Неупокоенные кости

– Что случилось? Я сделал тебе больно?

Она снова тряхнула головой.

– Тогда в чем дело?

Аннелиза не ответила. Казалось, она не в силах говорить.

Робби в растерянности откинулся на спинку сиденья. Он ничего не понимал. А еще ему было немного страшно. Недавно он купил два одинаковых – для нее и для себя – серебряных медальона с изображением святого Христофора, покровителя всех серферов. Такие медальоны пользовались популярностью в Калифорнии; они считались неотъемлемой частью местного уклада, в котором Робби рос до двенадцати лет, пока его семья не переехала в Канаду. Говорили, что медальоны со святым Христофором приносят хорошую волну и удачу в океане, и серферы дарили их своим девушкам в знак любви и верности. На обратной стороне медальонов Робби заказал гравировку: традиционное сердечко со вписанной в него надписью «Р + А». Сегодня он взял их с собой, рассчитывая, что они с Аннелизой займутся сексом, а потом он подарит ей украшение в знак серьезности своих намерений. С сексом, похоже, ничего не выйдет, но ведь это не отменяет его чувств к ней!..

Сунув руку в карман, Робби достал медальоны. Один он повесил себе на шею, потом расстегнул цепочку второго.

– Тс-с, ничего не говори! – шепнул он, надевая цепочку на шею Аннелизы.

Ее рука поднялась, сжала серебряную вещицу.

– Что это?

– Настоящий серферский медальон с изображением святого Христофора, – объяснил Робби. – Святой Христофор считается покровителем путешественников, ограждает людей от опасностей, особенно тех, кто плывет по морю. Еще парни и девушки обмениваются такими медальонами, если у них все всерьез. Это как помолвка… Я бы хотел, чтобы между нами все было серьезно, Аннелиз. Ты согласна быть моей постоянной девушкой? – добавил он после короткого замешательства.

Слезы опять потекли по ее лицу, и Робби растерялся еще сильнее. Он не знал, что делать, что говорить.

– Ты не против? – спросил он наконец. – Ты ведь хочешь со мной встречаться?

Аннелиз шмыгнула носом, вытерла рукой щеки.

– Встречаться, Робби? Что ты имеешь в виду?

– Ну… мы будем все делать вместе. Ходить в школу, сидеть рядом в столовой, делать уроки, гулять по воскресеньям… Не разлучаться…

Его голос звучал все тише и в итоге оборвался совсем.

Аннелиза молча играла медальоном. На ее лице, все еще блестевшем от слез, читались неуверенность и сомнение.

* * *

– Боб? Ты меня слышишь?

Голос Рокко вырвал его из воспоминаний. Боб вздрогнул.

– Пока это только догадки, предположения, – сказал он. – Никто не знает, как обстоит дело в действительности…

– Это еще не все, Боб. Анжела сообщила, что останки совершенно точно принадлежат девушке-подростку и что жертва была беременна. Зародыш… он, типа, мумифицировался или что-то вроде того. Главное, теперь эксперты смогут сделать анализ его ДНК и определить, кто был отцом ребенка…

Внутренности Боба скрутило судорогой страха. Кровь отхлынула от головы, перед глазами все поплыло. Вот чем все кончилось! Теперь путь к отступлению отрезан, у него нет никакого выхода. Если это Аннелиза, полиция рано или поздно явится к ним и начнет задавать новые, еще более неудобные и пугающие вопросы. Его грудь сдавил ужас – темный, холодный и острый. Душил его, не позволял думать. Это конец!

«Дыши… Дыши…»

Он уже понимал, что все бесполезно, но все-таки сказал:

– Сделай что-нибудь, Рок! Ты ее начальник. Останови эту Шелдрик. Запрети ей заниматься этой темой. Отправь ее в командировку, в конце концов!..

– Ты же знаешь, я не могу. Джинн вырвался из бутылки. Как я и говорил, эта новость стала вирусной, ею полны все соцсети. Если подтвердится, что это она, Аннелиза, копы придут к нам – к тебе, ко мне, к остальным… Они возобновят расследование семьдесят шестого года, снова начнут нас допрашивать, но на этот раз у них будет образец ДНК эмбриона. И если наши ответы их не удовлетворят, – а они их не удовлетворят, – копы потребуют от нас сдать биоматериалы для сравнительного анализа.

Рокко немного помолчал и добавил:

– И начнут они с тебя, Боб… Они потребуют твою ДНК!

