Невеста Короля Воронов

От движений его пальцев девушка, прижатая к стене, чуть слышно постанывала, сжав зубы, и его попытки заговорить с ней были своеобразной пыткой. Она дрожала, почти не слыша его слов, не понимая их значения. Была б ее воля — она бы билась и каталась по этой стене в изнеможении, объятая жаром желания, но вместо этого — почти полная вынужденная неподвижность, и его безжалостные руки, терзающие ее.

— Отвечай, — безжалостно велел Влад. Его пальцы сталь двигаться быстрее и легче, чуть задевая возбужденную плоть, и девушка, не вынеся, почти выкрикнула, нетерпеливо вертясь, стараясь вывернуться из-под его ласки:

— Да, да, да!

— Стой смирно, — его пальцы коварно и внезапно проникли в ее лоно, одним толчком, глубоко, и девушка ахнула, распластавшись по стене, прижавшись к ней и зажмурившись изо всех сил, млея. — Выгни спинку, как было до того. Вот так. И ножки шире. Мне нравится, как ты выглядишь сзади. Такая красивая. Аппетитная.

Его пальцы проникли в нее еще глубже, толкаясь внутри ее тела, а другой рукой он снова поймал возбужденную до жжения точку и снова принялся поглаживать ее, вслушиваясь в дыхание девушки, которое было почти стоном, почти срывалось на крик.

— От того, что я сейчас с тобой делаю, — все так же неспешно продолжал он, все жестче двигая пальцами в ее теле и все тоньше, все острее касаясь ее спереди — так, что она, не вынеся, взвыла. Ее ноги подогнулись, она присела, вильнула задом, стараясь освободиться, но место этого лишь сильнее насадилась на его руку, и вынуждена была снова встать ровно, на самые кончики розовых пальчиков, чтоб поднять повыше попочку и чуть ослабить жесткие толчки внутри себя, чтобы это было не так невыносимо. — От этого дети не родятся. Это, несомненно, мне приятно, это меня возбуждает — да, сильно возбуждает, — он погладил ее спереди так, что колени ее напряженных ножек затряслись, девушка зашлась в жалобных стонах. — Но не так, как тебя. Это, — Влад на миг вынул из ее мокрого лона свои пальцы, но лишь затем, чтобы затем ввести три, а не два, жестко и крепко трахая ими девушку, выбить вопли из ее напряженного горла, поглаживая ее изнутри, касаясь бархатистого чувствительного донышка. — Это я делаю для тебя. Как ты думаешь, почему?

Анна замолчала, поскуливая. По ее напряженной спине катился мелкими горошинками пот, и Влад приник к ее плечу долгим поцелуем, языком слизнул влагу, добавляя острых ощущений к тому, что происходит.

— Почему? — чуть настойчивее произнес Влад, навалившись на девушку всем телом, прижавшись и вслушиваясь в ее дрожь. Его рука снова заставила ее скулить, первые мягкие спазмы уже били ее тело.

— Не знаю, — задыхаясь, прошептала она. — Я не знаю!

Ее голос сорвался в крик. Она уже совершенно откровенно насаживалась на его руку, не в силах сопротивляться нарастающему удовольствию, и его поцелую сопротивляться тоже не стала. Ее губы были горячими и раскрытыми, она беспомощно постанывала, и когда он овладел ее ртом, попыталась ответить на его поцелуй, коснувшись языком его языка. Но его ласки, жесткие и властные, лишили ее всяких сил, и она просто позволила ему делать с нею все, что ему вздумается, ласкать ее так, как он хочет.

— Я подскажу тебе, — произнес Влад, продолжая свою пытку. Его рука покинула ее мокрое лоно, он отстранился от девушки, развернул к себе ее бедра, приподнял повыше попочку, заставив девушку снова подняться на цыпочки, и коснулся возбужденным членом ее мокрой промежности.

Она постанывала, бессильно уронив голову. От напряжения ее бедра заметно дрожали, но она послушно стояла так, как Влад ее принудил, и теперь в ее покорности было кое-что еще.

Желание.

Вытягиваясь в струнку, она все же двигалась, осторожно, чуть заметно, стараясь насадиться на его член, чуть надавить на него мокрой дырочкой, чтобы он с небольшим усилием скользнул вовнутрь ее жаждущего лона. Чтобы стало горячо и сладко, чтобы тело наполнилось — да, она желала чувства наполненности, которое дарила ей любовь с Королем, — и чтобы она точно могла ощутить, что принадлежит ему. Вот что Анна скрывала за кажущейся холодностью, за спокойствием лба, за неподвижностью губ. Принадлежать ему для нее сладко; от этого истома овладевает ею, и она уже не может притворяться, чувствуя, как головка члена толкается между припухших губ, в чувствительную после грубых ласк дырочку. Она хочет его; она обмирает от мысли, что он может передумать и уйти — глупое дитя! Разве это вообще возможно?!

