Невеста

Пожалуй, я была не слишком желанным кадром для сутенеров из–за своей самостоятельности и плохо скрываемых собственных целей. В моей практике, правда, отечественные сутенеры были достаточно равнодушны к судьбе проституток, что было, в общем–то, неплохо и давало нам известную свободу. Пока что ни один из наших хозяев не подкарауливал девушек, решивших переменить жизнь и профессию, не избивал и не вредил им другими способами, но сейчас рассказы Алены посеяли во мне нехорошие сомнения. Даром, что я была не из их мест родом, все равно я уже стала частью их бизнеса, и на меня распространялось их отношение к своим землячкам. Хуже того, именно то, что я не имела отношения к их родине, делало меня вдвойне уязвимой.

Я как раз собрала чемодан и спортивную сумку, поместив в них все мои пожитки, когда со смены вернулась Оксана. Наша внезапная близость с ней на вызове у американца как–то отошла у меня на задний план из–за последних событий, но выяснилось, что украинка и не думала ничего забывать.

— Маленькая моя, — ее поцелуй застыл на моих губах вместе с привкусом помады, алкоголя и сигарет, — я скучала за тобой, где ты пропадала?

— Надо говорить «скучала по тебе», — поправила я типично украинскую ошибку, как часто это делала раньше.

— Ай миссд ю, — нашлась Оксана и снова обняла меня.

— Для меня уже нет в квартире места, — сказала я, отодвигая ее. — Пожалуй, самое время сматываться.

— Как, насовсем?

— Не знаю, — признаться, у меня еще не было никакого плана, но даже если бы и был, я вряд ли стала бы делиться с Оксаной, чья лояльность казанским была проверена полутора годами работы на них.

— Тогда я с тобой, — вдруг решительно заявила Оксана, — только вещи соберу.

— Да ты сдурела! — испугалась я не на шутку. — Малолетка сейчас тревогу поднимет. Ты пьяная совсем, и сейчас остальные припрутся, вот им потеха будет.

— Осточертели мне они все, — Оксана понизила голос до шепота, — хуже горькой редьки. Но рано девки не заявятся — я знаю. Они после работы таблетками закинулись и на дискотеку рванули до самого утра.

— Так утро уже скоро.

— Мне собраться — пять минут, не веришь?

— И куда мы пойдем, горе мое?

Наше перешептывание в коридоре грозило затянуться, и мы то и дело оглядывались на дверь, за которой спала Алена. Или делала вид, что спит.

— А у меня есть один телефончик, — прошептала Оксана, — нас примут с дорогой душой.

— Где это?

— Это одна тетечка держит элитный салон. Под фээсбэшной крышей. Бабки там посерьезнее, чем у нас, и клиентура побогаче.

— Откуда у тебя их координаты?

— На вызове дал один человек хороший. Я уже встречалась с тетушкой. Если бы тебя не ждала, так позавчера бы туда переехала.

— Ты–то модельной внешности, — продолжала сомневаться я, — на кой им Дюймовочка нужна?

— Я и о тебе говорила, и описала тебя уже, — прошептала Оксана, гладя мои волосы. — Не пропадем, малая, мы с тобой.

Вот так я дала себя уговорить. Странно, как может измениться жизнь из–за единственного разговора, ночью, шепотом, в тесном коридоре. Что было бы, уйди я минут на десять раньше, до возвращения украинки с работы? Этого мне узнать не дано никогда. Ну, и ладно.

Факт: мы покинули постылое жилище никем не остановленные, две молодые девчонки, еле волокущие туго набитые чемоданы и сумки. Чтобы выйти на улицу и ловить такси, нам следовало повернуть от подъезда налево, но я помотала головой и свернула направо. Оксана чуть не свалилась на месте, когда я остановилась у освещенной стоянки, где приткнулись друг к другу несколько легковых машин, и нажала на кнопку дистанционного пульта. Дар речи вернулся к украинке только, когда я вывела «восьмерку» на Варшавское шоссе и спросила небрежно:

— Куда ехать–то?

