Неуютная ферма

Хуже было не придумать.

– Мерзко видеть, как сегодняшний обед болтается у кого-то на шее, да? – заметила миссис Муривей, собиравшая поднос с едою для миссис Мрак. – Да и завтрашний, и послезавтрашний.

Урк открыл дверь и медленно вошел в кухню.

Он охотился на кроликов. Его узкие ноздри слегка расширились, вбирая запах крови от семнадцати тушек. Их холодный мех гладил его руки, так что казалось, будто мертвые зверьки молят о пощаде; хвосты пяти фазанов, привязанных к охотничьему поясу, мягко хлопали его пониже спины. Вес двадцати пяти убитых животных (наверняка по карманам у него были рассованы две-три полевки) пригибал его к земле, как тяжелые, налитые кровью корни бессловесного дерева. Он сомлел от убийств, словно сытый лев, лежащий на туше гиппопотама.

Письма Урк держал перед собой и разглядывал их с сонным видом. Флора с возмущением заметила, что на конверте, подписанном аккуратным почерком Чарлза, алеет кровавый отпечаток.

Терпеть это было невозможно. Она резко встала, протянула руку и сухо потребовала:

– Мои письма, пожалуйста.

Урк через стол толкнул ей письма, но одно оставил себе и теперь с любопытством разглядывал герб на конверте. («Господи», – подумала Флора.)

– Думаю, это тоже мне, – сказала она.

Урк не ответил. Он взглянул на нее, потом на конверт, потом снова на нее и лишь затем проговорил, хрипло цедя слова:

– Кто пишет тебе из Окотень-Холла?

– Мария, королева Шотландская, – с прискорбной грубостью ответила Флора и вырвала письмо у него из рук. Она убрала конверт в карман жакета, села за стол и продолжила завтрак. Однако хриплый низкий голос продолжал цедить:

– Думаешь, ты умная, да? Думаешь, я ничего не вижу? Всех этих книжек из Лондона и прочей дряни? Так вот, послушай меня. Она – моя женщина. Она принадлежит мне, как несушка кочету, и никто другой ее не получит, ясно тебе? Она обещана мне бабкой с самого рождения. Когда ей был час от роду, я кровью водяной крысы начертил на ее бутылочке крест и показал, чтобы знала: она моя. Каждый год, в день ее рождения, я носил ее на Крапивную закраину, и мы вместе ждали у старого колодца, когда выплывет водяная крыса. Тогда я говорил: «Помни». Она спрашивала: «Что помнить, дядя Урк?», но она знала. В этом году, когда водяные крысы будут спариваться под боярышником, я назову ее своей. Кто такой Дик Кречетт-Лорнетт? Мальчишка! Вечно с лошадьми, как и его отец. Много раз я лежал в кустах, смотрел на этих дурачков и посмеивался. Мы с водяными крысами умеем ждать своего. Так и зарубите себе на носу, мисс. Эльфина моя. И пусть она такая-разэдакая, я не против, – тут его голос стал таким масляным, что миссис Муривей возмущенно прищелкнула языком. – Я люблю сладкое да нежное. И она моя…

– Это мы уже слышали, – перебила Флора.

– И тому, кто захочет ее у меня отнять, не поздоровится. Мы с водяными крысами своего не отдаем!

– Это они у тебя вокруг шеи? – заинтересованно спросила Флора. – Я ни разу не видела водяную крысу, а тут сразу столько!

Урк угловатым, хищным, вороватым движением отвернулся от нее и вышел из кухни.

– Вот ведь невежа, – громко проговорила миссис Муривей.

Флора спокойно согласилась, а про себя решила, что Эльфину нужно отвезти в Лондон сегодня, а не завтра, как они собирались.

Она думала поехать накануне бала, но теперь все изменилось. Если Урк заподозрит, что они собрались на бал, то начнет им всячески мешать. Платье и прическа нужны Эльфине во что бы ни стало. Ехать надо сейчас же. Флора встала из-за недоеденного завтрака и бегом поднялась к Эльфине, которая уже пришла с прогулки и была у себя в комнате.

Флора быстро сообщила ей о перемене в планах и велела собираться, а сама поспешила вниз, чтобы разыскать Сифа и попросить того отвезти их на станцию. Если поспешить, они успевали на поезд в 10.59.

