Несколько сюрпризов от Принцев

– Что это?
– зачарованно спросил Гарри.

Северус обратил на него отчаянный взгляд.

– Шкатулка с яйцом феникса.

Гарри потянулся к дереву и провел пальцами по крышке. Та оказалась теплой и словно мягкой, приятно ласкающей кожу.

– Восхитительно, - вырвалось у Гарри.

– Еще бы, - буркнул Северус.
– Это невероятно сложные чары… Полагаю, Хагрид сумеет позаботиться об очередном питомце.

– Что?
– воскликнул Гарри.
– При чем тут он? Его отдали тебе!

Северус отложил шкатулку на стол и обратился к Гарри.

– Я понимаю, что тебе нравится идея иметь феникса. Это удивительные птицы. Но только когда они взрослые!

Гарри улыбнулся. Северус встал.

– За яйцом необходимо следить практически каждую минуту, пока птенец не решит вылупиться, потому что в тот момент ему понадобится твоя помощь. Птенцы, лишенные связи с родителями, не могут вылупиться самостоятельно, и тебе придется разбивать скорлупу, разумеется, таким образом, чтобы не повредить при этом его содержимое. Потом птенца придется мыть, вручную, в теплой воде, а потом сушить, а потом кормить, и все это без помощи магии. Хочу напомнить, что трава, которую в качестве корма получают птенцы феникса, должна быть полупереваренной.

Северус хмурился, но - Гарри отчетливо слышал - в его голосе было не отвращение, а предвкушение очередной сложной задачи.

– В течение первых двух месяцев птицу нужно будет носить с собой даже в туалет, потому что, оставшись в одиночестве, эта курица получит глубокую моральную травму, и лишь потом можно будет отучать ее от общества. Нужно будет заботиться о правильности рациона, о температуре, о чистке и об отсутствии паразитов. Но это не самое трудное! Молодого феникса придется воспитывать, и, поскольку он не будет видеть положительного примера своих родственников, его придется учить сгорать самостоятельно. Чтобы это осуществить, маги придумали сочетание чар с трансфигурацией, и у меня получилось бы выполнить такое далеко не с первого раза!

– Ты думаешь, что у Хагрида получилось бы?
– спросил Гарри. Северус раздраженно замолчал.

Гарри прижал его руку к себе. Он давно знал, что кроется за этим поведением.

– Северус. Ты ведь обещал мне подарок на Рождество.

И Северус со вздохом сел на диван. Гарри обнял его.

– Тебе не придется делать ничего из того, что ты перечислил, обещаю.

– Да, мне придется только следить за тем, чтобы ты делал это правильно, - сварливо ответил Северус.
– Я надеюсь, что ты хотя бы не назовешь его Фоуксом.

– Фоуксом? Северус, ты что, не читал сказок?
– весело спросил Гарри.
– Вот чем полезно маггловское воспитание!.. Сев, это птица от Кебнекайсе. Его могут звать только Горго* .

На плечо Гарри легла рука Северуса, его голова бессильно опустилась на спинку.

– Я читал, - сказал он.
– Я тоже рос с магглами. Значит, Горго.

Золотые нити на шкатулке мерцали и мягко гасли, через секунды вспыхивая вновь. Гарри редко видел нечто настолько притягательное. Но даже это не могло бы сравниться с красотой почти прямых черных локонов на белой коже.

* * *

* Горго - имя орла, которого вырастила гусыня по имени Акка Кебнекайсе (повесть С. Лагерлеф «Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона по Швеции», более известная как «Путешествие Нильса с дикими гусями»)

* * *

Ключ

А неведомая гостья, скрытая в стенах своей зеленой комнатки, все готовилась…

А. де Сент-Экзюпери

Дом на площади Гриммо давно не казался Гарри чересчур большим, но пустым - мог. Как в этот день, как сейчас.

Северус вернулся на консилиум. Вернулся не на один день даже, а на жалкий час или на два, или на несколько, или на вечер? Гарри убивал время в тренировочном зале, но окклюменцией заняться не получилось все равно. Несмотря на его честные старания, сознание упрямо не желало очищаться. Любая мысль, изгнанная из головы, словно оставалась где-то неподалеку, и, уверившись, что теперь-то он точно ни о чем постороннем не думает, Гарри через минуту, очнувшись, ловил себя на тревожных размышлениях о Северусе. Ни в коем случае Северуса не хотелось - и на самом деле нельзя было!
– отпускать одного; вдруг случится что-нибудь еще? вдруг это письмо - хитро подделанная приманка? вдруг Северус уехал только для того, чтобы кто-то, у кого не получилось убить того два дня назад, сегодня достиг успеха?.. А рассчитывать на Пастора…

Как же не вовремя, почему сейчас! Гарри был готов кусать локти. Несколько раз он все же порывался позвать Пастора, направить его на консилиум, к Северусу - но даже если бы Пастор появился, если бы сказал Гарри, что отправится в Хельсинки, если бы действительно туда отправился - можно ли ему теперь доверять? И вдруг - только вдруг, но все же - вдруг покушения на Северуса - его рук дело?

