Невероятная очевидность чуда
Шрифт:
Этот чел ни фига не боится и готов к любому повороту событий, а еще он стремительный, как ядовитая змея, и живучий, сука, как котяра с девятью жизнями. С его невероятной чуйкой к нему не подобраться – это без вариантов, а вот «поводить-погонять» по дому, вполне возможно, и удастся. А там уж какая-нибудь кривая да вывезет.
Вот только знать бы, куда она вывезет…
Он сместился к двери хитро устроенной кладовки, у которой имелось два входа-выхода. Ключевое слово – два.
Один из кухни, а второй из коридора, ведущего к двери черного выхода, – так было
Специально.
Павел прошел и промерил шагами весь дом, отмечая все детали и возможности этого прекрасного строения, сделав это после того, как Данич объяснил им с Евой имеющийся расклад того попадалова, в который они встряли, пусть и в приблизительном, укороченном виде.
И вот теперь дверку аккуратненько за собой прикроем, но щелочку малюсенькую оставим.
Так, «гость-2» у нас подобрался к другану своему поверженному. И что ты, интересно, будешь делать дальше, орел ты наш арабский? Или сокол? Что у них там в большей цене? А похрен, если честно, главное вон – сидит «террик» у тела товарища, замер в недоумении, пытаясь сообразить, откуда что прилетело и что дальше делать в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
Как говорится, наш вам «упс-с-с»…
Что, не свезло вам? А вот нехрен было соваться в Россию из своих жарких стран со своими злодейскими намерениями, ох не стоило. Мы же что? Мы народ не предсказуемый ни разу: его вроде бы к стенке припер, и там бы ему и концы отдать, а он тебя раз – и ломиком, да по темечку – хрясь. Или «Паркером», да в самое слабое местечко в затылке. Могем и так.
А вы охреневаете – это как это, а?
У нас же вроде бы план был, и хороший такой, дельный план, а эти русские, оказывается, такие непредсказуемые. Вон Митрич тот же, уж насколько мужик гнилой и вами до потрохов просчитанный, а он возьми да такой фортель выкини с «посылкой» вашей.
Ну вот как такое возможно? А погода наша как вам, южане? Кто же мог предположить, что в России в конце осени вдруг пойдет снег! И вы на нем как кусок дерьма на фарфоровой тарелке – видны и однозначны.
Ну как в этой стране, спрашивается, воевать?
М-да, тяжело…
Тихонько про себя зло-подбадривающе юморил Орловский, наблюдая за «гостем». Но всякое легкое бахвальство и весь сарказм в одну секунду слетели с него, когда диверсант, поднявшись с колен, развернулся и довольно быстрым шагом направился к выходу из комнаты, а в коридоре повернул в сторону лестницы.
«Ева!» – одной этой мысли о девушке хватило Павлу, чтобы, позабыв о соблюдении необходимой скрытности движения, он выскочил из кладовки и, все же стараясь не шуметь, практически побежал за арабом.
Орловский выскочил в коридор в момент, когда диверсант поставил ногу на первую ступеньку лестницы… И в эту растянувшуюся секунду произошло сразу несколько действий – араб, уловивший движение сзади себя, среагировав на все-таки произведенный Павлом в беге легкий звук,
начал поворачиваться, одновременно смещаясь в сторону, чтобы уйти с траектории возможного выстрела, а из небольшой щелки, на которую была приоткрыта дверь, ведущая в прихожую, вдруг резко, побуждая створку отлететь в сторону, выскочила чья-то рука, держащая пистолет с трубой глушителя, из которого вылетела пуля… и вторая…Движения всех этих объектов Орловский видел и четко фиксировал в сознании одновременно, словно в замедленной съемке, называемой у операторов «рапидом», при этом он, не успевая остановиться, по инерции продолжал нестись на араба, попадая прямиком на траекторию летевших пуль…
Следуя четким инструкциям, которые дал ей Павел, как только он закрыл за собой самым тщательным образом дверцу шкафа, Ева активировала телефон и набрала номер Данича.
– Слушаю, Ева Валерьевна, – отозвался подполковник на вызов после второго же гудка.
– К нам пришли ваши «гости», – отрапортовала Ева шепотом, выделив голосом слово «ваши».
– Когда? – спросил он деловым, конкретным тоном.
– Только что, сейчас они, как я понимаю, проникают в дом.
– Где вы находитесь, Ева? – впервые позабыв произнести ее отчество, отрывисто спросил Данич.
– Орловский спрятал меня в шкафу в дальней комнате на втором этаже и велел звонить вам.
– Отлично, – порадовался непонятно чему фээсбэшник.
– И что тут отличного? – не удержалась от недоуменного вопроса Ева.
– Что вы находитесь в относительной безопасности, – пояснил подполковник и отдал ей свое распоряжение: – Сидите там и не вздумайте выходить. Скоро мы со всем разберемся и вас из шкафа выпустим, – пообещал нечто непонятное Данич и прервал их разговор.
– Ну ладно, – пожав плечами, буркнула самой себе Ева шепотом.
А что, у нее имелись какие-то иные варианты, кроме как согласиться с аргументами двух весьма умных и не самых простых мужчин? Ну вот и она подумала, что вряд ли.
Съехав по задней стенке шкафа спиной, она села на пол, прижала к себе коленки, обхватила их двумя руками и собралась честно ждать того момента, когда ее обещанно выпустят.
Ага, хорошее намерение, кто бы спорил, но, посидев вот так, теперь уже в совершенно четкой и по-настоящему кромешной темноте да в полной, звенящей от напряжения тишине минуту… вторую… пятую…
Кто-нибудь когда-нибудь пробовал сидеть в шкафу в непроглядной темнотище и такой же абсолютной тишине? При этом не имея никакой возможности узнать о том, что происходит снаружи, учитывая, что там находится страшная опасность для твоей жизни, причем не только твоей, но и дорогого тебе человека? А?
На минуточку, такое даже представить жутко, мозг просто отказывается принимать подобные условия, распознавая их как пороговое состояние на грани смерти – ни хрена не вижу, ни хрена не слышу, а страшно так, что сердце разорвется. А уж находиться в этом!
Бр-р-р-р! – жуть полная, ну его на фиг, такие экстримы!
На минуте шестой подобного сидения Ева отчетливо поняла, что если она сейчас не сделает ничего, то просто тупо и незатейливо сойдет с ума! Соскочит к етишкиной кондрашке напрочь и с гарантией!