Это прозвучало почти как угроза, и Боб почувствовал, как внутри шевельнулся гнев. А гнев, в свою очередь, заставил задуматься. У него были свои вопросы, на которые он бы не отказался получить ответы.

– Я считаю, нам нужно поговорить, – сказал Рокко. – Всем шестерым. Нужно встретиться – и как можно скорее. А еще нужно место, где нас никто не сможет подслушать и даже увидеть. Наш единственный шанс – сыграть на опережение, а для этого необходимо удостовериться, что все мы готовы повторить те же показания, которые давали в полиции полвека назад. Повторить слово в слово! – Последовала пауза. – Мы должны знать, что можем положиться друг на друга, не так ли, Боб?..

– Да, конечно. Ты прав. Разумеется.

Но Боб вдруг почувствовал, что больше не доверяет ни одному из своих прежних друзей. И у него имелась на то веская причина. Он один, один-единственный из всех, твердо знал: ребенок, которого, как выяснилось, носила Аннелиза, не мог быть от него. А если это не его ребенок, тогда чей же?..

Хелен

Поддерживая мужа, Хелен Дженсен помогла ему перейти в гостиную. Сегодня Курт держался на ногах намного хуже, чем обычно, и ей потребовалось довольно много времени, чтобы наконец усадить его в привычное кресло-качалку перед телевизором. Показывали какое-то игровое шоу, но звук был приглушен: телевизор служил Курту единственным развлечением, и Хелен не выключала его целый день, хотя саму ее непрекращающееся бормотание ведущих и дикторов раздражало.

– Ну вот, теперь отдыхай.

Она поддерживала мужа под локоть, пока он медленно опускался в кресло. Наконец Курт с кряхтеньем плюхнулся на сиденье, и она укутала его колени теплым покрывалом.

– Потерпи немного, таблетки сейчас подействуют.

Хелен немного подождала, пока муж устроится в кресле поудобнее. Чувствовала она себя бесконечно усталой и вымотанной. За прошедшие годы ее собственное здоровье совершенно расстроилось, и Хелен не знала, сколько еще времени сможет тащить на плечах заботы о доме и больном Курте. Возвращение Фейт к ним пришлось очень кстати, но Хелен понимала: это лишь временное облегчение. Нужно было что-то предпринять, но что – она не представляла, а между тем ощущение, будто некие невидимые часы неумолимо отсчитывают их последние деньки в этом доме, становилось все сильнее. И перспектива внушала Хелен леденящий душу страх. Как она уедет отсюда, как покинет место, где прожито столько горьких лет?

Мысленно Хелен вернулась к случайно услышанным ею новостям о найденных на горе Хемлок человеческих останках. По телевизору сказали, что среди костей обнаружены высокие женские сапоги… Опустив голову, она посмотрела на покрытые печеночными бляшками руки Курта, на его изуродованные артритом суставы. Левая кисть все еще была розовой и припухшей после ожога кипятком. Когда-то ее муж был сильным, ловким, умелым, его глаза горели, отражая уйму эмоций. Теперь от того человека остался только остывающий уголек, и никакие новости не могли его взволновать.

Что касалось самой Хелен, то она испытывала довольно сложные чувства. На протяжении десятилетий любое известие о найденном где-то неопознанном трупе неизменно потрясало ее, но сейчас она была странно спокойна, хотя где-то в глубине ее души росла и крепла уверенность: на сей раз это она, их давно потерянная дочь. Хелен хотела даже поделиться своей уверенностью с мужем, но быстро отказалась от этой мысли. Телесная оболочка Курта была здесь, но сам он во многих отношениях отсутствовал. Недосягаем и для радости, и для горя. Началось все с рака простаты, потребовавшего операции, долгого и тяжелого лечения, гормональной терапии, в результате которой из могучего и неутомимого мужчины, каким он был когда-то, Курт превратился в трясущегося импотента. Потом случился инсульт – не прикончил его, но запер где-то в глубинах его собственного мозга и почти полностью отрезал от реальности. А теперь к тому же начало развиваться расстройство когнитивных функций, как называли это врачи. Фактически Курт на глазах превращался в овощ, и, хотя радоваться тут было нечему, Хелен все же радовалась: по крайней мере, болезнь дала ему избавление, облегчение боли, чего она подчас желала и себе. Но, быть может, это вовсе не избавление, подумала Хелен, продолжая разглядывать мужа. Если воспоминание о случившемся выжило и прячется где-то в глубинах его замутненного болезнью сознания, то это тюрьма.