Невезучая, или невеста для Антихриста

— Она моя, — как-то странно и хищно улыбнулся Люциевич. И вот могу сказать точно, раньше я за ним ничего подобного не замечала. — На семью Владыки Ада законы божьи не распространяются, — убрав с дороги ванильного блондина, громыхнул шеф.

Нагло растолкав вновь сползшихся на разборки снежков, он схватил меня в охапку и, взвалив себе на плечо, потащил в неизвестном направлении, не забыв при этом собственнически припечатать пятерней явно поощрявшую его рукоблудие сильно поддатую "Марфу Васильевну".

— Ага. Все-таки испугались, что останетесь без такого ценного кадра? — вякнула я, болтаясь за его спиной и разглядывая очень интересную картину фантастического зада А.Л. Люциферова в движении.

Нет, правда, было на что посмотреть. У него при каждом шаге штаны на ягодицах так заманчиво натягивались, обрисовывая рельеф мышц, что невольно захотелось быть страстной и кусаться.

— Иди к черту, Антипенко, — сердито запыхтел Люциевич.

— Так уже. А кстати, у вас рога есть?

— Какие еще рога, Антипенко?

— Есть-есть, пусть покажет, а то потом будет говорить, что ты наставила, — подначивал чертяка в моей голове все тем же нахальным бабским голосом.

— Рога покажи, Антихрист, — дурновато завыла я, и заколотила ладошками по твердой спине несущего меня незнамо куда босса.

— Ну, достала ты меня. Сама напросилась, — вдруг сердито рявкнул Люциевич, совершенно не эстетично сбросив меня на пол.

Плечи его вдруг раздались вширь, рубаха на груди безбожно затрещала, а затем и вовсе начала лопаться в нескольких местах, обнажая здоровенную мускулистую грудь, смуглый рельефный живот и сильные руки. За спиной Люциевича реяли охренительные черные крылья, а на голове действительно появились витые изогнутые рога.

— Вау… — я открыла рот и уставилась на нависшего надо мной демоняку, как последняя дура. — Дай потрогать.

— Что потрогать?

Дышать демоняка стал странно: часто, сипло и очень шумно.

— Рога-а, — вожделенно протянула к ним руки я.

Нет, ну когда еще такая возможность выпадет — рога у черта потрогать? Это ж как к мумии Тутанхамона прикоснуться. Так сказать, приобщиться к прекрасному.

— Антипенко, — низко прорычал чертобосс, возбужденно сверкая черными глазищами. — Ты вообще понимаешь, о чем просишь?

— Че, жалко, да? — обиженно надула губы я. — Жлоб.

— Антипенко, рога демона — это слишком индивидуальное и личное, — занудил теперь уже непонятно кто, потому как на прежнего человеческого босса рогатый перекачанный здоровяк был совершенно не похож.

— Жлоб и единоличник, — заныла я.

— Личное… индивидуальное… Да эрогенная зона там у демонов, — сдала с потрохами Люциевича чертобаба, и тут нам с "Марфой Васильевной" просто маниакально-навязчиво захотелось эти самые рога потрогать. Чисто из вредности. Ну типа, возбудим и не дадим.

— Значит так: или даешь трогать рога, или все расскажу твоей маме, — ультимативно заявила я.

— Что расскажешь? — как-то вкрадчиво поинтересовался демоняка, и очень подозрительно улыбнулся.

— Все-все, — несло очень нетрезвую меня. — И как ты меня машиной сбил, и про то, как ты пьяный ко мне приставал, что бутеры мои тыришь и котлеты жрешь, и что жениться на мне ванильному блондину обещал…

— Маме, значит, — плотоядно оскалился Люциевич. — Ну-ну…

— Ой, — пискнула я, когда босс, взмахнув крыльями, поднял нас вверх и прижал меня к своей сильно раздавшейся вширь груди.

— Трогай, — низко пробасил он куда-то в район моего виска и нагнул рогатую голову.

Ну что сказать? Сбылась мечта идиотки.

Рога на ощупь оказались адски возбуждающими: твердыми, теплыми и бархатистыми. И вот пока я увлеченно водила по ним пальчиками, изучая витые бороздки и выпуклости, как-то совершенно упустила момент, когда загребущие руки моего некогда вменяемого босса, забросив мои ноги себе на талию, совершенно невменяемо тоже принялись изучать выпуклости, но только на моей незабвенной "Марфе Васильевне".

— А… э-э… — офигев от подобной наглости, начала я, на что в ответ получила хрипловато-рычащее:

— Не останавливайся, детка. Ниже и нежнее.

Зря он это сказал. Руки мои, повинуясь приказу, спустились с рогов на лицо чертобосса, нежно его погладив, затем на сильно раздавшиеся вширь плечи, а потом, съехав по мощной спине, нагло сжали упругую задницу Люциевича. Не, ну чего? Ему можно, а мне нельзя?

— Р-р-ры, — прозвучало у самого моего уха.

Подняв голову, я столкнулась с горящим взглядом черных глаз, и меня буквально повело. Это как в огонь вылить ведро спирта. Жар плеснулся в груди, и мышцы внизу живота скрутило в спазме такого дикого и невыносимого желания, что я буквально захлебнулась в накрывающих меня лавиной ощущениях, хватая раскрытым ртом воздух и ошалело наблюдая за сменой настроения на лице чертобосса.

Взгляд его скользил по моим губам, а в его адской бездне горели костры похоти и плотского желания, такого откровенного, что я даже в суфлерстве чертобабы в качестве подсказки, что делать дальше, не нуждалась.

— А может, не надо? — с надеждой на обратное прошептала я.

— Надо, маленькая, надо. У нас с тобой теперь только две дороги: или в Ад, или в ЗАГС, но итог выйдет одинаковым: сегодня я буду сверху.

Губы демона мягко скользнули от моего виска к шее, а от следующего поцелуя в ямочку под ключицей я чуть не потеряла сознание.

Я потом этого гада спрошу, где он так целоваться научился, а сейчас нам срочно надо найти горизонтальную поверхность, иначе мой первый раз грозил побить все рекорды экстремальных занятий сексом. Про "В воздухе и с демоном" в книге рекордов Гиннеса еще точно не писали. И вообще, должно же мне хоть в чем-то повезти?

— А-а, ну тогда, может, лучше домой?

— Ко мне? — с животрепещущей радостью, светящейся в темных очах, уточнил демон, по-хозяйски оглаживая лапами все выступающие части моего тела и плотоядно облизывая чувственные губы.

— Тоша, только поосторожнее с "Марфой Васильевной", — глядя на них, только и смогла жалобно проблеять я.

— Я помню. Она фамильярностей не любит, — жарко шепнул в мою шею распоясавшийся демоняка и, кажется, наградил меня очередным зачетным засосом.

"Марфа Васильевна" оказалась бесстыдницей и извращенкой. Она не только любила фамильярности, но и ужасно развратно вела себя, когда лапищи Люциевича гладили и сжимали ее во время полета, всячески поощряя окончательно слетевшего с тормозов мужика.