Невеста

Оказалось, что Камилла без труда разбиралась в мужчинах, ее определения были всегда точны и остроумны. Ее даром было находить слова-ключики к любым типам и характерам, и я временами диву давалась, как она, едва переговорив с клиентом, предупреждала девушку, которая шла с ним работать, что это неврастеник со склонностью к садизму, хотя человек производил самое благоприятное впечатление. Или она успокаивала проститутку, которая не хотела уединяться с грубым и пьяным типом, заверяя, что это на самом деле безобидный, добрый человек, который просто немного закомплексован. Камилла почти никогда не ошибалась, и я просто жаждала развить в себе подобный дар, надеясь, что у меня есть к тому задатки.

В салоне все девушки представлялись не своими собственными именами, а псевдонимами. Я стала Сильвией, а Оксана выбрала имя Роксана, созвучное ее собственному. Она даже из–за этого купила компакт-диск Стинга с одноименной песней, и стала слушать хорошую музыку, а не тупой транс, что водилось за ней раньше. Я не особенно интересовалась подлинными именами остальных проституток, работавших тогда с нами, поэтому здесь вы тоже найдете только их псевдонимы.

Виолетта

Азиатская кровь явно проступала в ее немного резких и хищных чертах. Она приехала откуда–то из Ферганы, и в жизни ее было много насилия и унижения. Характер у Виолетты был бесповоротно испорчен ее прошлым, но я и до этого и после видела людей, которые все–таки справлялись со своими проблемами, и не переставали быть людьми.

Виолетта же относилась к большинству: на зло она отвечала злом, только ее ответ не мог быть обращен к тем, кто причинил страдания ей, и она вымещала свою ненависть на ни в чем не повинных людях. Она ненавидела всех мужчин, каждый ее заход в комнату с клиентом был актом возмездия, и я диву давалась, что у нее есть немало постоянных посетителей, которые к ней возвращались.

Однажды, когда мы с ней вдвоем сидели в салоне (остальные работали в комнатах), Виолетта нашарила бумажник в кармане пьяного клиента, который уснул, ожидая своего друга, и вытащила оттуда пачку какой–то валюты. Отстегнув несколько купюр, она с победным видом засунула бумажник обратно во внутренний карман и, взглянув на меня, вручила мне две сотенные бумажки. Это оказались дойчемарки, но хоть бы это были и британские фунты, я никогда не взяла бы так нагло то, что мне не принадлежит. Впервые в жизни я оказалась в таком сложном положении: с одной стороны, было противно становиться соучастницей воровства, с другой же — доносить на такую же, как я девчонку было не в моих правилах.

Вскоре друг обворованного вышел из комнаты, где он провел около часа, и разбудил спящего. Они еще выпили приготовленный Виолеттой кофе, поболтали и ушли, причем коварная воровка строила глазки, якобы изнемогая от желания уединиться со своей жертвой. Но человек, которого она обокрала, не поддался ее чарам, сказав, что не изменяет жене. Когда они покинули салон, я уже приняла решение и, дождавшись, пока мы закроемся, подошла к Камилле, которая считала вечернюю выручку.

— Есть разговор, — сказала я, выкладывая из сумочки двести марок на столик перед Камиллой.

— Я слушаю, Сильвия, — отозвалась Камилла, досчитав пачку купюр и делая запись в маленьком блокноте.

И я рассказала все, что произошло, не испытывая никаких угрызений. Камилла слушала с непроницаемым видом, потом сказала:

— Не надо было давать ей вынимать деньги. Теперь, если они вернутся, мы будем все отрицать, понимаешь?

Я понимала.

— Она давно меня раздражала, — добавила Камилла. — Но у нее есть постоянные клиенты, и ты сама тоже немного виновата. Я выгоню ее в том случае, если ты займешь ее место.

— То есть…

— Будешь садисткой, милая, — закончила за меня Виолетта. — Думаю, ты справишься.

— Но я уже юная пионерка, студентка, лесбиянка, — перечислила я свои роли в борделе. — Не чересчур ли это?

