Неупокоенные кости

Старик презрительно фыркнул.

– Вы, сержант, слушаете и не слышите. Что ж, ступайте, сделайте анализ ДНК плода, и тогда вы все увидите сами. Вам, полиции, важно узнать правду, не так ли? Так узнайте, куда девался мой мальчик и что с ним стало, и я умру спокойно… – Он повернулся к дочери: – Тогда вы сможете меня похоронить. Я отправлюсь к моей Мими.

– Что ж, мистер Хендрикс, – сказала Джейн, – раз уж вы сами об этом заговорили… В нашем распоряжении нет образца ДНК вашего сына. Не согласитесь ли вы или ваша дочь предоставить вашу кровь или слюну, чтобы мы могли…

– …Проверить, не Дэррил ли обрюхатил ту девочку?

– Чтобы у нас в деле был образец ДНК родственников. Без него нам будет трудно опознать Дэррила, если мы его найдем, – мягко сказала Джейн. – И исключить версию о его отцовстве, – добавила она.

Ахмед Хендрикс замолчал. Первой нарушила молчание Даниэлла:

– Разумеется, мы готовы сдать анализ. Правда, папа?

Старик кивнул. Он выглядел уставшим, морщины сделались глубже. Неприятный разговор утомил его.

– Еще один вопрос, мистер Хендрикс, – обратилась к нему Джейн. – Нет ли у вас контактов друзей Дэррила по клубу любителей регги, о котором вы упоминали? Мы хотели бы расспросить их об этой драке… Вдруг кто-то что-то видел или слышал. Или, может быть, вы знаете, как нам найти тех, кто работал в шиномонтаже?

Ахмед задумался, крепче сжав губы, потом покачал головой:

– Клуба давно нет. Там теперь новые дома, я уже говорил… Район стал облагороженным, дорогим – не таким, как раньше. А шиномонтаж назывался «Мастерская Дэна». Хозяина звали Дэн, но его фамилии я не помню.

– Друг Дэррила, который работал «У Марли» барменом, все еще живет где-то поблизости, – подала голос Даниэлла. – Я случайно столкнулась с ним примерно год назад. Ему уже под семьдесят, и он владеет мебельным магазином в Северном Ванкувере.

Она запнулась, пытаясь припомнить название магазина.

– «Мексиканский склад», вот как он называется, – сказала она наконец. – Самого его зовут Джавон Френсис, он продает вещи, которые импортируют из Мексики.

Дункан записал имя и название магазина.

– А адрес или телефон Джилл Осман у вас есть? – спросила Джейн, и Даниэлла, заглянув в мобильник, продиктовала номер.

– Они с мужем живут в большом особняке рядом с Игл-Харбор, – добавила она.

– Значит, Джилл Осман вдруг ни с того ни с сего позвонила вам и заказала выездное обслуживание? – Джейн вернулась к интересовавшему ее вопросу.

Даниэлла кивнула.

– Вы думаете, это совпадение? – спросил Дункан.

– Что вы имеете в виду? Что она знала моего брата и входила в «шестерку из Шорвью»? Нет, не думаю, что это совпадение. За последние десятилетия Северный берег очень сильно изменился, разросся, но тогда, пятьдесят лет назад, он был, по сути, просто небольшим городком, общиной, где все друг друга знали. Ну или почти все… Даже сейчас жители того давнего Северного берега – те, кто здесь еще остался, – так или иначе связаны друг с другом. Порой через знакомых или знакомых знакомых, но связаны. Кроме того, мы – одна из немногих местных кейтеринговых компаний, которая отвечает принципам Джилл.

– Какими именно принципам? – уточнила Джейн.

– Экзотическая кухня и поддержка предприятий, созданных беженцами или нанимающая таковых, и в первую очередь – выходцев с Африканского континента, – пояснила Даниэлла. – Благотворительность, которой занимается Джилл, направлена исключительно на то, чтобы помогать таким людям начать новую жизнь в чужой стране.

