Неудобная правда о взятии рейхстага. Поиск, исследование, реконструкция

До чего мы в итоге вчера договорились?

Во-первых, было больше тактильного “разговора”, нежели прямой речи. Я впервые ощутила, что это такое, когда просто приятно дышать одним воздухом. Находиться в одной комнате. Обнимать и молчать. Целоваться долго, часто, самозабвенно, так, что мысли плыли и все постороннее меркло.

И во-вторых, да, в моменты, когда губы не были заняты губами Демьяна, мы говорили. Больше о нас “здесь и сейчас”, нежели о том, что будет “потом”. Все было размыто, и впереди пока маячило много неопределенностей, но одно я поняла точно – меня не отпустят. Ни он, ни Ника, ни мои чувства, которые после вчерашнего дня только еще больше окрепли и укоренились в сердце. По крайней мере, теперь я знала, что это взаимно. Хоть и признаний ответных не услышала. Я просто чувствовала. На каком-то ментальном уровне. Понимала, что это не просто так. Не игры и не блажь. Что этот мужчина будет со мной и горы свернет ради меня. Уже “свернул” одну. Самого себя, свои жизненные принципы и устоявшиеся привычки. И даже несмотря на то, что этого “я тебя люблю” не прозвучало, но откровенно говоря, я тоже ему в глаза не признавалась в своих чувствах. Всему своё время. Мы вместе – душа поет – и мне этого достаточно. Пока.

А что касается отца и Камиллы со всеми сопутствующими проблемами – ну, я больше чем уверена, что они оба не будут в диком восторге от такой перемены мест “игроков”. И Демьяну я сказала, что такие, как его Кэм, не отступают просто так от подобных ему партий. Здесь Нагорный твердо заявил, что это его проблемы и разбираться он будет с ними сам. Впрочем, так же, как и с отцами: моим, его, Камиллы и их завиральными идейками.

В общем, перспектива вырисовывалась не радужная, если учесть, сколько против нас сейчас ополчится персонажей. Но мне было откровенно плевать! Однажды я уже нашла выход из угла, в который меня загнали, а теперь нас трое!

Ой, пардон, четверо, забыла про Фло.

Что уж там! Пятеро. Еще Вселенная на нашей стороне.

Выйдя из душа и прикинув, сколько до выхода из дома осталось времени, я наметилась приготовить на завтрак вафли. Порадовать и себя, и семейство Нагорных, решив, что будить их не стану. Просто оставлю перед уходом из дома записку с ключами. Дверь у нас и так захлопывается, а соседи не “домушники”, чтобы по чужим квартирам лазить.

Заглянула в холодильник в поисках нужных ингредиентов. Благо, мы со Светкой по привычке всегда держим дома запас определенных продуктов, несмотря на то, что с завтраком дома обе предпочитаем сильно не заморачиваться, перекусывая либо в кафе, либо сразу в отеле. Вытащила маргарин и лоток с яйцами и полезла в верхний ящик гарнитура за мукой. Тихонько мурлыча себе под нос какую-то новомодную песенку и сосредоточив все внимание на шумном городе за окном, не сразу сообразила, что дверь в кухню открылась. А когда за спиной услышала тихое:

– Доблое утло, Фиса! – чуть на голову себе эту муку не перевернула! Поймала пачку в последний момент. Обернулась, за спиной стояла заспанная Доминика, потирая кулачками еще осоловелые глазки.

– Привет, принцесса, – чмокнула я девчонку в помятую щечку. – Как спалось?

– Клуто. У тебя такая мягкая кловать! А мозно я сегодня тозе буду у тебя ночевать?

– Давай, мы это с папулей твоим обсудим, хорошо? – подмигнула я.

– Холошо, – кивнула Ника. – Только попозже, да? – и, приложив пальчик к губкам, понизив голос до шепота, тихонько сообщила мне:

– Он есе спит.

Глазки голубые озорно сверкнули, и мы обе тихонько засмеялись.

Потрясное утро. Хочу каждое утро такое!

– А сто ты делаешь?

– Вафли.

– Для папули? – округлились в надежде глазки хитрюги.

– Для вас, да. Ты же любишь вафли?