— Для тебя — в самый раз, — усмехнулась Камилла. — Ты ведь уже понимаешь, что мы все актрисы в театре, и новая роль пойдет тебе только на пользу. Кто говорил мне, что любит разнообразие?

К тому времени я уже обзавелась беленькой рубашкой и синей пионерской юбочкой, чтобы удовлетворять прихоти педофилов. Красный галстук и белые гольфики, которые оставались на мне в конце спектаклей, возбуждали любителей нимфеток настолько, что я уже полностью освоилась в этой роли. Но теперь мне предстояло играть нечто новое, не менее порочное, и к моему гардеробу добавился кожаный комбинезон с вырезами для грудей, черная фуражка, перчатки до локтей и хлыстик. Поразительно, но и с этим имиджем я справлялась без труда, вгоняя мазохистов в такой трепет и экстаз, что Камилла, слыша восторги клиентов, загрузила меня работой больше всех остальных девчонок. При этом я умудрилась как–то сдать зимнюю сессию в академии, и была вполне довольна собой.

Что же касается Виолетты, то я случайно встретила ее через пару лет в одном из московских клубов, она была явно под дозой, как и большинство народу в том месте, и не узнала меня. Или не захотела узнавать.

Изабелла

Была беженкой из Туркменистана. Вроде бы там не было никаких военных действий, но русские, чувствуя враждебное отношение к себе, уезжали оттуда, если только могли это себе позволить. Семья Изабеллы переехала в какую–то российскую глубинку, где не было больших проблем с жильем. Видя, что ее близкие находятся в полунищем состоянии, и жалеют каждую копейку, которая доставалась тяжелым трудом, восемнадцатилетняя девушка решила отправиться за счастьем в столицу. Естественно, мысль о панели пугала ее поначалу, как и всех нас, но она все–таки решила начать, и выбрала для этого Тверскую. Точнее, это Тверская в лице каких–то сутенеров обратила внимание на хорошенькую девушку и предложила ей стать проституткой.

Работа нашего заведения заканчивалась обычно в районе двух часов ночи, и я нередко, чтобы избавиться от надоевших лиц, выходила на улицу, шла к платной стоянке, где под охраной ждала моя любимая машинка, и ехала по ночной Москве. Нередко я проезжала по Тверской улице, наблюдая за мерзнущими уличными феями из прогретого салона своей любимицы. Временами я даже останавливала «восьмерку» у тротуара Тверской, покупала какой–нибудь сэндвич или мороженое, а потом сидела на пассажирском сидении и не спеша, ела, запивая сухую пищу соком из пакета или кофе из бумажного стаканчика. В такие минуты моим глазам открывались картины работы уличных девушек, среди которых попадались совершенно разные, от потасканных страшненьких бабенок до малолетних дурочек, от писаных красавиц в модной одежде до ущербных бродяжек без передних зубов.

Я никогда не стояла на улице, но сам этот бизнес был мне знаком, и я понимала, что тротуар поделен между сутенерами и крышующими их ментами, отсюда и разница в подходе к делу и во внешности девушек. Чем ближе к Кремлю, тем они становились симпатичнее, хотя временами попадались исключения, и какую–нибудь потенциальную Мисс злая судьба забрасывала к Белорусскому вокзалу. Было интересно наблюдать, как за проститутками выстраиваются в очередь машины, причем какой–нибудь «шестисотый» мерс мог терпеливо ждать, уткнувшись в зад скромной «пятерки». В деле удовлетворения похоти самцы казались равны, и не имели решающего значения их деньги или социальный статус: проститутки запрыгивали как в дорогие кожаные салоны иномарок, так и в старенький отечественный транспорт, лишь бы им платили и не обижали.

Так вот, я слышала, что работа на Тверской портит девушек, и элитная проститутка уже никогда не получится из той, кто привыкла работать на потоке, не раздеваясь полностью, быстро и жадно отжимая неприхотливую клиентуру. Так говорила и Камилла, но, тем не менее, туркменская беженка Изабелла все же оказалась у нас. Возможно, это произошло из–за того, что стаж ее на Тверской не насчитывал и двух месяцев, когда один из товарищей, подрабатывавших нашей крышей, познакомился с ней и перетащил юный талант к нам.