Невидимая сторона. Стихи

А ну, подвинься,

дай и нам взглянуть!

Глаза Михо, Зураба и Рамаза

приникли к телескопу.

А потом

мы молча

стылое доели мясо,

запив его

согревшимся вином.

ПУТЬ НА ПЕРЕВАЛ

Пыльный «газик» по пыльной дороге

мчал к предгорьям.

На склоне дня

Копетдага синели отроги

и распахивались, маня.

Удлинялись закатные тени,

вырастал,

нависая,

хребет,

над которым в оцепененье

дотлевал еще

солнечный свет.

В этом свете

два грифа парили,

карауля свой ужин простой —

тот, что можно добыть без усилий,

лишь бы падалью пахло земной.

Мчался «газик».

Сужалась долина,

превращалась в ущелье она,

где единственный дом возле тына

обозначился светом окна.

А потом показалась терраска,

а за ней в темноте —

и костер.

В дымном свете его, словно в сказке,

кто-то к «газику» руку простер.

Из ночного и теплого мира

пред машиной возник человек.

Протянул он

из печи тандыра

с пылу — с жару горячий чурек.

Незнакомым проезжим в дорогу

хлеб вручив, он исчез без следа.

И помчали мы вверх, словно к богу.

Скрылись грифы.

Сияла звезда.

АБУСАИД ТУРСУНОВ

Безвестный ветеран

в безвестном кишлаке,

работал он кассиром в бане.

А мимо проезжали налегке

то на подводе, то на ишаке

со всех окрестностей дехкане.

И в путь обратный

с хрупким грузом

вновь

они тянулись и тянулись мимо.

И супил ветеран седую бровь,

осознавая тайную любовь,

что, кажется, прошла необратимо.

Он ревновал людей

к посуде той,

что за оконцем кассы проплывала, —

продукции гончарной мастерской,

где наскоро лепили день-деньской

из глины все изделия для «вала».

Пусть для шурпы, для плова, для цветов

годились те горшки, те блюда, вазы,

но разве только,

чтоб отведать плов

вы вносите изделие в свой кров?

Оно должно дарить

и радость глазу!

Однажды он восстал,

и в мастерской,

явился

величавый, словно ода,

и перебил все вещи до одной,

и даже печку развалил ногой.

А после взял коня,

запряг в подводу.

Не ищут так золотоносных жил,

как возле Фанских гор

искал он глину.

А после печь,

что песню, он сложил,

глазурь и краски

в муках сочинил,

Аллаху помолился для зачина.

Глядели, рот разинув, гончары,

как из-под рук его

рождалось чудо:

сперва

свистульки детям для игры,

а уж потом возникла, как миры

разнообразная посуда.

Горшки цветочные

и вазы для цветов

являлись из небытия на диво.

А мастер, недоступен и суров,

вертел гончарный круг без лишних слов

и только щурился счастливо.

Откуда этот дар,

он сам не знал.

Со всех краев

съезжались люди,

и каждый по дешевке покупал

то, чем музей пока пренебрегал,

о чем теперь мы пишем, как о чуде.

ПЕЙЗАЖ

В желтый узор

перелиться готовое,

таджикское красное,

таджикское лиловое…

Вдоль полей зеленых горы

словно сюзане висят,

четко вышит на которых

миндаля цветущий сад.

В небо взгляду-альпинисту

солнце не дает взойти

желтый жар его неистов

вниз уводит, на пути,

что ныряют под уклонцем

средь тюльпанов и гранат,

и опять уводит к солнцу