Гарри боялся.

Час спустя он ушел в библиотеку. Чаша Омута памяти теперь стояла на столе: Северус несколько раз пересмотрел воспоминание из Надежды перед тем, как отправиться беседовать с Фламелем. Северус хмурился, пытался что-то вспомнить, но уехал, так ничего и не сказав. От нечего делать Гарри постоял над Омутом и в конце концов опустил голову в чашу.

Развернувшееся действие, единственное сейчас воспоминание в Омуте, было знакомо Гарри полностью; он не слишком следил за происходящим, надеясь им отвлечь себя от встревоженности и страха. Глядя на кривляющегося Джорджа в теле рыжего здоровяка, Гарри все же думал не о нем и не о Гилене - о Северусе. Чушь ведь, что с ним что-то случится теперь, под неусыпным контролем Фламеля, ведь Фламель был другом Дамблдора - вот, кстати, с кем бы побеседовать… Северуса нет уже больше часа. Через пятьдесят минут он пришлет Патронуса, если не вернется раньше. Гарри выпросил это утром, пока Северус одевался. Северус, показалось Гарри, и сам не хотел оставлять дом. И его: он пообещал вернуться как можно раньше, пообещал, что отправит Патронуса, свою восхитительную лань; он поцеловал его, как умел целовать только он единственный, так откровенно и нежно, прикрывая глаза, слегка касаясь губами щеки, держа затылок своей ладонью…

Боковым зрением Гарри заметил, как кто-то в воспоминании спускается по лестнице. Походка была Гарри назойливо знакома, и, оборачиваясь, Гарри успел подумать, что сейчас ему придется что-то ответить этому властному и враждебному человеку… но это оказалась только Амальтея Розер. «Бьен ква, Гилен?» - спросила она, и Гарри вынесло обратно в библиотеку, в настоящий, пропахший книгами воздух.

Мысли перескочили на Розер. Кого же она могла так сильно напоминать?.. Северус утром трижды пересмотрел это воспоминание. Тоже не мог понять, на кого похожа Амальтея? Или наоборот, понял?

Гермиона советовала показать воспоминание Джинни. Гарри вздохнул и уставился на чашу. Джинни наверняка в Норе, ведь сейчас двадцать восьмое число. С другой стороны, Рождество уже прошло - о, не забыть проверить яйцо, сказал себе Гарри - и Джинни уже может быть и в Хогвартсе. Что ж, у него есть полчаса как минимум, чтобы это проверить. А еще кольцо, которое он так и не отдал.

* * *

Гарри никак не мог понять, повезло ему или нет в том, что Джинни оказалась в своем кабинете. Она смутилась, открыв дверь, и несколько секунд без слов стояла перед порогом, и только потом пригласила Гарри войти. Она несколько раз быстро заправила за уши немытые рыжие пряди и остановилась, не дойдя до стола.

Гарри остался около входа. Сердце отчего-то щемило, и ему, Главе Отдела правопорядка, хотелось не отрывать глаз от пола. Так вот как она тут, сказал он себе. Почти не изменилась с того раза, как Гарри приезжал принимать экзамен по Защите. Но за этим «почти» крылся год. Гарри не ждал встретить прежнюю задорную и заботливую девчонку с понимающими глазами - она жила теперь только в его памяти. Он шел сюда, словно к человеку, про которого знал, что тот серьезно болен, он ждал чего-то страшного, возможно, непоправимого, но за всем этим он все-таки чувствовал свою Джинни. В той же, которую ему преподнесла эта встреча, - нет. А ведь Гарри стыдился за расставание, волновался, как будет смотреть Джинни в глаза, чувствовал в своей просьбе к ней низость, будто собирался кого-то использовать; он долго сидел на корточках перед тумбочкой, разглядывая кольцо с топазом, и думал, думал, думал о любви между ним и Джинни, о ее участии, о ее внимании, о ее преданности - о том, что прошло и уже никогда не возвратится, и ему было стыдно за себя. Он начал понимать, как по-детски вел себя каких-то три, четыре года назад, как гордился своими решениями и поступками, которые сейчас казались такими мелкими и незначительными. Он начал понимать глупость того вечера, когда застал Джинни с Корнером, глупость самой той ситуации, глупость его подозрений… Как бестолково, подумал Гарри: эта бестолковость поразила его так, будто он обнаружил что-то противное в самой глубине себя. Как бестолково, необдуманно и эгоистично - да если бы он увидел Северуса в таком виде, в каком застал тогда Джинни, ему было бы совершенно безразлично, кто и почему того обнимает! Как мало это имеет значения, если Северус рыдает, сжавшись в кресле!.. Какое счастье, что он не понимал этого четыре года назад.