Нет Адама в раю

– Я бы никогда, никогда не уезжала отсюда!
– страстно выкрикнула Моника.
– Я хотела бы навсегда остаться здесь.

– К сожалению, это невозможно, - деловито ответила Генриетта.
– Этот дом слишком велик для меня. Я и раньше это знала, но всерьез задумалась лишь с тех пор, как заболела. Ты не представляешь, во что мне обходится содержание такой махины. Селеста, Норман и Бланш работают не задаром. Две мои кобылы съедают больше, чем пять крепких мужчин. Нет, я продам дом в тот же день, как найду покупателя, хотя и это не решит всех проблем. Меня совершенно задушили налоги. Нет, ни одной из нас оставаться здесь нельзя. Когда ты была еще ребенком и жила под этой крышей вместе со своим отцом, сестрой и братиком, все было иначе. У нас было наследство, доставшееся мне от моего бедного мужа и покойных родителей. Теперь же, увы, жить здесь мне стало не по карману.

– Я знала, что этим кончится, - жалобно проныла Моника.
– Ведь жизнь здесь была похожа на рай. А на Земле не может быть рая. Я знала, что этому придет конец, и в один несчастный день я возвращусь в Ливингстон. К Жоржетте, вечной грязи и фабрикам.

Генриетта окинула внучку долгим изучающим взглядом.

– Моника, - сказала она наконец, - тебе уже двадцать один год и внешность у тебя премиленькая. Может быть, ты и не такая красавица, как твоя мать, но все равно очень и даже очень хорошенькая. Почему ты никогда не задумывалась над тем, чтобы выйти замуж?

– Замуж!
– воскликнула Моника так резко, что опрокинула стул.
– О, Grand-mere, я даже мысли такой вынести не могу. Она одна уже приводит меня в содрогание!

– Господи, да что с тобой, дитя мое?
– участливо спросила старушка. Каждая девушка мечтает о том, чтобы когда-нибудь выйти замуж и обрести семью.

– Только не я!
– отрезала Моника.
– Я бы этого не вынесла.

– А чего ты тогда хочешь?
– спросила Генриетта.
– Может, пойти в монастырь? Постричься в монахини? Кем ты хочешь отойти в иной мир - старой девой или монахиней?

– Да, - с чувством выдохнула Моника.
– Я всю жизнь мечтала стать монахиней. С самого детства.

– Ну и глупышка же ты, Моника, - пожала плечами Генриетта.
– Никто еще ничего не выиграл, пытаясь спрятаться от мира. Образумься, прошу тебя. Что тебя так пугает в браке?

Увидев, что девушка прячет глаза и не собирается отвечать, старушка улыбнулась.

– Дело в мужчинах, да?
– спросила она.
– Тебя страшит мысль о чужом мужчине?

– Да, - еле слышно прошелестела Моника, потупив взор.
– Мне делается тошно едва я представлю, как он ко мне прикасается. Мне кажется, я тут же умру.

Генриетта Монтамбо звонко расхохоталась.

– Все не так страшно, Моника, - сказала она, утерев слезы.
– Посиди и послушай, что я тебе скажу. Я сама прошла через это и внимательно наблюдала за тем, как это дается твоей матери. Поверь мне, все не так плохо, как ты думаешь. Вот послушай.

И старая дама принялась рассказывать, а Моника внимательно слушала. Сначала она была в ужасе, поскольку даже предствить не могла, что с уст настоящей леди могут слетать подобные слова, но затем, по мере того как стыд и смущение улеглись, она стала воспринимать то, что вещала ей Генриетта.

– Понимаешь, милочка, - говорила Генриетта, - большинство мужчин глупцы. Мужчина счастлив до тех пор, пока ему удобно. В этом весь секрет. Причем существует масса путей сделать так, чтобы мужчине было удобно. У него должно быть вдоволь еды, вина и теплое жилище. Если он еще вдоволь нарезвится в постели и вобьет себе в голову, что силен как бык, то для счастья ему уже ничего больше не надо.

Моника покосилась на бабушку и улыбнулась.

– И еще, Моника, запомни - мужчина может лечь в постель не только со своей женой, но и с другой женщиной. Для него это совершенно естественно. Но вот твоя мать, в отличие от нас с тобой, этого не понимала. Случись так, что Туссен изменил бы Клодетте, она бы визжала, царапалась и брыкалась, как дикая кошка. Она обожала предаваться любви с твоим отцом. Ей этого постоянно не хватало.

