили по стене тяжелые стенобитные орудия. И вот поползла по старому камню первая трещина. Откололся первый кусок. Голос капитана становился все более торжествующим. Проклятия и заклинания сотрясали эфир вокруг него, зыбкость и неустойчивость поражали предметы. А трещины ползли ядовитыми змеями. Они пожирали стену. И стена предательски сыпалась. Из плазмопробойника шестиногой бронемашины ванхватов вырвался шар, врезался в стену, рассыпался искрами. Поднялись клубы пыли. Дым рассеялся. И донесся вопль ликования. В стене замка зиял пролом! Через пролом, по головам друг друга, круша врагов и друзей, рванула нечисть. А за ней шли воины‑люди – если в них что‑то осталось от людей. Тараторили «Шмайсеры», звенели тетивы арбалетов, стучали мечи. Враг проник за замковую стену. Каждый воин солнца стоил много, но враг был очень бесчисленен. Он продавливал, сминал боевые порядки. Он грязной жижей растекался по улочкам. И вот он уже бьется перед дверями Старого Замка. На большой площади не было свободного места. Все друг друга били, рвали зубами, рубили, стреляли. Схватка перекинулась на широкие гранитные ступени с мраморными античными статуями. Илья Муромец, Конан и Горец бились втроем, плечом к плечу. От их доспехов отскакивали пули и лезвия. Их оружие крушило все вокруг, и казалось – нет ему преград. Но вот Конан упал на колено, и какая‑то мелкая волосатая тварь вцепилась ему в плечо острыми зубами. Вот Горец дрогнул, и вражеский меч задел его ногу. Вот Муромец оступился, и тут же на нем повисло с десяток злобных чешуйчатых чудищ, но он встал, подняв громадный вес, и одним движением расшвырял их. Защитники, как бы отчаянны не были, редели. И вот по дверям главной башни замка ударили поочередно магический и плазменный заряд. Старое дерево треснуло. Начало тлеть.– Умрем героями! – крикнул Конан, опуская меч на противника.
Мелодия прорвалась. Она соединилась с тем, кто вызывал ее из таких глубин, которые не в силах представить человеческое сознание. Она прошла сквозь разум вызывавшего, сквозь пальцы. Она вошла в «орган».
И из «органа» она вырвалась наружу. И ей подчинился окружающий мир. Лаврушин, закрыв глаза, играл. Пальцы его существовали сами по себе. Трудно сказать, понравилась бы эта музыка стороннему слушателю. Вряд ли. Единственный слушатель – Степан корчился от боли на полу. Он изо всех сил прижимал ладони к ушам, однако не мог заглушить звук, который продирал насквозь, бензопилой вгрызался в тело. Но все‑таки музыка была прекрасна. Хотя и создана не для того, чтобы нравится кому‑то, а для того, чтобы ломать пространство‑время. Пальцы бегали по клавишам все быстрее и быстрее – в нечеловеческом темпе. Музыка звучала все громче. Она металась под сводами. Она рвалась наружу, из «готического» зала. И она вырвалась из плена. И устремилась на свободу.– Закрывается! – закричал оставшийся на командном пункте полковник третьей мировой, глядя на экран, где было увеличенное изображение со спутника.
Фиолетовая стена провала начала распадаться. Сначала на несколько правильных частей. А потом будто налетел на нее ветер и разорвал в клочья, развеял по свету.
– Музыкант закрыл провал! – крикнул полковник, и на его глазах выступили слезы.
– Победа! – крикнул капитан‑инженер, пытаясь приблизить изображения со спутника.