– Любю. А мозно я тебе помогу, м? Я умею замесывать тесто, меня тетя Тома научила. Мозно, Фиса? Позалуйста!

– Можно, конечно, – потрепала я светлую макушку. – Только сначала тогда идем умываться и заплетаться. А потом приступаем к готовке. Идет?

– Ула! Идет! Папоська будет лад, – хохотнула Доминика Демьяновна и рванула в сторону ванной комнаты, тихонько топоча босыми ногами по полу.

Она вообще была на удивление ребенком самостоятельным. Ей не нужны были няньки и надсмотрщики. Она вполне неплохо и сама справлялась со всеми бытовыми мелочами. Даже тут мелкая практически выгнала меня из ванной, умывшись сама, а когда вышла, уселась на стул и протянула мне расческу с двумя резинками, попросив заплести две кральки.

– Готово. Ты наша маленькая красотка.

– Пасибо, Фиса!

Стоило мне только расправиться с ее волосами и отложить расческу, как Ника тут же залезла ногами на стул и командным тоном сказала:

– Мозем плиступать к готовке! Чул, я буду лазбивать яички и взбивать зелтки, – смягчив свой повелительно-умилительный тон улыбкой. И как тут отказать?

Ох, бедные ее женихи. Крутить ими будет только так.

– А что буду делать я? – решила сыграть недоумение.

Ника не растерялась.

– Мыть за мной посуду. Я плосто не любю мыть посуду, – сморщился носик.

Понято. Принято.

Я расхохоталась, но спорить не стала. Пододвинула к малышке миску, венчик и помытые ингредиенты. Со спины внимательно наблюдая, как мадам “я сама” деловито взяла ножик, перевернула его обратной стороной и разбила одно за другим яйца в миску. При этом от старания высунула кончик язычка и тихонько пыхтела, вытаскивая упавшую маленькую скорлупку.

Дело делалось, вафли готовились. Через считанные минуты я с наслаждением констатировать тот факт, что из нас получилась классная комната. Ника щебетала без умолку, интересуясь, “а что” и “а как”, а я подсовывала ей все новую работу, пока дело не дошло до муки. Тесто густело, а мелочь напрочь отказывалась отдавать венчик в мои руки, самостоятельно усердно крутя густую массу.

– Тязелое.

– Угу, давай я?

– Неть. Я сплавлюсь! Я видись, какая сильная?

– Вижу, и нисколько в этом не сомневаюсь, – заверила я ребенка. – Ника, слушай… а что за секретик, который ты вчера рассказала папуле? – спросила я немного погодя, сделав любопытный вид, будто ума не приложу, о чем они с отцом вчера “шушукались”. Моего маленького поваренка такой вопрос не смутил совершенно, и она, беззаботно пожав плечами, сказала:

– Сто ты его любишь. И меня тозе. А то бубуля говолит, сто папа есе глупенький.

– Глупенький?

– Мхм. А глупенькие людишки долго думают, Фиса. А если папуля будет долго думать, то нам плидется уехать, потому сто по мне узе соскусились в садике, а у папули лабота. А я не кочу без тебя уезжать, это зе элементално, – выдала как на духу Доминика, при этом таким тоном, будто само собой разумеющееся сообщила. Даже не отвлеклась ни разу от теста, которое все еще усердно месила в миске.

А вот в мои глаза будто песка насыпали. Защипало их от слез подступивших. От макушки до пят разлилось приятное сладкое тепло, будто в лютую зиму меня укутали теплым одеялом. А еще я разулыбалась, как самая последняя дура, и чмокнула помощницу в макушку.

– Ты просто чудо, знаешь?

– Знаю. Ты узе говолила, а я запомнила, – улыбнулась Ника, наконец-то поднимая на меня глазки свои.

– Ни-и-ик, а что тебе ответил папуля? Если не секрет.

– Сто я его маленький челтенок. Он постоянно меня так называет, говолит, сто я самый большой подалок-сюлплиз в его зызни. Фис, а много есе?

– Что? А-а-а, пара ложечек осталось.

– Нет, давай, навелное, ты мне помозешь, но только чуть-чуть, – смешно сложила пальчики Ника, демонстрируя это “чуть-чуть”. – Лано?