Щеки Моники залились ярким румянцем.

– Но это ужасно, - пролепетала она.
– Боже, какой стыд!

– Нет, - сказала Генриетта, - это вовсе не ужасно. Просто это правда. Некоторым женщинам это нравится. Они обожают, когда их целуют и ласкают. Они начинают шумно дышать, как только чувствуют на себе мужской взгляд. Клодетта была именно такой, а вот я сделана из другого теста. Как, наверное, и ты. Но скажи мне правду, Моника, неужели тебе и вправду никогда не хотелось испытать мужского прикосновения?

– Нет!
– вскричала Моника.
– Никогда. Я даже мысли такой не допускаю.

– Придется с этим покончить, - заявила Генриетта тоном, не терпящим возражений.
– Послушай меня. Для женщины брак - самый удобный и простой способ устроить свою жизнь. Осмотрись вокруг, Моника. Как, по-твоему, мне удалось всего этого достичь? Оставаясь старой девой? Нет. Я вышла замуж за Жана Монтамбо и постаралась выжать из него все, что только можно. Жан был бы счастлив до конца своих дней ворочать вилами на какой-нибудь занюханной ферме, но такая жизнь не приносит достатка. Я ему так и заявила, в первый же день. Другое дело - покупать продукты у окрестных фермеров, а потом перепродавать их с барышом на базаре или же в отели и рестораны. Первое время Жан упирался, а потом понял, что я права. Мы занялись оптовыми поставками продовольствия и быстро нажили приличное состояние, благодаря чему мне и удалось приобрести этот дом и пожить в свое удовольствие без особых забот. У меня была дочь, а мой муж бросил меня один-единственный раз, уйдя в могилу. Есть много способов, моя девочка.

– В каком смысле?
– спросила Моника.
– Я не поняла.

– Можно выйти замуж и пользоваться всеми благами семейной жизни и в то же время не испытывать - ну, скажем, некоторых неудобств. Да. Главное создать для мужа уют в доме, всегда сытно и вкусно кормить, следить за его одеждой, ну и, по возможности, родить ему ребенка, чтобы потешить его мужскую гордость...

– А как же...

– Подожди, - Генриетта предостерегающе подняла руку.
– Рано или поздно даже самый глупый мужчина осознает, что унизительно всякий раз просить жену, когда ему хочется удовлетворить свою похоть. Тогда он заводит себе любовницу, а умная жена держит рот на замке и с улыбкой на устах возносит хвалу Господу за то, что ее оставляют в покое.

– Но это же может ее опозорить!
– воскликнула Моника.

– Опозорить?
– изумилась Генриетта.
– Поверь мне, ни один нормальный мужчина никогда не захочет, чтобы его жене стало известно о том, что он завел себе другую женщину. Можешь быть уверена, что он будет крайне скрытен и осторожен. Иногда это даже забавно - наблюдать со стороны. К тому же, нет ничего страшного в том, что кто-то что-нибудь заподозрит и немного посудачит. Клянусь тебе - я никогда этого не замечала. Когда Жан спал со своей маленькой шлюшкой в какой-то занюханной комнатке, я сидела здесь в своей просторной гостиной в роскошном туалете, попивала дорогое вино и общалась с интересными людьми. Нет, мне никогда не было ни малейшего дела до Жана и его похотливой потаскушки. Когда он бывал с ней, то оставлял меня в покое, а мне только этого и хотелось. Я была счастлива без его приставаний, и уж безусловно куда более счастлива, чем он сам.

Той ночью Моника долго не могла сомкнуть глаз. Интересно, думала она, сколько женщин могли распланировать свою жизнь столь же продуманно и тщательно, как Генриетта. Должно быть, немногие. Вот почему трущобы Ливингстона и подобных городков сплошь населяли женщины вроде Жоржетты Монтамбо или Жаклин Жоликер, которые ютились в тесных и убогих, переполненных жильцами комнатенках и каждый год рожали детей. Детей, которых приходилось забирать из школы и отправлять на фабрики, чтобы они зарабатывали деньги на еду и одежду для других детей. Такие женщины, как Жоржетта и Жаклин рано старились и умирали молодыми, прожив жизнь в грязи и ничего в ней так и не повидав, кроме нищеты и трудностей, скотов-мужей, да вечно визжащих детей.