Невероятная очевидность чуда

– Просто лес хорошо знаю, и это знание – часть моей личности, – пожал плечами Орловский, – и умею примечать мелочи, которые нелесному человеку не увидеть никогда. На следующий день после приезда я пробежался по окрестностям, так, для ознакомления, в лес заглянул. Ну а когда у нас тут дела закрутились, я вспомнил, что видел, прикинул и понял, где находится «почтовый ящик».

– Ага, – поделился с Евой своим восхищением способностями Орловского Данич, – представляете, Ева Валерьевна, звонит Пал Андреич моим ребятам и так, между прочим, называет место с точностью чуть ли не до полшага, проверьте, говорит. Проверили – тютелька в тютельку, даже записку из «ящика» сняли, что адресовалась Митричу. Ты вообще, Павел Андреевич, в этом деле выступил невероятно круто.

– Да ладно, – отмахнулся, легонько скривившись от похвалы, Орловский.

– О геройстве Павла Андреевича, мы еще поговорим, – строгим тоном пообещала Ева. – Вы, Константин Андреевич, пожалуйста, продолжайте свои захватывающие и познавательные объяснения.

– Ну хорошо, о вкладе Павла Андреевича в дело о поиске и задержании террористов, как и о вашем, Ева Валерьевна, поговорим позже. А сейчас про систему «станций». Так вот, – вернулся к прерванным объяснениям Данич. – Значит, отработали бабульки-дедульки и иные граждане свои денежки за передачу, дальше подключились «почтальоны» типа Митрича, а вот эти уже отвозят «посылки» по определенным, указанным заказчиком адресам. И пошли «посылки» стекаться в одно место, к конкретным людям. Всю систему подробно описывать не стану, слишком много всяких деталей и нюансов, но в общих чертах и сильно приблизительно вот такая рабочая схема. Была. Та, на которой сидели Митрич и его кураторы, оставалась последней в Подмосковье, теперь и этот трансфер закрыт наглухо.

– Понятно, – вздохнула отчего-то огорченно Ева и, не сдерживая своего любопытства, продолжила выспрашивать: – Ну хорошо, схема была рабочей и отлаженной аж с советских времен, это понятно. Но что в случае с Митричем у них пошло не так? Что в этот раз-то не сложилось?

– А вот на этом месте мы вступаем в пространство предположений и вариативности, – не порадовал девушку конкретикой подполковник. – Потому как непосредственный участник произошедших событий, Митрич, почил не самой праведной смертью и показаний дать уже не сможет.

– А кто сможет? – допытывалась Ева. – Диверсанты эти, которых вы победили, смогут?

– Сие пока также относится к области того самого вероятного, – ответил туманно подполковник. – Правда, при первичном, легком допросе один из них кое-что все-таки нам рассказал, но давить дальше и раскручивать его мы не стали. Эти ребята прошли подготовку и накачку столь высокого уровня, что их сознание, скорее всего, напичкано закладками разного рода: от смерти при произнесении кодового слова до полной дебилизации и триггерных команд, привязанных к словам или действиям, направленным против них, да что угодно. Наши специалисты, конечно, давно научились работать даже с такими орлами и справятся, но на это понадобится время. И думаю, вы понимаете, ничего из этой информации я вам рассказать уже не смогу. Мы и так тут с вами откровенничаем на несколько серьезных подписок о неразглашении.

– А, – отмахнулась беспечно Ева от его предупреждения, – одной больше, одной меньше, какая уже разница. – И продолжила расспрашивать: – Ну хорошо, Митрич помер и где-то теперь в котлах адовых варится или трудится, но ведь предположения и версии на эту тему у вас имеются, Константин Алексеевич? Что у них «сломалось» в схеме, раз они сюда подобного уровня террористов заслали для разборок с каким-то мелким ростовщиком? Да и мы с Павлом Андреевичем отчего-то вызвали их столь горячий интерес?

– Ну, давайте по порядку, – выдохнул устало Данич.

– Давайте по порядку, – кивнув, согласилась с его предложением Ева.

– Среди картотеки, записей и бумаг Митрича мы нашли что-то вроде дневника. Это даже не дневник как таковой, а изложение некоторых своих мыслей и размышлений одной-двумя фразами, не более, но он фиксировал их по датам с привязкой к конкретным «рабочим» ситуациям, к которым он давал комментарии. Всю свою картотеку, все документы и бумаги Митрич держал в идеальном порядке, сортируя по датам, клиентам, залогам, как и по «посылкам» на его участке «почты», и подписывая: кто, когда, откуда, куда и так далее. Весьма спорное, скажем прямо, пристрастие к порядку и учету при того рода деятельности, которую вел Митрич. Если бы кто-то из криминальных деятелей узнал о таком вот способе сохранения информации, уверен, что Митрич почил бы гораздо раньше и вряд ли своей смертью. Так вот, было в его размышлениях несколько записей о том, что он всячески сторонился работать с восточными людьми после начала СВО, а уж после громких терактов так и вовсе поставил в известность своих кураторов, что с «таджиками и прочими арабами» работать не станет.