*.*.*

Тетеньку звали Камиллой, и она напоминала расфуфыренную мечту малолетнего онаниста. Карие глаза с поволокой томно смотрели из–под челки иссиня-черных волос, полные губы в яркой помаде каждый раз складывались в трубочку, когда Камилла раскрывала рот, то ли разговаривая, то ли втягивая кофе. Вообще, я не встречала до этого столь явно чувственный рот. Одето на Камиллу было много дорогих интересных вещей, но при этом почему–то складывалось чувство, что она голая. Наверное, это был такой талант, не знаю, как объяснить иначе, но при виде ее впервые, я одновременно поняла, что мне она не нравится, и что у нее можно многому научиться. Ну, например, как добиться того, чтобы собеседник не мог догадаться, сколько тебе лет. Видна была только дороговизна всего: одежды, колец, серег, ожерелий, белья, обуви, духов, которые обволакивали Камиллу осязаемым облаком. Она двигалась, как в ритуальном танце соблазнения, вся яркая, сочная, ароматная, сладкая. Невозможно было представить, чтобы кто–нибудь обратился к ней с обычными словами, ну там: «Камилла, разогрей котлеты и борщ!»

Минут через десять нашего общения, я заметила, какими глазами на «тетеньку» пялится Оксана, и вдруг ощутила… укол ревности. Неужели такое возможно со мной, подумала я, и безжалостно задавила гаденыша, колющего под горлом. Это будет даже хорошо, если Оксана переключится, решила я окончательно, но не испытала облегчения. Было видно, что у Камиллы и Оксаны уже успела образоваться какая–то доверительность отношений, отчего я чувствовала себя не в своей тарелке. Впрочем, я старательно улыбалась, несколько раз щегольнула эрудицией, вспомнив какую–то аналогию из Чехова и процитировав четверостишие Ахматовой. К концу разговора Камилла смотрела на меня куда как благосклоннее, чем в начале.

— Я, знаете ли, хотела работать в таком месте, где буду не проституткой на конвейере, а гейшей, которая способна поддержать любое общение, — заявила я под конец. — Мне нравится разнообразие, и я люблю разговаривать с клиентами даже в самом процессе.

— Оксана, твоя подруга восхитительна, — сказала Камилла мурлычущим голосом. — Ей недостает стиля, но над этим мы поработаем.

Это значило, что у самой Оксаны стиль был, и ей работать было уже не над чем. Я вгляделась в смазливое личико украинки с большими глазами и вздернутым носиком — по-моему, стиля ей как раз недоставало, но спорить я с Камиллой не стала, а расслабилась, потому что здорово устала. Нас провели в отдельную квартиру, которая примыкала к собственно салону, и там я, наконец, добрела до кровати и заснула, будто провалилась в темный омут.

Так началась моя работа в салоне, который представлял собой ничто иное, как публичный дом, камерный, в меру шикарный, с евроремонтом и японской аппаратурой, но я видывала к тому времени и более крутой дизайн, и самую навороченную мебель, и всякую бытовую технику, а поэтому не слишком–то восторгалась.

Кроме нас с Оксаной, здесь работало еще пятеро девушек, причем одна из них была москвичкой, а остальные делили с нами квартиру, в которой не было, конечно же, никакого евроремонта и вообще не было ничего лишнего, но сама по себе она была большая и удобная, поскольку в ней располагались две ванные комнаты, и у нас не возникало особой толчеи по утрам.

Что касается клиентов, то здесь, пожалуй, Оксана погорячилась, сказав, что в салон будет заходить исключительно элитная публика. Да, на вызове двери мог открыть полуголый небритый мужик с воблой в руке, а сюда приходили одетые люди. Но на этом, кажется, все различия и заканчивались. Бывало, и нередко, что к нам заваливалась компания бизнесменов в малиновых пиджаках, или сибирских нефтяников, едва ли не в унтах, но счесть эту публику элитой можно было разве что по пьяни или обкурке. Эти люди, впрочем, сами были о себе чрезвычайно высокого мнения, но я давно уже знала, что достоинство людей измеряется не самолюбованием, а другими вещами. Меня мало волновала всяческая элитарность, подлинная или надуманная, зато мне было интересно общаться и находить новые стороны в людях, перенимать их знания, суждения, их уникальный жизненный опыт.