– Но она все же солгала полиции, когда рассказывала о вашем брате? – тихо спросила Джейн.

Даниэлла сглотнула, но выдержала ее взгляд.

«Шестерка из Шорвью»

Мэри

Мэри встретилась со своей дочерью Хедер за поздним завтраком в крошечном хипстерском кафе в Китсилано неподалеку от дома, где та жила. Обе сидели у окна за столиком из толстых деревянных брусков. Из окна был виден пролив. Визгливо кричали чайки, ветер гнал на берег волны с белыми барашками, темнели на рейде силуэты иностранных танкеров. Вершины гор Норт-Шор на другой стороне пролива сверкали еще не сошедшим снегом.

Хедер владело радостное оживление.

– …Председатель школьного совета сказал, что я практически бесспорный кандидат. Даже не верится, что мне так повезло и с работой, и с усыновлением!..

Глаза ее сияли, и Мэри невольно подумала о том, как красива ее дочь, ее единственное дитя. В эти минуты она чувствовала, что готова буквально на все, лишь бы защитить ее от любых бед и неприятностей. Лишь бы Хедер всегда была такой же радостной и счастливой, как сейчас.

– Знаешь, мам, я как будто много лет ждала, а потом – раз! И все мои мечты вдруг сбылись! Я даже передать не могу, как я счастлива! Я настолько счастлива, что порой мне кажется – все это просто сон. Наконец-то я получила прекрасное место, да и с ребенком все как будто тоже устраивается… Мне даже немного страшно, вдруг в последний момент что-то окажется не так!

Мэри кивнула и, прихлебывая капучино, повернулась к окну и стала смотреть на океан. Ей тоже было страшно – страшно, что все может пойти наперекосяк. Жизнь Хедер складывалась нелегко, и Мэри винила в этом себя. Когда ее дочери было всего четыре, Мэри стукнуло сорок, и она столкнулась с серьезным жизненным кризисом. Сорок лет – значимый рубеж, после которого человек начинает не столько заглядывать вперед, сколько оборачиваться назад. Не избежала этого и она. И вот тогда-то Мэри впервые пришло в голову, что вся ее предшествующая жизнь была построена на иллюзиях. И на лжи. Очень долго она лгала себе – лгала о себе самой, а теперь, похоже, настал момент, когда она должна либо сгореть дотла, словно ворвавшаяся в земную атмосферу комета, либо сказать себе всю правду. Других вариантов просто не осталось.

В итоге Мэри выбрала второй путь. Она наконец-то призналась мужу, что не любит его и никогда не любила. Исключительно ради Хедер они еще пять мучительных лет сохраняли видимость брака, пытаясь обеспечить дочери хоть какую-то стабильность – по крайней мере до тех пор, пока она не станет чуточку старше. Когда ей исполнилось девять, они наконец-то разошлись, а затем и развелись, и в течение нескольких последующих лет Хедер была вынуждена жить, что называется, на два дома.

К счастью, развод прошел достаточно мирно, и со временем Хедер начала понимать, почему без него было не обойтись. Но, вне зависимости от причин, развод всегда сказывается на детях не лучшим образом. И, как все дети разведенных родителей, Хедер тоже страдала. Мэри, конечно, делала все возможное, чтобы возместить ей отсутствие отца, но получалось плохо.

Сейчас у нее появилась цель. Она чувствовала, что должна помочь дочери, которая вот-вот станет работающей матерью-одиночкой. И Мэри это было под силу, благо на своем веку она достаточно потрудилась и вполне могла позволить себе удалиться от дел. С управлением садовым центром вполне способен справиться ее превосходный, отлично подготовленный штат. На счету в банке скопилась сумма, которой с избытком хватит на двоих – точнее, на троих, если считать ребенка, которого усыновит Хедер. Сама Мэри всегда мечтала путешествовать, и теперь она могла осуществить свою мечту. Как и дочь, она верила, что достигла тихой гавани и наконец все будет хорошо.