Невеста Короля Воронов
Шрифт:
Лукреция недовольно завозилась в ветвях; когда опасность отступила, накатилась ревность. Сверху ей показалось, что Бражник слишком уж красиво улыбается Королеве — а та слишком стесняется, пряча глаза от его невидящего взгляда.
«Замужем за Королем, — с горечью подумала Лукреция, — и флиртует с другим! Какова плутовка! Как она смеет украдкой рассматривать Бражника?! Как она смеет улыбаться ему так сладко, словно хочет очаровать?! Как смеет она касаться его — это чужой мужчина! О-о-о, Королю очень не понравится, если он узнает, что его Королева проводит время с другим! Королю это о-о-очень не понравится! Всем известно, что он ревнив.
Но Королева и не думала кокетничать с Бражником. Когда ее Доорн закончил работу и испарился, Бражник снова накрыл своего коня покрывалом из живых мотыльков, скрывая того от посторонних глаз.
— Я могу попросить вас об одной вещи? — спросил Бражник, когда Королева поднялась с колен и отряхнула свое платье. — Не говорите никому, что я… ранен. Вообще никому не говорите, что видели меня. Эта весть не придаст Королю уверенности в завтрашнем дне, а он должен быть сильным.
На лице подслушивающей Лукреции расцвела поистине адская усмешка.
«О да-а-а, — подумала она с наслаждением. — Секретики! Секретики от Короля! Он так не любит, когда от него что-то срывают, и так не любит, когда ему лгут!»
Королева пожала плечами.
— Мне не хочется скрывать от Короля что-либо вообще, — ответила она, но Бражник упрямо тряхнул головой:
— Никто не должен знать, что в замке есть Двуглавый — и что я слишком слаб. Не только у Короля есть слуги — есть и такие, кто был бы не прочь поклониться Двуглавому. Нельзя допустить, чтоб они подняли головы; нельзя подарить им даже тени надежды. Поэтому молчите, молчите, пока я не поправлюсь!
— Я обещаю вам это.
«Да ты сама, своими руками отдаешь Короля мне, глупая Ворона! — Лукреция так и покатилась со смеху, зажимая рот ладонями. — Королеве нельзя обещать такие вещи чужим мужчинам! О-о-о, как это не понравится Королю!»
— И еще: нужен кто-то, кто заменит меня. Кто-то, кто будет создавать видимость, что я охраняю замок. Это важно.
Королева задумчиво склонила голову.
— Я подумаю над этим, — ответила она, и Лукреция, зловеще клекоча, всплеснула крыльями и сорвалась с ветвей дерева.
Глава 14. Начало интриги
Бьянка думала, что сходит с ума.
Страшные голоса в ее голове кричали, орали, хохотали так, что мир вокруг нее грохотал. Она защитилась, она сумела вырваться, спастись, она отвоевала свою жизнь — но отчего же ей так страшно и жутко тогда?!
«Что происходит?! Что со мной происходит?!»
Израненная, в изорванном платье, босая — потеряла где-то туфельки, — Бьянка ворвалась в свою спальню и с грохотом захлопнула дверь, навалилась на нее всем телом, словно за нею гналось чудовище, и она всеми силами теперь старается не подпустить его к себе.
«Я ведь всего лишь защищала свою жизнь! Я права! Король не осудит меня, даже если узнает… Белый Доорн напал на меня сам, я ничего дурного не делала! Я вовсе не хотела убивать его! Я не могу никого убить, это же я — Бьянка! Придворная дама, а не воин и не убийца! Я не могла знать таких заклятий, меня им никто не учил», — уговаривала себя Бьянка, прислушиваясь к гнетущей тишине за дверями. Ей казалось, что кто-то там ходит и шепчет что-то зловещим голосом. Кто это — Белый Доорн, израненный ее перьям, нашел ее и пришел отомстить? Или кто-то иной, еще боле страшный,
наложивший на нее заклятья и теперь смеющийся над попавшей в ловушку незадачливой, глупой Белой Вороной?Чувство случившейся с нею беды оглушило, ослепило девушку, и, как бы она не сопротивлялась, навалилось на нее, ломая ее волю к сопротивлению, заглушая ее мысли, стирая слабый голос разума, твердящий, что она не могла не обезуметь, не превратиться в чудовище, которое страшным голосом выкрикивало грязные ругательства.
Бьянка, захлебываясь от захлестывающего все ее существо ужаса, холодного, как вода в затхлом старом колодце, напрягла слух вслушиваясь, все еще надеясь, что это действительно не ее мысли, а голос неведомого злодея, и бессвязные угрозы начали складываться в понятные и различимые слова.
— Не надейся даже, что Король тебя пожалеет, — рокотал жуткий голос, гадко посмеиваясь — так, что Бьянка вскрикивала от ужаса, вся дрожа и беспомощно оглядываясь по сторонам, стараясь в темноте разглядеть врага, прячущегося от ее глаз. — Даже не надейся! Король брезглив; он не любит сумасшедших. Даже и не надейся, что он подпустит тебя к себе, если узнает… что ты свихнулась, красотка!
Перепуганной, трясущейся Бьянке показалось, что жарко и злобно шепчущая тьма сгустилась, в темноте из черного дыма соткалось черное лицо, злобное и отвратительное. Оно приблизилось к перепуганной Бьянке настолько, что та почувствовала легкое, но горячее, как суховей, прикосновение, словно чудовище лизнуло ее в щеку, с наслаждением подбирая сухим языком капли холодного пота, катящиеся по белоснежной коже красавицы.
Девушка вскрикнула и крепко зажмурилась, стараясь не видеть зловещей мглы, в которой ее воображение рисовало страшные лица, склоняющиеся над ней.
— Никого здесь нет, — твердо произнесла она, стараясь придать себе храбрый и решительный вид. — Никого!
— Конечно, никого, — хихикнуло чудовище. — Только ты. Только голос, который звучит в твоей голове. Только твои руки, которые ранили Королевского Доорна. Только твое злое сердце, которое велел тебе кричать угрозы и хохотать, как ведьма на костре. Может, поспоришь?
— Замолчи, — закричала Бьянка отчаянно, зажимая уши руками. Ноги ее больше не держали, она без сил опустилась на пол, не удерживая больше двери, потому что это было бесполезно. Монстр таился не снаружи — он был внутри нее, в ее теле, в ее душе. — Ты это не я!
— Попробуй заставить меня замолчать, Белая из Рода Воронов, — торжествуя, нашептывало чудовище, издеваясь. — Попробуй отречься от того, что делают твои руки! Это все ты, твои мерзкие желания. Ты так хотела, ты, а кто-то другой! Разве не ты хотела убить Королеву, стравив ее с Бражником? Ты! Хватит ли у тебя смелости признаться себе самой в том, что ты мерзкая, мерзкая, мерзкая!
Бьянка снова закричала и залилась слезами. Голос в голове издевался над нею, Бьянка чувствовала, что чудовищу это нравится — унижать и мучить ее, ломать, заставлять ее делать что-то совсем уж плохое.
— Я — это ты, — вкрадчиво шептало чудовище, — ты от меня не отречешься, не отделишься, не избавишься! Смотри — я повелеваю твоим телом. Я заставляю его двигать ногой — оно движет. А заставлю усесться, пошире расставив ноги — и оно усядется.
Бьянка даже заверещала от стыда и кошмара, когда ее собственное тело расселось на полу, ее собственные руки задрали изожженую сетью Бражника белую шелковую юбку и жадно цапнули ее между ног.