– Ага, – хмыкнул Орловский, – почуяла, значит, попа крутые неприятности от подобного рода ребятишек.

– Почуяла, почуяла, – усмехнулся подполковник. – Но опять-таки из его записей становится понятно, что эту свою пропозицию он вышестоящему начальству озвучил и что это самое начальство ответило ему решительным указанием на то, что раз уж он подписался под это дело, то будет исполнять все, что ему скажут, и подкрепило свое высказывание увесистым пинком и легкой формой угрозы.

– Как известно, наивность лечится болью, – усмехнулась печально Ева, – а в случае Митрича и крайней ее формой: мучительной смертью.

– И все-таки даже в этот момент он мог «соскочить» со своего «почтальонства», – продолжил рассказывать Данич. – У него обнаружили рак желудка в третьей стадии, и его лечение было длительным и тяжелым. А после того, как Митрич более-менее пришел в себя, победив болезнь, выяснилось, что его «станцию» перенесли в другое место и нашли нового «почтальона». Но «начальство» спросило старика: «Ну что, Митрич, отправишься на пенсию, вроде как заслужил спокойную, обеспеченную и уважаемую старость, или послужишь еще?»

– И он решил «послужить», ибо, как известно, «деньги ведут к соблазну, а большие деньги…» – процитировал чье-то высказывание Орловский.

– Понять логику другого человека сложно, – поддержал его мысль Данич, – а понять, чем руководствовался подобного рода человек, это уже вопрос к психиатрам. И да, он согласился «еще поработать», на сей раз уже не выдвигая своим кураторам пожелания о национальном предпочтении клиентов.

– И вы все это нашли в его записях? – подивилась Ева.

– Что-то в дневниковых записях, что-то в деловых заметках о тех клиентах, адресах и заказах, которые он исполнял. Понятно, что нам еще разгребать и разгребать все его бумаги, и не столько нам, сколько следователям СК, но по тем датам, в которые он попадает в круг интересов нашей деятельности, мы многое смогли уже установить. Например, то, что куратор Митрича, тот, который «не справился с управлением» и взорвался на трассе, начал тесное сотрудничество с диверсионными организациями наших противников и через его «станции» несколько раз проходили посылки для украинских получателей. Таким вот образом.

– Ладно, это понятно, – выстраивала последовательность объяснений подполковника Ева. – И все же что не так-то у них пошло в этот раз? – эмоционально-форсированно потребовала объяснений она. – Если все у них тут шоколадно себе работало: «посылки» приходили, рыбачки, как я понимаю, вовремя за ними приезжали. Отличное же прикрытие – рыбалка, известное рыбное хозяйство на озерах. Приехали, оставили посылку или забрали, и вперед.

– Правильно понимаете, Ева Валерьевна, – похвалил ее за сообразительность Данич, – именно так и происходило: прикрытие шикарное. Поэтому тут столько лет и работала эта «станция».

– Ну вот, – нервничала Ева, – все, как говорится, «на мази», и что его переклинило-то прятать в речке посылку в этот раз?

– А вот здесь сработал очередной фактор, который не учли руководители этой операции, – напустив интриги-тумана, сообщил подполковник.

– Третий, как я понимаю? – посчитала Ева.

– Нет, – покрутил головой, отрицая, Константин Алексеевич. – Данный фактор – самый главный, с которого все и пошло вразнос в этой диверсионной истории. Вообще, – вздохнув, Данич сделал отступление в своих объяснениях, – знаете, у меня порой возникает ощущение, что в этой конкретной истории нас буквально ведет и помогает… не знаю, нечто свыше, что ли. Чудо какое-то, вот не иначе, как бы пафосно это ни звучало. Просто за всю свою службу мне не приходилось сталкиваться с таким редким везением и удивительно удачным стечением обстоятельств, возникавших практически на каждом этапе расследования и предотвращения этого теракта, порой реально больше похожих на чудо. Но это так, ремарка в сторону, что называется, – объяснил свое отступление от изложения фактов Константин Алексеевич. – Итак. Продолжим. По результатам предварительного пока следствия мы уже выяснили, что в подготовке к этой диверсии были задействованы самые серьезные силы, а разрабатывали ее разведки нескольких стран. Установлено также, что на момент смерти Митрича операция уже перешла в стадию конечной подготовки, отладки и окончательной стыковки деталей, участников и всех задействованных механизмов. Нам также удалось узнать, что были запущены параллельные, отвлекающие и оттягивавшие на себя службы антитеррора акции и якобы подготовки к другим крупным провокациям, по которым приходилось работать нашим специалистам. Да, многие «посылки» для этой операции пришли по назначению, и практически уже все было готово к ее проведению. Но главная составляющая, даже скорее основная составляющая, проходила здесь, по маршруту Калиновки через Митрича, и именно потому, что, как удалось установить по предварительным следственным мероприятиям, «посылка» эта задержалась, добираясь до России сложными, окружными, долгими путями, им пришлось так спешить с ее передачей и воспользоваться самым коротким путем, через сеть «станций», находящихся в управлении кураторов Митрича.