— Я хочу, — интимно произнес Влад, прижавшись к девушке и направляя свой член меж ее покорно разведенных ног, наслаждаясь ее живой, настоящей податливостью, — чтобы ты хотела меня. Хочу, чтобы тебе было со мной хорошо. Я хочу знать это, знать наверняка. Чувствовать в твоем теле, в твоих движениях. Я хочу, чтоб ты была такая, как тогда, когда напилась магии. Я солгал; мне не все равно. Я хотел тогда, чтоб это была ты. Не магия — ты. Чтобы ты любила меня.

От его проникновения внутрь себя девушка вскрикнула, подалась назад, когда Влад обхватил ее за бедра и потянул на себя, проникая в горячую влажную узкую плоть.

— Веришь мне теперь?

Точки его напряженного члена в ее теле были сильнее ласк его пальцев. Казалось, что мужчина долго сдерживал свою страсть и теперь просто не может больше терпеть.

— Веришь?

Девушка не могла ответить.

Упираясь ладонями в горячую стену, она толкалась неистово и жарко, двигалась навстречу толчкам Влада, и уже не скрывала своей жадности и возбуждения.

— Веришь?!

Он ухватил ее за бедра жестко, до боли, вжал в стену, навалившись всем телом, и толкнулся так неистово, так жестко и сильно, что она закричала, извиваясь в его руках.

— Скажи, что ты веришь мне! Скажи, негодяйка! Сколько можно мучить меня?! Сколько!?

Девушка извивалась и корчилась под его напором, отчаянно цепляясь за стены, за его руки, жестко стискивающие ее бедра, и Влад, словно обезумев, сорвавшись в поглощающую его страсть, двигался все сильнее, все быстрее и резче, до тех пор, пока она не выдохнула грубым рычащим голосом и не забилась, отмечая стоном каждое его проникновение. Словно ликуя и считая каждый миг оргазма, сжигающего всякую неловкую стыдливость.

— Ты веришь мне?

Он держал ее на весу, прижав к теплой стене, ее ножки — ослабевшие, безвольно висящие, — едва касались пола, а его член все еще двигался в ее пылающем лоне, хотя она чувствовала — все, Король тоже кончил. Его плоть ослабевает, и последние движения — это лишь попытка продлить волшебное ощущение, подольше оставаться слитым с нею воедино.

Но он, сжимая ее, зарываясь лицом в ее волосы, задыхаясь после дикой гонки, все продолжал твердить, как заклинание:

— Ты веришь мне? Веришь?

— Да, — еле ворочая языком, ответила она. Закинув руку за спину, она коснулась плеча Влада, его шеи, волос, зарывшись пальцами в черные пряди, и он дрогнул от ее слабой ласки.

Простила…

Глава 16. Король и Двуглавый

Если бы Лукреция не была так одержима Королем, она бы заметила, что он влюблен. Она бы заметила, что его взгляд, его улыбки, все его существо обращено к одной только женщине — к Королеве, — все его слова и тайные знаки были предназначались только ей.

К Королю направлялся посол от Коршунов; в любой другой день это заставило б Короля озаботиться, тень тревоги легла бы на его чело, но только не сейчас. От советника, принесшего эту весь, Король просто отмахнулся, и лично подобрал шлейф Королевы, помогая ей взойти на трон.

Лукреция же Королевы не видела.

Она видела только Короля — довольного, счастливого, улыбающегося, отпускающего шутки. В это утро он показался ей прекраснее, чем обычно; ее сердце корчилось и ныло, сгорая в бушующем пламени страсти, которое разгорелось сильнее прежнего. В воображении своем Лукреция уже избавилась от основной соперницы — Бьянки, — а Королеву она просто не брала в расчет. И вот, уже почти считая Короля своим, она не могла подойти к нему, не могла коснуться его, не смела заговорить. Еще больше разогревал ее страдания тот факт, что Король совершенно не обращал на нее внимания. Не смотрел в ее сторону, даже не пытался отыскать глазами в толпе придворных. Он словно позабыл о ее существовании; так уже бывало — после особо бурных ночей с Бьянкой, но сейчас Лукреция, рассматривая зал, не находила светлой фигуры сестры. Она оглядывалась в сотый раз и вздыхала с некоторым облегчением, каждый раз говоря себе, что отныне Белая из Рода Воронов ей больше не соперница. Но взгляд ее возвращался к Королю, и приходила тупая боль, нудное беспокойство. Лукреция хотела растолкать всех, броситься к трону, к ногам Короля и замереть, обнимая его колени, просто прижаться и наслаждаться тем, что прикасается к нему…