Сиф, опершись на забор, ошалело смотрел, как Воротила с ревом носится кругами по полю.

– Кто-то выпустил быка, – произнес Сиф, указывая пальцем.

– Знаю. Я выпустила. Давно было пора, – сказала Флора. – Но сейчас главное другое. Ты не мог бы отвезти нас с Эльфиной в Пивтаун, чтобы мы успели на поезд в десять пятьдесят девять?

Она говорила спокойно и вежливо, но жаркое пламя, тлеющее в сердце Сифа, уловило нотку волнения в ее голосе и вспыхнуло еще ярче. К тому же он и сам очень хотел попасть на торжество и увидеть, будет ли оно похоже на охотничий бал в «Серебряных копытах», эпической драме из английской сельской жизни, снятой студией «Интро-Паннациональ» год или два назад. Он догадывался, что Флора везет Эльфину покупать платье, и не меньше ее хотел, чтобы все прошло по-задуманному.

Он сказал: «Да», – отлепился от забора и с обычной звериной грацией отправился запрягать повозку.

Адам выглянул из двери хлева, где доил Неумеху, Нескладеху, Неряху и Невезуху. Его старческое тело было скрючено и черно, как терновник на фоне распускающегося молодого каштана в углу скотного двора.

– Кто-то выпустил быка, – пробормотал он. – Вот беда так беда. Надо успокоить нашу Неряху. Она сама не своя. Кто его выпустил?

– Я, – ответила Флора, застегивая пряжку на плаще.

С другой стороны двора, где Иеремия с Ездрой прилаживали над колодцем коловорот для бадьи, донеслись взволнованные крики:

– Бык вырвался!

– Кто выпустил Воротилу?

– Кто его выпустил?

– Беда, беда!

Флора быстро вырвала из блокнота листок, черкнула на нем несколько слов и попросила Адама прикрепить записку к кухонной двери, на самом видном месте. Записка гласила: «Я.Ф. Пост».

Во двор взъехал запряженный Аспидом тарантас. Сиф держал вожжи. Из дверей кухни показалась Эльфина в чудовищной синей пелерине.

– Запрыгивай сюда. Надо спешить! – крикнула Флора, вставая на подножку тарантаса.

– Кто выпустил быка?! – крикнул Рувим, выбегая из свинарника, где принимал роды у свиньи, которая, видит бог, поросилась не первый раз и отлично справилась бы сама, но любила, когда вокруг нее суетятся.

Флора молча указала на записку, пришпиленную к двери. Сиф махнул Адаму, чтобы тот открыл ворота.

– Кто выпустил быка? – взвыла Юдифь, высовываясь в окошко второго этажа. Ее вопрос подхватил Амос, выбегая из курятника, где собирал яйца.

Флора надеялась, что они прочтут записку и удовлетворят любопытство, потому что иначе все бы начали обвинять друг друга и к ее возвращению атмосфера на ферме сделалась бы совершенно невыносимой.

Однако сейчас ей было не до того. Сиф хлестнул Аспида, и тарантас полетел вперед. Когда они проезжали в ворота, Флора еле пересилила соблазн приподнять шляпку и раскланяться в обе стороны. Ей казалось, что сейчас кто-нибудь должен в добром патриархальном духе завопить: «Бог да благословит молодого сквайра!»

Глава 13

День в Лондоне прошел замечательно.

Сначала Флора отвела Эльфину в ламбетский салон месье Виоля. Женские стрижки как раз снова входили в моду, но еще не утратили обаяния свежести. Месье Виоль сам постриг Эльфине волосы, а затем уложил их в простую, небрежную и дьявольски выразительную прическу, оставлявшую открытыми мочки ушей.

Затем они отправились в салон месье Солида; он одевал Флору последние два года и не испытывал к ней того презрения, что к большей части своих клиенток. При виде Эльфины его глаза расширились. Минуту-другую он глядел на ее широкие плечи, узкую талию и длинные ноги, потом сделал в воздухе движение пальцами, будто режет ткань, и, не глядя, схватил рулон снежно-белого атласа, который вымуштрованный помощник вложил ему в руки.